– Я не убивал Крэмптона, и вы не сможете доказать обратное. Да, вы правы, я солгал, что не был в церкви. Но это понятно. Я знал, что, если скажу правду, вы немедленно ухватитесь за меня как за главного подозреваемого. Это ведь так удобно. Вы же не хотите свалить вину на кого-то из Святого Ансельма. А я как будто специально создан, чтобы быть подозреваемым, ведь местные священники неприкосновенны. Ну так я этого не делал.
– Тогда что вы забыли в церкви? – поинтересовался Пирс. – Вы же не думаете, что мы поверим, будто вы захотели помолиться.
Стэннард не ответил. Казалось, он собирался с духом перед неизбежным объяснением или подбирал наиболее убедительные и подходящие слова. Когда он заговорил, то уставился на дальнюю стену, старательно избегая встречаться взглядом с Дэлглишем. С голосом он совладал, но вот скрыть нотку обиды в самооправдании не смог.
– Ладно, признаю, у вас есть право получить объяснение, а я со своей стороны обязан вам его предоставить. Все совершенно невинно и не имеет ничего общего со смертью Крэмптона. Но я был бы благодарен, если бы мне пообещали, что все останется между нами.
– Вы знаете, что мы вам этого обещать не можем, – сказал Дэлглиш.
– Послушайте, я же сказал, это не имеет отношения к смерти Крэмптона. Я его вчера впервые в жизни увидел. И раньше мы не встречались. Я с ним не ссорился, и у меня не было причин желать ему смерти. Я терпеть не могу насилие. Я – пацифист, и не только по политическим убеждениям.
– Доктор Стэннард, – сказал Дэлглиш, – ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Зачем вы прятались в церкви?
– Так я и пытаюсь объяснить. Кое-что искал. Документ, который обычно называется – теми немногими, кто в курсе, – папирусом святого Ансельма. Считают, что это распоряжение, якобы подписанное Понтием Пилатом, в котором капитану стражи отдается приказ вывезти распятое тело государственного смутьяна. Разу-меется, вы не можете не понимать его значимости. Этот документ передал основательнице колледжа Святого Ансельма, мисс Арбетнот, ее брат, и с тех пор он хранится у директора. История гласит, что папирус – фальшивка, но так как никому не разрешено ознакомиться с ним или подвергнуть его научному изучению, то вопрос остается открытым. Ясно, что для истинного ученого этот документ необычайно интересен.
– Например, для вас? – спросил Пирс. – Не знал, что вы специалист по довизантийским рукописям. Разве ваша сфера не социология?
– Что не мешает мне интересоваться историей церкви.
– Итак, – продолжил Пирс, – понимая, что вам вряд ли дадут посмотреть на документ, вы решили его украсть.
Взгляд, которым Стэннард одарил Пирса, сочился злобой.
– Я полагаю, – с убийственной иронией сказал он, – что юридически кража – тайное хищение чужого имущества. Как офицер полиции вы должны быть в курсе.
– Доктор Стэннард, – сказал Дэлглиш, – может, для вас грубить – обычное дело, или, может, вам это доставляет удовольствие, и вы так по-детски пытаетесь разрядить обстановку, но ваше поведение неразумно – дело касается расследования убийства. Итак, вы пошли в церковь. Почему вы решили, что папирус спрятан там?
– Мне показалось, что это подходящее место. Я перебрал книги в библиотеке, по крайней мере те, которые смог, учитывая, что там постоянно торчит отец Перегрин и, делая вид, что не обращает ни на что внимания, все подмечает. Пришла пора сменить направление поиска. Я решил, что документ могли спрятать за «Страшным судом» и вчера днем пошел в церковь. По воскресеньям после обеда жизнь в колледже всегда замирает.
– Как вы туда попали?
– У меня были ключи. Я приезжал в колледж сразу после Пасхи, когда большинство студентов разъехалось, а мисс Рамси была в отпуске. В приемной позаимствовал ключи от церкви – и от замка «чабб», и от американского автоматического – и сделал себе копии в Лоустофте. Все заняло пару часов, и никто не хватился. А если бы и хватились, я бы сказал, что нашел их в южной галерее. Любой мог их там обронить.
– Как вы все продумали. А где ключи сейчас?
– Ну, после того как Себастьян Морелл сообщил сегодня утром в библиотеке столь сногсшибательную новость, я решил, что это не та вещь, которую следует держать при себе. Чтобы вы знали, я их выкинул. А точнее, стер отпечатки и закопал их на краю утеса в траве.
– Вы сможете их найти? – спросил Пирс.
– Наверное. Может, не сразу, но я знаю, где копал, в радиусе, скажем, десяти ярдов.
– Тогда, – сказал Дэлглиш, – лучше вам их отыскать. Сержант Роббинс пойдет с вами.
