Ознакомительная версия.
И потрясла бумагой перед лицом Димы. Тот невольно отшатнулся; как собака, которой показали намордник.
— Все из-за этого! — Она снова сунула бумагу ему под нос. — Он рассчитывал меня запугать с твоей помощью, потому что у самого не получалось. Я надеюсь, что из-за этого… Потому что иначе смахивает на то, что он убийца!
— Сума сошла! — взвизгнул Дима. Именно взвизгнул, да так, что обе женщины оторопели. Чтобы мужчина мог издать подобный звук?! Они смотрели на него во все глаза, а тот, брызгая слюной, кричал, что Татьяна сумасшедшая, определенно, и место ей в дурдоме, и что никогда в жизни он не видел этого ее соседа, знать о нем ничего не хочет, и главное — зачем ему его было убивать?!
— А мне — зачем? — Татьяна успела прийти в себя и заговорила очень спокойно:
— Я его знала не больше, чем ты.
— А это не мое дело!
— Шантаж в обмен на расписку, так? — она улыбалась. Маша видела в этот день столько некрасивых, неискренних улыбок, что ее уже начинало от них мутить. — Я правильно все поняла? Ты купил девушку, а теперь хочешь отнять мои деньги? Десять тысяч долларов минус полторы… Все-таки ты останешься в неплохом барыше.
— Да я же ничего еще тебе не сказал!
— Маша, — Татьяна снова не замечала бывшего любовника, — ты в самом деле заходила на кухню, пока мы с ним были в комнате? Ты в самом деле никого там не видела?
Та качнула головой:
— Я там вообще не была. И во второй раз тоже не приходила, и уж конечно, никакого трупа не обнаруживала. Все это он просил сказать и заплатил.
— Ты взяла деньги?
— Да.
— И ты пошла бы к следователю?
— Все! — взорвался Дима. У него было растерянное, злое лицо, темные волосы прилипли к потным вискам. Ему давно следовало постричься, но, как видно, в последние дни было не до того. — Ты свои бабки получила — и вали отсюда! А с тобой я сейчас поговорю!
Татьяна с той же фальшивой улыбкой подошла к столу, открыла верхний ящик, извлекла оттуда фляжку коньяка:
— Отличный французский. В командировке подарили. Все время что-то преподносят. Выпьем? Маша, сходи на кухню за рюмками, ты ведь тут была вроде как за хозяюшку. Должна знать, где и что лежит.
Девушка безмолвно вышла. Дима в бешенстве кусал губы и наконец, прислушиваясь к звяканью посуды на кухне, пробормотал:
— Может, ты и права, что все это глупо, но даваться тебе некуда. Она будет стоять на своем, раз взяла деньги.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Отчего же? — Татьяна хладнокровно обдирала фольгу с горлышка бутылки. — Замечательный коньяк, французский… Лучше и не бывает. А я дура всегда сперва отказываюсь от подарков. Ну понимаешь, это всегда слегка похоже на взятку, хотя, при чем тут взятка, что я решаю, кто я вообще такая? Так, посредник. А на этот раз взяла. Будто знала, что найдется повод выпить. А то, кто знает, увидимся ли еще? Разве что на очной, ставке.
— Таня, — он быстро подошел и положил руку ей на плечо. Женщина обернулась, но без гнева. На ее губах застыла улыбка, не выражавшая совершенно ничего, кроме внимания Так она обычно смотрела на посетителей, входивших к ней в кабинет. Причем — на незнакомых. — Танюша, давай все уладим. Ну я согласен, все вышло грубо, по-дурацки, только зачем цапаться?
Не будет следователя, если мы порвем к черту эту дурацкую бумажку. Ну не могу я отдать тебе денег к воскресенью. Тяжело… И вообще — погоди еще месяц. Мы же знаем друг друга, куда я денусь? Все равно. Верну.
Тогда ты погорячилась, я растерялся…. Ну и подписал.
А сейчас, Таня — кранты! Мне с тобой не расплатиться!
— Не похоже было на то, чтобы ты растерялся, — она аккуратно вынула пробку и понюхала коньяк. — О…
Ну прямо — духи. Что она там на кухне возится? Мне не терпится попробовать.
— Танюша…
Он не договорил. В комнату вошла Маша, но она была не одна. За нею шел человек, о существовании которого Дима предпочел бы забыть.
— Добрый вечер, — поздоровался Голубкин, что-то дожевывая, отчего приветствие прозвучало слегка невразумительно. — Вы, Татьяна, простите, но я у вас там уничтожил расстегай. Понимаете, он лежал на тарелке, прямо на столе, а мне там пришлось столько высидеть… Ну я его и съел.
— На здоровье! — Теперь хозяйка улыбалась по-настоящему. Ее лицо светилось. Но глаза сверкали ледяными, злорадными огоньками. Она умудрялась сочетать в этот миг радость и ярость одновременно. — Маша, что же рюмки? Неси четыре.
