Ознакомительная версия.
— Полторы тысячи?
— Да! — с ненавистью рявкнул тот. — Теперь ты пойдешь?
Маша взяла деньги, осторожно пробежала пальцами по краю пачки. Кажется, все в порядке… И что же теперь? Она подняла глаза.
— Поехали. — Деньги исчезли в недрах ее сумки.
Взвизгнула молния. — Я их отработаю.
* * *
В тот вечер (всего неделю назад!), когда она убегала отсюда, бросив перчатки, ключи, бросив последние полгода своей жизни, Маша и думать не могла, что вернется сюда по своей воле. Ее бросало то в жар, то в ледяной озноб, ноги онемели. Дима тоже нервничал, когда они остановились на знакомой (слишком хорошо знакомой обоим) площадке, и стал нашаривать ключи. Потом чертыхнулся:
— Я же их следователю отдал. Черт! — И резко нажал кнопку звонка.
Ждать пришлось недолго. В тамбуре послышались легкие шаги, глазок в двери потемнел, затем им отворили.
— Вы к кому? — спросила девочка лет двенадцати, переводя взгляд с одного незваного гостя на другого, Дима изумленно взглянул на нее, потом на кнопку звонка, к которой только что прикасался, и снова чертыхнулся:
— Мать вашу так! Ошибся. Мы к твоей соседке.
Девочка пожала плечами и вернулась в свою квартиру. Напоследок она обернулась и еще раз пристально взглянула на визитеров, будто стараясь запечатлеть их в памяти. На Машу она смотрела секундой дольше, чем на ее спутника. Потом внезапно нахмурилась и хлопнула дверью.
Девочка повела себя грубовато, но винить ее за это было невозможно. Напрасно потревожили, пришли не к ней в гости. И вообще, в ее возрасте все движения кажутся слишком резкими. Но…
Глаза этого подростка умоляли ее остановиться. В них было столько отчаяния, уже совсем недетского, что…
«А ведь я ее знаю! Видела. А когда? Живет в этом тамбуре, так, может, когда-нибудь, случайно, перед свиданием… Или после?»
— Она дома, — Дима энергично стучал в дверь и рассматривал блик света, игравший в глазке. — Ты помнишь, что должна сказать?
— Деньги я отработаю, — сухо повторила она.
Дверь открылась. Татьяна стояла перед ними, невозмутимо завязывая пояс халата и меряя взглядом фигуру бывшего любовника. На Машу она даже не взглянула.
— Есть разговор, — хрипло сказал он.
— Не поздновато ли?
— Срочно.
Та повела плечом и прошла в глубь квартиры. Маша и Дима осторожно двинулись за ней. Постель была разобрана — женщина явно собиралась ложиться спать, если уже не легла.
— Итак? — Она уселась на край постели и зябко стянула на груди полы халата. — Я-то надеялась, что смогу о вас забыть.
— А вот Маша кое-что вспомнила, — неожиданно громко произнес Дима. — Ну? Ты скажешь?
Маша его не слушала. Она оглядывала комнату, где была когда-то очень счастлива. Где когда-то — так недавно — стала так несчастна. Несчастна? Неудачное слово. Она попросту стала старше. Разом — будто выиграла в лотерее приз, о котором совершенно не просила. Вот знакомая постель. Занавески в горизонтальную полоску — бело-розовую. Что было разумно, поскольку в переулке всегда стояли сумерки — таким он был узким. Чучело белки на комоде — она всегда его ненавидела, но Дима говорил, что квартирная хозяйка питает к этому высохшему уродцу какие-то сентиментальные чувства, так что убрать его никак нельзя. Ковер, вдоль и поперек истоптанный грязной обувью — тут не было принято разуваться. Квартира была похожа на гостиничный номер, где любой постоялец оставляет следы своей личности, но ни один — часть своей души.
Именно поэтому она так долго обманывалась, думая, что квартира — съемная.
— Я прямо скажу, — она заговорила громко, и сама испугалась своего голоса. — По-моему, после того что было, нам друг перед другом стесняться не стоит!
— Ты о чем, милая? — Татьяна усмехалась, но было видно — ей очень не по себе, — мы-то с тобой — крысы из одного мешка. А вот этому типу точно есть чего стыдиться!
«Тип» дернул головой, будто его душил Воротничок, но, ничего не сказал. Женщина продолжала:
— То, что я вообще открыла, можете отнести на счет моей доброты. Всегда из-за нее страдала. Так в чем дело?
— Ты скажешь или нет? — Дима почти прошипел эти слова. Маша нахмурилась и посмотрела прямо в глаза бывшей сопернице. Страшно ей не было. Скорее, она ощущала какой-то азарт, вперемешку с нерешительностью. Как будто собиралась сделать что-то впервые в жизни. Прыгнуть с «тарзанки», например.