– А что вы собирались сделать с папирусом святого Ансельма, если бы нашли его? – спросил Пирс.
– Снять копию. Написать статью для солидных газет, в академические издания. Я хотел сделать его общедоступным, как и положено со столь важным документом.
– Ради денег, научной популярности или того и другого? – поинтересовался Пирс.
Стэннард бросил на него поистине злобный взгляд.
– Если бы я, как и намеревался, написал книгу, она определенно принесла бы мне деньги.
– Деньги, слава, авторитет в научном мире, ваше фото в газетах. Люди шли на убийство и за меньшее.
И пока Стэннард не успел запротестовать, Дэлглиш сказал:
– Я так понимаю, папирус вы не нашли.
– Нет. Я взял с собой длинный деревянный нож для бумаг, надеясь достать то, что могло быть спрятано между картиной и стеной. Встал на стул, попытался дотянуться, но тут услышал, как кто-то вошел в церковь. Я быстро поставил стул на место и спрятался. Очевидно, вы уже знаете куда.
– На почетное место, – сказал Пирс. – Детская уловка. Как-то унизительно, не находите? Не проще было бы просто опуститься на колени? Хотя, нет, молящимся вы бы выглядели неубедительно.
– Признаться, что у меня есть ключи от церкви? Как это ни странно, не слишком подходящая альтернатива. – Он развернулся к Дэлглишу. – Но я могу доказать, что говорю правду. Я не видел, кто идет, но когда они прошли по центральному проходу до нефа, я отлично все слышал. Это были Морелл и архидьякон. Они спорили по поводу будущего колледжа. Я, вероятно, смогу воспроизвести большую часть разговора, так как хорошо запоминаю речь, да и они не старались вести себя тихо. Если вы ищете того, у кого был зуб на архидьякона, то далеко ходить не надо. Помимо всего прочего, он угрожал вывезти из церкви дорогостоящий запрестольный образ.
– А что вы собирались сказать, если бы они случайно заглянули под скамью и нашли вас? – поинтересовался Пирс таким тоном, который ошибочно можно было бы принять за искренний интерес. – Похоже, вы все тщательно продумали. Наверное, и объяснение какое-то заранее приготовили?
Стэннард отнесся к такому вопросу, как если бы в разговор глупо вмешался не очень далекий ученик.
– Какая нелепость! Зачем им обыскивать почетное место? Даже если бы они туда заглянули, с чего им вставать на колени, заглядывать под скамью? Если бы это произошло, очевидно, я бы оказался в неловком положении.
– Вы уже в неловком положении, доктор Стэннард, – заметил Дэлглиш. – Вы признаете, что хотели обыскать церковь, но потерпели неудачу. Откуда мы знаем, что позже той ночью вы не повторили попытку?
– Я даю слово, что не возвращался. Что еще я могу добавить? – И с вызовом закончил: – И вы не сможете доказать обратное.
– Вы говорите, что взяли деревянный нож для бумаг, чтобы прощупать пространство за картиной, – сказал Пирс. – Уверены, что больше ничего не брали? Не ходили на кухню, пока все были на повечерии, не брали нож для мяса?
И тут тщательно выверенная небрежность Стэннарда, его плохо скрываемые язвительность и заносчивость уступили место откровенному страху. Вокруг влажного алого рта пролегла бледная полутень, а на скулах, на коже, которая приобрела нездоровый зелено-серый оттенок, выступили красные полосы.
Он всем телом развернулся к Дэлглишу, да так резко, что чуть не опрокинул стул.
– Боже мой, Дэлглиш, вы должны мне поверить! Я не ходил на кухню. Я не смог бы воткнуть нож ни в кого, даже в животное. Я не смог бы перерезать горло и котенку. Это смешно! Мне отвратна сама мысль. Клянусь, я был в церкви лишь однажды, и все, что у меня с собой было, – деревянный нож для бумаг. Я могу вам его показать. Да прямо сейчас принесу.
Он приподнялся со стула и отчаянно переводил взгляд с одного бесстрастного лица на другое. Полицейские молчали.
– Есть еще кое-что, – с проблеском надежды и торжества произнес он. – Думаю, я могу доказать, что не возвращался. В одиннадцать тридцать по нашему времени я звонил своей девушке в Нью-Йорк. У нас сейчас конфетно-букетный период: мы говорим по телефону почти каждый день. Я звонил по мобильному, могу дать номер. Я не стал бы болтать полчаса, если бы собирался убить архидьякона.
– Да, – согласился Пирс, – но не в случае, если убийство было спланированным.
Впрочем, заглянув в испуганные глаза Стэннарда, Дэлглиш понял, что одного подозреваемого с большой долей вероятности можно было исключить. Стэннард понятия не имел, как погиб архидьякон.
