Ознакомительная версия.
У нее есть фотография Бальдра, но внезапно Марика теряет охоту показывать ее Анне. Вдруг она воскликнет: «О, да ведь это знаменитый Бальдр фон Сакс!» И потом сообщит во всеуслышание печальную историю их с Марикой разбившейся любви, напророчив окончательный разрыв. Нет, Марика не хочет слышать ничего дурного! Кроме того, она себя знает, и знает, какую власть имеют над ней мрачные пророчества… Да она просто изведется от безнадежности! Пока надежда жива — пусть она, надежда, живет. Однако все же не мешает пророчицу проверить… Ведь у Марики в сумке лежит еще одна фотография! В свое портмоне с деньгами и документами она положила снимок, найденный во дворе Лотты… И сейчас она щелкает замочком сумочки, вынимает портмоне, достает из него обгорелый по краям снимок.
Анне Краус берет его в руки — и рот ее начинает странно подергиваться. Она смотрит в лицо Марики, глубокая печаль затуманивает ее глаза.
— Этот красивый юноша, — говорит она, указывая на Пауля Шаттена, — находится в опасности. Он на краю гибели, потому что слишком близко общается с человеком, который одержим идеей уничтожения других людей. Конечно, этот человек некогда спас ему жизнь, но теперь он может стать причиной его гибели. Единственное средство спасения для него — разорвать губительную связь и немедленно уехать. И то я не уверена, что еще можно успеть. Но попытаться все же стоит. Вы должны его предупредить!
Анне настойчиво смотрит на Марику и возвращает ей фотографию.
— Нет, погодите, — отстраняет ее руку Марика. — Вы ничего не сказали о судьбах двух других людей!
— Что же я могу сказать, если они мертвы, и вам это прекрасно известно? — пожимает плечами Анне Краус.
Марика берет снимок из ее пальцев (чудится, оплавленные края фотографии раскалены, жгут ей руки!) и немедленно уходит. Потрясенная Урсула, свидетельница этой сцены, даже не пытается ее удержать, такое у нее лицо…
Еще светло, небо медленно золотится в лучах заходящего солнца, тепло. Чудесный в этом году сентябрь! Марика медленно идет по Савиньиплац. Ее не раз обгоняют свободные машины, кое-кто из водителей сигналит, ничего не имея против того, чтобы подвезти такую хорошенькую и так элегантно (хотя, может быть, и самую чуточку мрачновато) одетую девушку. Но Марика ничего не слышит и не видит вокруг себя.
Анне Краус… Нет, не зря ей верят, как богу. Непостижимым образом она угадала судьбу Лотты и Вернера, непостижимым образом угадала, что Марике известна их участь. Значит, надо верить и ее пророчеству насчет Пауля Шаттена.
Кто же такой тот человек, который одержим идеей уничтожения других людей? А что, если… А что, если это Хорстер?
Не столь уж бредовая идея. Если Хорстера знал Вернер, почему и Пауль не может быть с ним знаком? А может быть, это Торнберг? Уж кто-кто, а Торнберг наверняка в курсе подпольной деятельности Пауля — так же, как он в курсе дел Ники, Алекса и прочих мальчишек и девчонок, упоенно играющих в шпионов. Но… Он давно осведомлен об их деятельности, хоть и неведомо, каким образом. И давным-давно донес бы на них на всех, если бы хотел. Для него информация о человеке — лишь средство этим человеком управлять. Торнберг помешан на своих дурацких, жестоких, губительных опытах. Подпольная деятельность его нисколько не волнует.
Другое дело — Хорстер. Друг бригадефюрера СС Шталера, фанатик, нацист, оголтелый фашист. Такой же Blutsauger, как и вся эта свора.
Да, если Пауль Шаттен каким-то образом связан с Хорстером, ему надо опасаться за свою жизнь каждый день, каждую минуту! Очевидно, Пауль работает вместе с ним и получает от него какие-то сведения, необходимые Сопротивлению. И, конечно, Пауль убежден, что водит Хорстера за нос, использует его. Но это все равно что забавляться с ядовитой змеей! Если Хорстеру станут известны истинные цели Пауля, Шаттен будет немедленно уничтожен. А вместе с ним и все, кто с ним связан. Алекс, Ники, все другие…
О Господи, зачем только Марика решилась заговорить с Анне Краус! Зачем только она потащила с собой эту обгоревшую чужую фотографию! Зачем ей знать обо всех этих опасностях, разве мало она настрадалась за последние дни? И теперь еще страшное беспокойство за жизнь дорогих ей людей навалилось на нее…
Надо предупредить Пауля. Но как? Где его найти? Лотты нет в живых, а она была единственным связующим звеном. Или все-таки… Может быть, все-таки фон Трот в самом деле не случайно сообщил Лотте о гибели Вернера? Может быть, они были каким-то образом связаны? И если он знал Вернера, то знает и Пауля?
