Человека, сидящего на пороховой бочке с горящим фитилем, стоило ликвидировать, не дожидаясь взрыва. Чтобы снова вернуться к власти, Сенатор никого не пожалеет. И если Сухроб Ахмедович не покается и не вернет документы, заинтересованные лица могут ловко отдать его в руки Камалова, на Востоке любят расправляться с врагами чужими силами, найдут для этого подходящий повод - так рассуждал Шубарин, не обращая внимания ни на журчащий внизу фонтан, ни на подъезжавшие к банку и отъезжавшие роскошные иномарки. Вернет, не вернет документы - ясно, что Сенатор оказался человеком ненадежным, и вряд ли с ним стоит иметь дело в будущем, большой бизнес все-таки стоит на порядочности. И тут неожиданно, у распахнутого окна, ему пришло и решение по "Лидо". Рвать так рвать сразу, по всему фронту, не жалея о выгодах от доходного ресторана, продолжал рассуждать Шубарин. Как-то неловко было быть вместе с "сиамскими близнецами" совладельцем курочки, несущей золотые яйца, и вместе с тем желать отмежеваться от них окончательно и навсегда. Какие бы доходы ни приносил "Лидо", принципы для него были всегда важнее, да и деньги никогда не заслоняли жизнь, к тому же с открытием банка они увеличивались в геометрической прогрессии. Желающих купить его пай сколько угодно, нынче и официальные миллиардеры в Ташкенте появились, но опять же он свою долю не всякому уступит. Он мог предложить пай Коста, если тот захотел бы заняться делом, но ресторан Джиоева не привлекал, по его понятиям, "барыга" - не столь высокое положение для настоящего мужчины, а ведь для многих это нынче венец мечтаний. Скорее всего он уступит свой пай, между прочим самый крупный, Наргиз и Икраму Махмудовичу, они многое сделали для "Лидо" и вряд ли забудут его щедрый жест, понимают, что это такое - уступить ни с того ни с сего контрольный пай в доходах лучшего ресторана столицы.
Неожиданное решение расстаться с "Лидо" подняло настроение Артуру Александровичу, и он с удовольствием откликнулся на приглашение к чаю, сделанное секретаршей, и мысли о Сенаторе, так долго преследовавшие его, улетучились мгновенно. Бывали у него такие минуты, когда он так легко мог поставить точку в долгих рассуждениях и переключиться сразу на другое, тоже мучавшее его. За чаем он вдруг подумал - почему он так легко и даже радостно расстается и с "Лидо", и с Сенатором, и с Миршабом? Он ощущал какую-то приподнятость в душе, но сразу не понял отчего, отгадка пришла чуть позже, случайно, когда минут через десять зазвонил телефон и ему пришлось вернуться за рабочий стол.
Разговаривая по телефону, он придвинул к себе настольный календарь, где среда первой недели следующего месяца была обведена жирным красным фломастером. Положив трубку, Артур Александрович попытался вспомнить, что означает эта дата, и вдруг понял, отчего такая приподнятость в настроении впервые за эту неделю, да и вообще после возвращения из Мюнхена. Дата, обведенная фломастером, означала дань, когда он должен быть в Милане, где встретится со своим бывшим патроном Анваром Абидовичем Тилляходжаевым, и тот, являющийся посредником, сведет его с людьми, распоряжающимися тайными валютными счетами партии. Но радовала не поездка в солнечную Италию, где он бывал и куда собирался захватить жену, чтобы доставить ей приятное, а заодно и размагнитить внимание ожидающих его наверняка людей из спецслужб, которые пристально будут изучать его вблизи, ведь дело они затеяли не только грандиозное, беспрецедентное, но и противозаконное. Присутствие рядом жены избавит его от необходимости быть в их компании постоянно, можно всегда сослаться на супругу, тем более она в Италии впервые.
Радость Шубарина крылась не в банке, о котором он мечтал всю жизнь, и не в том, что дела пошли сразу на лад, он на это и рассчитывал, банки, впрочем, сегодня открывал не он один. Желание вернуть стране и народу украденные у него деньги, возникшее еще в Германии, неожиданно, само собой, переросло в главное дело его жизни, так случилось, что вроде и банк он создал только для этого. Все, что он сумел сделать в своей жизни, достичь до сих пор, включая и банк, не шло ни в какое сравнение с тем, что он хотел свершить сейчас, - вернуть Отечеству, народу, державе кровные деньги. Это был поступок мужчины, гражданина. Решение, зревшее в нем день ото дня, грело его душу, русскую душу, радовало. Что-то давно заложенное в прадеда, деда, отца проснулось в нем с новой силой - в их семье музейные слова "служить Отечеству" не были пустым звуком. Все Шубарины, а род он знал свой до седьмого колена, верой и правдой служили Отечеству, России, а позже и новой родине - Узбекистану. В Андижане до сих пор работает масложиркомбинат, построенный в конце прошлого века его дедом, а паровозоремонтные мастерские и вагонное депо на станции Горчакове вблизи Ферганы тоже отстроены Шубариными и до сих пор служат верно людям нового, суверенного Узбекистана, там в цехах сохранились еще станки Сормовского завода, установленные дедом сто лет назад, строили на века, навечно.
