желтые цветы в вазе на столике Сониной кухни; синий седан; несколько селфи с Прониной перед походом в клуб «Союз» (вот что я забыла – рыжий лисий парик); коктейль с сиреневым цветочком (интересно, куда делась бутылка дорогого шампанского?); Соня, поющая в швабру в полуразрушенной квартире; стройные яблони с дачи Прониных; поля, монастыри, коровы по пути в Кашин; статьи с фотографиями Леонида Никулина; красная окровавленная куртка в грязи; догоревший камин дома Вороховых; пьяное, но веселое селфи меня с Прониной и Осой; роскошно одетая, улыбающаяся Наташа на веранде ресторана; «малиновый курьез» и загадочное лицо Антона; железная дверь тверского следственного изолятора; торт «Москва» с оставшимися в названии тремя буквами – о, с, а; танцующие в обнимку Соня и Кирилл; сонное и помятое лицо Антона на подушке; мои ноги в кроссовках на 3-й платформе вокзала; стакан дымящего чая в жестяном подстаканнике на столе в пустом купе. Последнее фото сделано пятнадцать минут назад.
Я допила оставшиеся холодные капли чая.
«Полсотни фотографий, чуть больше недели, почти двести часов – одно закрытое дело. Достойное соотношение?» – прикидывала я в уме.
За окном уже смеркалось, очертания пейзажа расплывались перед глазами, действуя раздражающе. Драматично свалившись на разобранную койку, я уткнула лицо в подушку, продолжая перебирать в голове список вещей в чемодане и сумке. Складной стол загудел, звонила Пронина.
– Уже соскучилась? – шутливо начала я разговор, приняв сидячую позу.
– Типа. Хотела рассказать о новостях сегодняшнего дня, – голос Сони был уставшим.
– Внимаю.
Вытянув ноги вдоль койки, я прислушалась к говорившей.
– Я общалась со Светланой Вороховой несколько часов назад. Она выписалась из больницы и добилась кратковременной встречи с мужем. О преступлении Николая Светлана узнала из моих уст. Изъявила желание встретиться со мной и после свидания с заключенным. Я ожидала злобы от нее, угроз и оскорблений, но как бы не так. Тань, она плакала у меня на плече… – Пронина горько выдохнула. – И на удивление быстро поверила следствию, в особенности услышав твое имя. Сказала, что муж наговорил много противоречащих слов – твердил, что не виноват, – но она слишком давно знает Николая и поняла, что тот обманывает. Призналась, что и об измене двадцать лет назад подозревала. Боялась сокрушительной потери, потому что знала, что простить не сможет. И его плохое отношение к Ире видела и не понимала, но закрывала глаза. После смерти Ветровой почуяла перемены в муже, закрылась от него, чаще стала по больницам ездить, самочувствие упало ниже плинтуса. Но сейчас ей стало легче. Все встало на место, подтвердились самые страшные опасения. Сейчас она верит, что сможет оправиться от потрясений и посвятить себя внуку. Вот как-то так…
– Да уж, Никуся, шах и мат… – пробурчала я под нос, но Соня не расслышала из-под шума колес. – Я очень надеюсь, что она еще будет счастлива. Хоть и кратко.
– Я слышала, что рассеянный склероз, по словам некоторых ученых, часто возникает на фоне внутренних переживаний, иначе говоря, нервозности и тревожности. Моя одноклассница болела тем же… Возможно, источник проблем в виде Николая, заключенный под стражу, спасет ее от мучений.
– Или добавит новых… – удрученно резюмировала я.
В трубке послышался тяжелый выдох.
– Сколько тебе еще ехать? – отвлеченно спросила Соня, сменив печальную тему.
Я и Пронина проболтали по телефону не меньше сорока минут. Не знаю, что на меня нашло, но от скуки я рассказала давно забытые истории с работы, о некоторых запоминающихся в жизни любовниках и не умолчала про тверского бармена. Соня в ответ заливалась смехом, местами злилась (когда речь заходила о несносных ухажерах и злостных преступниках) и восторгалась моей незыблемой смелостью, мечтая дорасти в Твери до подобного уровня известности.
– Я и представить не могу, что через пару лет тверичи станут обращаться за помощью ко мне напрямую.
– Почему нет? – удивилась я. – У тебя все шансы заняться частной детективной практикой. Наберешься опыта – и в путь.
– Не знаю. Мне кажется правильным протягивать руку каждому нуждающемуся, а не только обеспеченному нужной суммой денег. Потому у граждан и нет веры в полицию и прочие государственные органы. Они считают, что все прогнили, поэтому всучают деньги частникам.
– Опыт в Твери именно это и показал.
– Но это же неправда! – голос Сони дрогнул. – На службе есть верные закону люди. Я мечтаю, чтобы таких стало как можно больше, поэтому я буду тянуть лямку и дальше.
– Мне в свое время не хватило твоей силы… – задумалась я, глядя в темноту окна. – Да и форма мне совершенно не шла.
– Бросить службу из-за этого? – рассмеялась Соня. – На тебя это похоже.
– Ну а что? Мрачно и скучно.
Прошло еще около десяти минут, перед тем как я окончательно повесила трубку.
После разговора мне полегчало. Но грусть с новой силой накатила с наступлением полуночи.
«Неужто я настолько привязалась к ним? – не укладывалось в голове. – Или это вновь страх – страх возвращения в пустую и бесцветную жизнь в Тарасове? В Твери было ярко и живо, как раньше. Опасность, загадки, интересные люди… А что меня ждет дома?»
Перемалывая в голове подобные мысли, я крепко заснула. До родного города оставалось пять часов.
Солнце вовсю шпарило, когда заботливая проводница разбудила меня.
– Через пятнадцать минут Тарасов, – прошептала она на ухо и вышла из купе.
В вагоне было прохладно, хотелось нацепить побольше кофт и теплые штаны, но прогноз погоды обещал жаркий вторничный день.
«Дождалась! – ликовала я. – Да здравствуют новые босоножки и платья! Тарасов, жди!»
Я надела темные солнцезащитные очки, купленные в тверском магазинчике, и, сидя практически на чемодане в коридоре вагона, не дыша, считала минуты до остановки поезда.
Вокзал встречал затхлым запахом пота толкающихся на платформе пассажиров вперемешку с ядреным ароматом жареных крылышек из кафешки с фастфудом. Хотелось заткнуть нос и впиться зубами в хрустящую курочку. Поэтому я поспешила выйти на свежий воздух и избежать потери сознания от духоты и накатывающего животного голода.
Я быстро поймала такси и умчала домой, на уютный диван, к любимой кружке с гватемальским кофе.
«Кажется, у меня еще оставался шарик мороженого в морозилке. Завтраком не назовешь, но прекрасный аперитив перед походом в кафе», – вспомнила