Разве что набраться завтра храбрости и спросить? Но ведь если фон Трот связан с антифашистами, он может и не ответить. Он-то не такой идиот, как Ники и Алекс, он прекрасно понимает все значение конспирации. Но Марика будет наблюдать за его реакцией. Он наверняка чем-то выдаст себя!
А если нет? И вообще, если он знать не знает никакого Пауля Шаттена? Хотя за спрос, как говорится на языке родных палестин, денег не берут, она все же наберется храбрости и наглости и задаст этот вопрос Адаму фон Троту. И все же надо попытаться что-то сделать самой…
Так, а ведь в Берлине до сих пор работает адресное бюро! Если только здание, где оно находится, не разбомбили… А где оно, кстати, находится? Марика не имеет ни малейшего представления. Но ничего, она узнает завтра. И завтра же сбегает туда в обеденный перерыв, попытается узнать адрес Пауля Шаттена. Если попытка закончится неудачей, а также если не удастся ничего добиться у фон Трота, останется один выход: ехать в Дрезден. Вернее, под Дрезден, в ту деревушку, близ которой размещен концентрационный лагерь, в котором содержится Алекс. Конечно, в лагерь ей больше не попасть без пропуска, но добраться до деревни шанс есть. А там она отыщет мусорщика… Как же его зовут, о Господи? Алекс ведь называл его имя… Иоганн? Фриц? Да нет же, Михель! Кстати, говорил Марике вовсе не Алекс, а болтливый мальчишка Ники. В любом случае в той глухомани наверняка только один водитель такого грузовичка. Вопрос, поверит ли Михель Марике… Может быть, примет ее за провокаторшу? Да ладно, за кого бы ни принял! В любом случае он должен забеспокоиться и связаться со своим кузеном. И тогда совесть Марики будет чиста.
Обычно, когда говорят о чистой совести, непременно добавляют: и можно будет спать спокойно. Однако Марика убеждена: даже предупредив Пауля об опасности, она будет мучиться бессонницей.
Бальдр, Бальдр… Светлый бог Бальдр!
На другой день бессловесная Аделаида Венцлов в одиночестве корпит над буквой Б каталога. Фрау Церлих только головой качает: вот уже вторую неделю фрейлейн Вяземски словно с ума сошла! Была такая прилежная работница, а после поездки в Дрезден к кузену ее будто подменили! Полное разгильдяйство, особенно по сравнению с прилежностью и трудолюбием Аделаиды Венцлов. Конечно, и той далеко до идеала фрау Церлих — министра пропаганды Геббельса, про фанатичную работоспособность которого остроумные берлинцы, играя словами «Klappe» (койка) и «eine grob Klappe» (луженая глотка) острят: мол, он ночует не в своей постели, а в собственной глотке, — но работает она очень усердно. Кончится тем, что начальство обратит внимание на недопустимое отсутствие фрейлейн Вяземски на рабочем месте и снимет ее с должности старшей сотрудницы, заменив Аделаидой Венцлов. Как бы девушке вообще не оказаться за бортом уютного корабля, называемого Auswartiges Amt! Уж кто-кто, а Марика Вяземски должна бы держаться за свою должность обеими руками, как за спасательный круг! Все-таки она не арийка. Ее соотечественницы почитают за счастье найти работу хотя бы на военном заводе, а она такая безответственная, такая глупая… И фрау Церлих укоризненно качает головой.
А в это время безответственная, глупая и всякая такая Марика Вяземски с самым деловым видом шныряет туда-сюда по третьему этажу, где расположен кабинет Адама фон Трота. В руке у нее целая пачка коричневых конвертов, и невозможно усомниться, что Марика разносит по кабинетам заказанные ей фотографии. На самом деле плевать ей на фотографии! Приехал начальник? Или еще нет? Пожалуй, что нет, потому что Марика заступила на свой наблюдательный пост за пятнадцать минут до начала рабочего дня, и с тех пор фон Трот еще не появился. Правда, Гундель Ширер уже сидит в приемной и что-то стремительно печатает на машинке, но Марика решила обратиться к ней только в самом крайнем случае.
Ох, Боже мой! Упомяни о черте, а он уж тут! Фрейлейн Ширер собственной персоной возникает на пороге приемной и с некоторым изумлением устремляет свой взор на Марику.
— Фрейлейн Вяземски? Вы здесь? Очень хорошо, а то я звоню в фотоархив, а там никто не знает, куда вы пропали. Вас вызывает герр фон Трот.
Марика даже спотыкается от неожиданности. Какая удача! Какая неслыханная удача!
— Спасибо, Гундель! — восклицает она по старой памяти и чуть не вприпрыжку бежит в кабинет начальника.
Ознакомительная версия.