— Скажу, — отчеканила она. — Мне предложили полторы тысячи долларов за то, чтобы я…
— Сума сошла! — мужчина попытался было схватить ее за руку, но она вырвалась:
— За то, чтобы я сказала следователю, будто видела труп у тебя на кухне, уже после того как он, — она резким жестом указала назад, — уже ушел. Будто я вернулась, решила, что, разговор не закончен. И, видишь ли, случайно заглянула на кухню. И будто в первый раз, пока он был здесь, тоже там была, но трупа не видела.
Татьяна смотрела на нее остановившимся взглядом.
Потом машинально поднесла к губам палец, резко прикусила его и вдруг опомнилась от боли:
— Да ты с ума сошла?!
— Скорее, он! Но полторы тысячи долларов на дороге не валяются!
— Ты понимаешь, что тем самым подставляешь меня? — Татьяна поднялась с постели. Из-под распахнувшегося халата виднелась ночная рубашка. — Получается, что мой сосед каким-то образом оказался здесь, когда я была уже одна? Да это же смех! Чепуха!
— Почему же смех? — выразительно произнес Дима. — Смеяться будешь у следователя. У меня есть свидетель, н — За полторы тысячи долларов?
— А не твое дело. Она получит деньги, даст показания, и все. Я чист, а у тебя проблемы. Можешь там врать, что не знала этого типа, что мотивов убивать его у тебя не было… А копать все равно будут под тебя! Может, ты после нашего приключения была не в себе? Может, этот соседушка заглянул за спичками, а ты его в припадке грохнула? Может, даже в самом деле не помнишь ничего и дико удивишь ей, если докажут, что это ты и была?
Тогда тебе срок сбавят.
Женщина сощурилась:
— Как любезно с твоей стороны… Ты обо всем позаботился. Одного не понимаю — зачем? Зачем платить этой дурочке, чтобы она меня подставила? Ты-то не убивал Воронина. Тебе бояться нечего. Ну сделаешь ты себе алиби, только весьма липовое. Я ведь сразу скажу, что свидетельницу купили. А ты посмотри на нее! — она указала на бледную Машу. — Ее же за полчаса расколют!
И тогда тебе придется ой, как худо! Спрашивается, зачем ей взятку дал? Чего ты засуетился? И вообще — что это такое? Месть? Но за что? За то, что я тебе верила целый год, дала денег в долг, и, в конце концов, была влюблена?
Последние слова женщина выговорила, скрепя сердце. Но ей казалось, что это нужно сказать. Конечно, гордость ее при этом страдала. Куда красивее было бы соврать, что она просто развлекалась. Но так получалось жальче. И правдивее.
— Перестань! — сердито отмахнулся мужчина. — Влюблена. Ты?! Да у тебя вместо сердца — калькулятор, а вместо чувств — цифры!
— Кстати, о цифрах. — Она снова села на постель, оправила халат, с наслаждением улыбнулась. Теперь ей было легче, намного. Главное было сделано. — Когда ты мне отдашь деньги? Десять тысяч долларов, если помнишь. И не позже этого воскресенья. А то, сам понимаешь, Новый годна носу. Буквально через девять дней.
Вот тебе еще одна цифра.
— Маша, уйди, — углом рта произнес он, но девушка лишь слегка отодвинулась к двери. — Уйди, с тебя хватит! Ты свое получила, так что убирайся!
— А что это ты ее гонишь? — притворно изумилась Татьяна. — Она же свидетель? Так пусть остается им до конца!
— Она тут больше не нужна!
Женщина расхохоталась, но смех был невеселым.
Она прикрыла лицо руками, и смех становился все более надрывным, сдавленным и неестественным. Маша испугалась было, что та заплачет, но Татьяна справилась с собой. Когда она отняла ладони и подняла голову, под глазами резко обозначились круги, рот искривился.
Она выглядела усталой и разом постаревшей:
— Зачем тебе эта ложь, хотела бы я знать? Это шантаж? Да что ты стесняешься девочки, она уже тоже по уши в этом дерьме! Взяла деньги за то, чтобы дать С в меня показания!
Он ни за что не заговорит, — теперь Татьяна обращалась только к своей гостье, будто Димы в комнате не было. — Ханжа! Сделать гадость — это пожалуйста, но признаться в этом — ни за что. И ему плевать, что все все видят. Хотела бы я знать, что он этим выгадывает? Наверное, чтобы это понять, нужно самой стать ханжой, а этим я никогда не страдала.
— Маша, уйди! — повторил мужчина, но Татьяна остановила ее резким движением:
— Нет, стой. Посмотри-ка на это. — Она взяла со стула сумку, пошарила в ней и достала сложенный лист гербовой бумаги. — Это его расписка. Это — мои деньги!
И потрясла бумагой перед лицом Димы. Тот невольно отшатнулся; как собака, которой показали намордник.
— Все из-за этого! — Она снова сунула бумагу ему под нос. — Он рассчитывал меня запугать с твоей помощью, потому что у самого не получалось. Я надеюсь, что из-за этого… Потому что иначе смахивает на то, что он убийца!
Ознакомительная версия.