Девушка метнулась на кухню и тут же вернулась с посудой. Руки у нее тряслись, и массивные бокальчики для коньяка дробно позвякивали. Дима все это время стоял неподвижно, как жена Лота, которая превратилась в соляной столп, посмев оглянуться на горящий Содом. На его лице застыло выражение истинно библейского ужаса.
— Как наша Маша сходит на кухню, так найдет что-нибудь интересное, — ласково говорила Татьяна, аккуратно разливая коньяк. — То ничего, за полторы тысячи долларов, то труп соседа…А то вот Петра Афанасьевича. Я совсем забыла сказать — он был у меня в гостях.
Так, вопросик обсудить. Но конечно, когда вы пришли, из деликатности удалился.
— А что ж я буду мешать, — с готовностью откликнулся Голубкин. — Знаете, Татьяна, когда я впервые к вам пришел, то позавидовал. Ну, думаю, и дом! Вот бы в таком жить! Наверное, думаю, тут если ночью стены сверлить, соседи не услышат. А получается, что слышимость не лучше, чем у меня, в панельном.
— Да-да, — женщина пригубила коньяк и с видом гурмана прикрыла глаза. — Отличный… Иногда полезно… Стены тут, Петр Афанасьевич, в самом деле, из дранки, а уж чем ее пересыпали — лучше не думать.
Сталинское строительство. Получше пни — будет дырка. Не тот год попался, а я тогда была в этих вопросах неопытна. Если покупаешь квартиру в сталинском доме, нужно обязательно справиться, в каком году построен, эксперта нанять. Один год — дом глухой, как монолит.
А другой — халупку получишь. Сосед вздохнет — ты в постели переворачиваешься. Ну а если рядом грудной ребенок или собака…
— Может, хватит? — сдавленно произнес Дима. Он не прикоснулся к своему бокалу. Голубкин и Татьяна с удовольствием дегустировали коньяк. Маша тоже взяла свою долю, но забилась в угол, сжимая бокал в руке Она не могла выпить ни капли.
— Хватит чего? — вспомнила о госте Татьяна. — Не хочешь — не пей.
— Хватит ломать комедию! — бросил тот, затравленно озираясь по сторонам. В эту минуту он сильно походил на кошку, которую зажали в угол трое злых псов Казалось, он был готов зашипеть. — Ты это специально подстроила? А ты…
Он обернулся к Маше. Та всецело занялась созерцанием своего бокала.
— Ты ловко устроилась! Знала, да?
— Вот твои деньги, — девушка раскрыла сумку и протянула ему пачку. — Неужели думал, что я их возьму?
— Стерва…
Вмешался Голубкин. Он с удовольствием выпил коньяк, с неменьшим удовольствием вспомнил о съеденном расстегае, о котором, уж точно, ничего не узнает жена… И приветливо обратился к Диме:
— Дмитрий Александрович, ситуация достаточно проста. Насчет расписки ничего не знаю и знать не хочу — не мое дело. Разберетесь сами. А вот насчет ваших выдумок с найденным трупом — это уже интересно.
— Откуда такой полет фантазии? — заметила Татьяна. — Петр Афанасьевич, еще капельку?
— Ну разве что, в самом деле, немножко, — согласился тот, не глядя протягивая ей опустевшую рюмку — Видите ли, это дело об убийстве я в принципе могу легко закрыть. Имеется признавшийся. Стучит, понимаете, кулаком в грудь и твердит, что именно он и убил… Кажется, чего мне еще желать? Но это же не гарнитур с рук сбыть… Вы ведь мебелью торгуете?
Дима вместо ответа залпом хватил свою порцию коньяка, на миг замер и в конце концов сумел отдышаться. У него в горле что-то хрипнуло, а Татьяна усмехнулась:
— Это же не самогон… Какое ты, в самом деле, быдло!
— Верно, — Голубкин поднес к губам вновь наполненный бокал и отпил немного. Он явно издевался, как и Татьяна, и Дима дрожал от ярости. Маша окончательно замерла в своем углу. — Между этим коньяком и самогоном такая же громадная разница, как между невиновным и виновным. И это вам не диван продать. Понимаете, — доверительно заговорил он, приближаясь к Диме, — вот лежит в больничной палате мальчик. Ну, совсем еще зеленый. И две попытки самоубийства плюс чистое признание в убийстве Боровина. Тут вам повезло в первый раз.
Он сделал еще один глоток и одобрительно кивнул:
— Точно, будто духи… Ну а во второй раз вам повезло, что он почти умер. Почти, но не совсем. Откачали. А вот тут вам уже не повезло Потому что, если бы он помер, то я мог бы с чистой совестью это дело закрыть, а его признание оформить как следует. У него крыша съехала, и не верю я ему — но в таком случае, что парню-то терять? Но пока он жив, — слышите — я буду с ним работать. А теперь и с вами тоже. Вот такой я придурок.
Он прикончил коньяк и с довольным видом обратился к Маше:
Ознакомительная версия.