Вот отчего легко расставался он и с "Лидо", и с Миршабом, и с Сенатором, освобождаясь от мышиной возни ради главного поступка в своей жизни, и оттого светлела душа, радовалась. Конечно, он осознавал степень риска, связанного с предстоящей операцией, но не боялся, ибо шел на это не ради корысти, а ради Отечества, ради справедливости. Сегодня Артур Александрович ощущал свою кровную связь с историей, понимал, что настал и его час послужить народу, и оттого не ведал страха, ощущал подъем сил.
Дата, обведенная красным фломастером в календаре, приближалась стремительно, вот-вот должны были поступить официальные приглашения и выездные визы в Италию, и надо было заняться билетами и заграничным паспортом для жены. Но прежде следовало заручаться поддержкой Хуршида Камалова, теперь-то он знал, что маятник его интересов, да и человеческих симпатий, резко качнулся в сторону генерального прокурора. Откладывать встречу уже не имело смысла: Талиба нет в Ташкенте, с "сиамскими близнецами" все ясно. Вдруг Камалов отбудет куда-нибудь в командировку, надо было спешить... Шубарин потянулся к телефону, но в самый последний момент положил трубку. Он вспомнил, как, уходя из этого кабинета, Камалов сказал: "Если вы захотите вдруг со мной встретиться, шофера моего зовут Нортухта, он мой доверенный человек, он организует свидание хоть днем, хоть ночью, можете ему доверять. Запомните, парня зовут Нортухта...".
Да, звонить, конечно, не следовало. Могли прослушивать и его телефон, и телефон Хуршида Азизовича. Он ведь знал, что Сенатор уже однажды организовал прослушивание телефона прокурора Камалова, да тот оказался на высоте, не только разгадал трюк противников, но даже задержал некоего инженера Фахрутдинова с центрального узла связи, оттуда и следили за его разговорами. Ныне инженер связи Фахрутдинов, загнанный в угол Сенатором ловко подстроенным крупным картежным проигрышем, отбывал срок в тюрьме. Знал Артур Александрович, что Сенатор имеет своего человека, осведомителя, в стенах прокуратуры, ведал и о том, что хан Акмаль в свое время подарил Сухробу Ахмедовичу прослушивающую японскую аппаратуру. Нет, звонить нельзя было ни в коем случае...
В тот же день, ближе к концу рабочего дня, когда водитель светлой, не бросающейся в глаза "Волги" протирал задние стекла машины возле прокуратуры, неожиданно объявившийся рядом молодой мужчина, обращаясь по имени, попросил:
- Нортухта, дай прикурить.
Водитель цепко оглядел незнакомца и молча протянул тому спички. И тут Нортухта, не сводящий глаз с прохожего, заметил трюк, достойный иллюзиониста. За то мгновение, на которое открывался коробок и вынималась спичка, в него была аккуратно вложена записка, свернутая в трубочку. Прикурив, незнакомец поблагодарил и тут же пропал из виду. В машине Нортухта прочитал следующее: "Сегодня, в полночь, буду у телефонного автомата на углу вашего дома, готов встретиться с вами, где посчитаете нужным. Важные обстоятельства". И вместо подписи две буквы - А. А. Шофер понял, что это гонец от Шубарина, хозяин предупреждал, что через него могут выйти на экстренную встречу с ним, видимо, час пробил. Не дожидаясь Камалова, он поспешил наверх, возможно, стоило для свидания захватить какие-то бумаги.
Ровно в полночь на Дархане напротив центральных касс Аэрофлота появилась машина с бесшумно работающим двигателем, хотя это была на вид самая заурядная "Волга" мышиного цвета, за рулем которой находился Коста. Как только Шубарин вышел у пустой телефонной будки, из темноты двора напротив шагнул навстречу ему молодой, спортивного вида парень. Не приближаясь, он тихо, но внятно сказал:
- Меня зовут Нортухта, мне ведено проводить вас. Шеф ждет вас у себя дома... - И на всякий случай после паузы, добавил:
- Место встречи вас устраивает?
- Вполне, - ответил Шубарин и пошел вслед за водителем Камалова в глубь двора.
Когда вошли в подъезд, темный, как и повсюду в нынешнее кризисное время, хотя дом считался престижным и находился в респектабельном районе, сопровождающий сказал:
