Как Илья не усердствовал, приблизиться к некогда столь презираемому Фишбейну ему не удавалось. В редкие встречи Гриша традиционно ссылался на массу дел и бурчал что-то вроде «увидимся позже». А между тем за три месяца кошелек Заславских совсем отощал. Тоже мне, старый друг называется (Илья так считал уже почти искренне)!
Жидкая тень деревьев не спасала — улицы были раскалены, как духовые печи. Ветер горяч и влажен, его можно пощупать. Но и в эту невероятную жарищу лучше кондиционера взбадривало сознание того, что близки перемены к лучшему.
Эйфория у Заславских миновала далее быстрее, чем обычно у олим. Разумеется, их здесь ждали, как и всех прочих. Старались сделать адаптацию менее болезненной, создавали условия. Но это все относилось к тем, кто собирался работать руками. А заниматься физическим трудом Илья как раз и не намеревался. Работа — дело других, его занятие — стричь.
Наконец-то Гриша отозвался на настойчивость Ильи. Смилостивился, не бросил «приятеля» в одиночку барахтаться в бурных житейских волнах Иерусалима. Поддержка Фишбейна к тому времени уже кое-что значила, хотя и официально Нельсон еще не объявил его своим преемником. В этом, однако, мало кто сомневался.
Бизнес — вот его дело, но не торчать же у обочины дороги с лотком апельсинов или плоских лепешек-питы, — думал Илья. А до торговли американскими автомобилями или чем-то не менее пристойным нос пока не дорос. Денег для крупного дела банк не даст, и будет прав. Израиль нуждается прежде всего в мозолистых рабочих руках. Предпринимателей — в избытке. Больше разве что писателей и всякой журналистской братии.
Щупальцы одноглазого Нельсона простирались и в легальный бизнес. Именно поэтому в весьма короткий срок Гриша «сосватал» для Ильи лавку плетеной мебели того же старого Бельфера, которая располагалась под рукой, за углом. Торговать почти по-домашнему — милое дело. Невелик Израиль — полоска земли между Средиземным морем и рекой Иордан, а все же лучше сидеть дома, чем мотаться в разъездах. Не говоря уже о путешествиях на Западный берег, за «зеленую линию». Туда Илью и вовсе не тянуло. Да и товар ходовой. Легкий, современного дизайна, отменно подходящий к жаркому климату.
О том, что за помощь с Гришей придется рассчитываться, сейчас думать не хотелось. Хоть убей, не воспринимал его Илья как мафиози, еще и с положением. Однако все говорило об этом, даже покорное согласие бывшего владельца лавки расстаться с ней.
Хотя, тут было наверняка и другое. Бельфер исправно платил дань, а к таким людям мафия относилась бережно, с уважением. Расстаться с лавкой его, как это фантастически ни звучит, заставила иракская ракета, накрывшая шлейфом осколков домик его бывшей жены на другом конце города. Погибли жена и младшая дочь. Раздавленный горем, Бельфер решил уйти на покой и перебраться в религиозный квартал. Черные широкополые шляпы и длинные, до колен, кафтаны, не знавшие бритвы бороды разной степени седины и шоколадные трубочки завитых пейсов — все это будило в нем ностальгические воспоминания и обещало покойную, целомудренную старость, посвященную общению с мудрыми и достойными людьми. Какой суетой теперь казалась эта беготня за каждым шекелем, налоги рэкетирам, трусливое подторговывание марихуаной…
Словом, к вящему, удовольствию сторон магазин плетеной мебели должен был сменить хозяина. Помимо облагаемых налогом банковских операций при продаже, сведенных к минимуму, основная сумма должна была вноситься наличными. Счет свой Илья опустошил подчистую именно для этой цели. Собственно, официально покупка совершалась за счет предоставляемой ссуды. Деньги правительства. Своих дай бог хватило бы на «верхушку»! Все это поразительно напоминало Илье приобретение автомобиля в Союзе. Только здесь налоги были куда более серьезные.
Сгорая от нетерпения, Заславский ждал Фишбейна. Волнение прятал поглубже. Впрочем, волноваться не стоило. Гриша явился вовремя, он не позволял себе демонстративных опозданий, подобно другим недавним пурицам. Елена с Анечкой поспешили в ульпан, оставив Илью с гостем наедине.
Но оказалось, что беседа откладывается.
— Подождешь час. Не больше, — заметив разочарование, почти уныние на лице собеседника, Гриша развел руками, как бы напоминая о том, кто какое место занимает. — Срочно Нельсону я понадобился. Он, кстати, в курсе твоей покупки, одобряет. Деньги взял?.. Молодец. Там у дяди и мебельщик напутствие получает. С ним и приеду. Мне самому не с руки. Да, тут должен парень подъехать — я ему дал твой адрес. У нас дела с его киббуцем… Пусть подождет. Все, я отвалил.
И действительно — шустро отвалил на возмутительно комфортном «ягуаре». Куда девалась былая Гришина робость и нерешительность? Быстрый, уверенный, властный…
Илья пытался расслабиться. Стыдно признаться, но приходилось заискивать перед некогда откровенно презираемым Гришкой. В портфеле лежали пятнадцать тысяч шекелей. Это для Бельфера. Тщательно запер дверь за гостем и сел ждать…
Неуверенно тренькнул дверной звонок. Илья, стряхнув грезы о деловой будущности, выглянул. Перед домом рядом с запыленным «ниссаном» озирался по сторонам высокий, сутулый, дочерна загорелый парень в потертом комбинезоне. Типичный труженик полей. На Илью уставился почтительно, словно на некое начальство.
Прикинув, кто бы это мог оказаться, — с момента отъезда Гриши не прошло и получаса, — Заславский пригласил парня в дом,
— Проходи, не стесняйся. Чего на улице торчать?
— Да я, да мне… — замялся парень, но вошел.
Вытер тщательно ноги, затем аккуратно снял на пороге комнаты башмаки.
— Я собственно, на минуту. У меня самолет скоро. Мне только передать господину Фишбейну, — расстегнул молнию на пухлой сумке. — Вы ведь тоже недавно из Союза?
Говорил он по-русски практически без акцента, и не трудно было догадаться, что перед Ильей — недавно прибывший земляк. Выходцы из огромного Союза — самая многочисленная алия — здесь сплошь числились земляками. И снимающий пенки безо всякого труда Гриша, и этот, не блещущий, видно, умом, трудяга. Из тех, кто не в силах выдержать «прямую абсорбцию» — непосредственно включиться в жизнь, самостоятельно найти работу и жилье, и потому обитают в одном из четырех десятков «центров абсорбции».
Давно Илье не выпадало случая поговорить с кем-нибудь в покровительственном тоне. Его превосходный летний костюм представлял собой разительный контраст с потрепанной одеждой работяги. И парень внимал ему завороженно, словно пению сирены. Однако минут через десять встряхнул головой, отгоняя наваждение, виновато, совсем по-детски, заулыбался.
— Но что же мне делать? Лететь ведь надо. Вы же знаете, меня ждут. Встречать приедут — а меня нет? Не могу я больше ждать.
Илья многозначительно кивнул, не желая показать своей непосвященности. Парень совсем скис.
— Черт меня дернул написать в анкете, что я христианин! Думал — свобода, все можно… В Союзе пятая графа… А тут то же самое — только вместо национальности вероисповедание! А как было не признаться? Кто бы мне жениться разрешил? Везде одно и то же — брак еврея с женщиной другой конфессии — греховен, почти преступление. А мы хотим официально. МВД меня вызывало… А в результате — выдали вместо израильского паспорта пропуск для лиц без гражданства! Теперь ни в один компьютер на бирже труда не всунешься. Конец льготам. А тут зуб заболел — готовь двести долларов. Э, да что там! Надо лететь, а тут это поручение — передать господину Фишбейну от наших эти доллары. Скоро ли он, может, вы позвоните?
Набирая номер, Илья вспомнил объявление в утренней газете: «Баптисты Бельгии и Швеции примут эмигрантов-христиан из Израиля. И дальше несколько адресов. Телефон Нельсона раз за разом отвечал короткими гудками. Пробиться не удавалось. На парня жалко было смотреть.
— Если я не выеду через десять минут, я опоздал. Кошмар! Пожалуйста, позвоните еще!
И — о, чудо! — телефон ответил важным басом Якова Моисеевича.
— А, Илюша! Слышал о тебе от Гриши. Что ж, лавка — дело хорошее. Глядишь, и мы подсобим. Держись за нас, не прогадаешь. Что? Какой парень? Не может быть! А плевать мне на его самолет. Говорить мне с ним не о чем. Нет, не надо трубку передавать. Гриша с этим лавочником уже выехали. Получаса не пройдет, будут.
Труженик киббуца смотрел Заславскому в лицо собачьими глазами. От волнения Илья забыл и о маске респектабельности, натянутой на себя. Как убедить этого упрямого парня дождаться? Ведь это, наверное, важно. А ведь он неминуемо опоздает, пока треклятый Гришка возится где-то…
Парень выложил три тонких пачки долларов на легкий плетеный столик (и здесь эта мебель!).
— Ну, может быть, я вам оставлю? Пересчитайте, пожалуйста.
Илья пошелестел банкнотами. В каждой пачке по сто пятидесятидолларовых бумажек.
