Выяснилось, что Ольгуня даже в таком ненормальном состоянии считает несравненно лучше меня. Бухгалтер, он и есть бухгалтер.
Уяснив, что ее заброшенная волею обстоятельств дача долгое время была обитаема в осенне-зимний и ранне-весенний периоды, мигом подсчитала количество электроэнергии, потребляемой двумя нагревателями и электроплиткой. Умножив количество киловатт на их стоимость, наша девушка поняла, что рассчитаться с Энергосбытом не сможет… Скорее всего, никогда. Если не продаст дачу. А она ее точно не продаст, потому как никто ее не купит.
— Идиотка! — продолжала возмущаться Наташка. — Напугала так, что я забыла, с какой стороны машина стоит. Почему ты берешь на себя ответственность за все время своего отсутствия? Хочешь выгородить преступников? Дешево же они тебя купили! За полдозы! В конце концов давайте немедленно заявим в милицию. Только завтра. Сегодня успеть бы до темноты сумку найти. Не приведи, господи, ее и вправду на даче бросили.
— Я не идиотка, — попыталась оправдаться Ольга. — Просто…
— Не спорь! Если Наталья говорит, значит, идиотка! Она лучше знает, — вклинилась я, перебивая монолог невезучести. Следовало как можно скорее тронуться в путь. — Наталья лучше в людях разбирается. И если на то пошло, ничего обидного в этом звании нет. Слово «идиот» греческого происхождения, но это абсолютно не означает, что Греция — страна дураков, потому как они первыми ввели его в обиход. В переводе на наш великий могучий русский язык «идиотес» означает не что иное, как «частное лицо». Прошу вас, идиотки — частные лица, занять места в машине. Еще пять минут на земле и Ольга схватит воспаление легких. Она вообще для нас источник повышенной опасности.
Через пять минут мы уже искали достойный вариант выезда на шоссе. Он так и не подвернулся. Зато капитально разгулялся дождь. «Перепахав» придорожный откос в разных местах, мы благополучно застряли. Дальше — все как недавно «накаркала» Наташка: мы с Ольгой служили «силами», Наташка с машиной — средствами выезда из невыездной ситуации. Вот только Ольга выбыла из состава «силовиков» с первой же попытки. Уныло уселась в грязь, предусмотрительно подстелив под себя многострадальный пододеяльник. Впрочем, о его истинном назначении уже никто бы не догадался.
Мимо катили сплошные «частные лица», синхронно поворачивая головы в нашу сторону. Надо полагать, «пробки» впереди на дороге уже повышибало. Некоторые, пользуясь случаем, давали издевательские советы. Хорошо отмытые под ливнем, мы уже ни на что не реагировали. Я склонялась к выводу о полном одиночестве в этом мире, Наташка — к тому, что все-таки следует вспомнить о соседе Ефимове и позвонить ему, предложив от моего имени хотя бы дружбу. Приведя мне в пример своего Бориса Ивановича — сидит себе где-то в Чехии и не требует никакого отчета от жены, — немного расстроилась.
Ольгу не слушали. В легкой перепалке просто не заметили ее отсутствия на пододеяльнике, тогда как она отчаянно надрывалась откуда-то сверху. Неизвестно, как долго, но, надо сказать, по делу — пыталась выяснить, есть ли у нас трос. Пару раз Наташка призывала ее заткнуться, я тут же вставала на защиту Ольгуни, доказывая, что она тоже человек, а следовательно, имеет право голоса. И оказалась права. «Источник повышенной опасности» наехал на нас по крутому откосу сверху, в полной мере реализуя присвоенное звание. Визжала громко, но неразборчиво. Вклинившись в наш тандем, мигом разделила нас поровну, заставив забыть о причине спора. В руках у нее был внушительный крюк.
— Ну, долго я тут торчать буду?! — прогремел с обочины грубый мужской глас, и я сразу поняла — во спасение. Наташка — тоже. Только не сразу. Предварительно успела спросить, какого черта ему от нас надо, и послать спасателя туда, где можно получить ответ на этот вопрос. И только осознав, что стоящий рядом с мужиком самосвал является его неотъемлемой частью, а трос в Ольгиных руках — связующим звеном между нами и им, мгновенно рассыпалась в радостных причитаниях. Мужик ошалел до такой степени, что стянул с головы куртку, с помощью которой, выскочив из машины, пытался укрыться от ливня. Не мудрено. Бедняга и не догадывался, что является «золотком, лапочкой, собаченькой, заинькой, настоящим мужчинкой» и прочая, прочая… Завершился список «олухом царя небесного», застывшего, как изваяние, в то время как все давно уже готово к «перетягиванию каната» вместе с машиной.
Я все-таки успела сообщить благодетелю, что последнее изречение самое почетное, ибо слово «олух» в переводе означает «пастух». Не всякому повезет быть пастухом у самого Всевышнего. Ответной благодарности не дождалась, спасатель своего высокого звания не оценил. Вернее, оценил на уровне простого «частного лица» — содрал с нас за услугу по вытягиванию из грязи довольно приличную сумму и по-своему был прав.
Через полтора километра довольно сносной езды мы удачно развернулись в обратную сторону и быстро домчались до места, где так скоропостижно подобрали Ольгуню. Дождь очередной раз сменил норов и сыпал мелкими нудными капельками, рождая в душах неверие в чудо и зло на синоптиков, обещавших к субботнему утру ясную солнечную погоду. Из-за плотных свинцовых туч казалось, что с минуты на минуту окончательно стемнеет. Ольгина сумка покорно ждала возвращения хозяйки в придорожной канаве, но не в одиночестве, а под боком у мужчины с неестественно вывернутой шеей. Так, словно он силился разглядеть рукоятку ножа, торчавшего у него в спине. Прямо под левой лопаткой. На белом, мокром от дождя лице со слипшимися сосульками темных волос, не скрывавших прищуренные глаза, застыла маска брезгливости. Казалось, что наше появление помешало покойному, как ни кощунственно это звучит, выразить приоткрытым ртом с опущенными вниз уголками свое недовольство орудием убийства.
Мысленно я перенеслась в машину. Не в Натальину, а в свою — прямо на коленки к мужу, игнорируя его замечание о невозможности вести транспортное средство. Да какое мне до этого дело! Сразу стало тепло и спокойно. Я не осознавала, что фактически торчу восклицательным знаком на месте, не понимая яростных призывов Наташки следовать за ней. Вот что значит сила собственного внушения!
Мое великое противостояние (великое — потому как упертое, противостояние — потому как напротив трупа) сыграло положительную роль. Две беглянки, в секунду взлетевшие наверх, вынуждены были вспомнить о благоразумии. Во-первых, следовало вывести меня из состояния ступора и указать правильное направление бегства — в Наташки ну машину, во-вторых, забрать Ольгину сумку. С первой задачей справились легко. Многоопытная подруга применила испытанный способ — коленом под зад. Мне большего и не надо было. Я сразу окунулась в реальность, и она мне, разумеется, ужасно не понравилась, ибо никаких перемен к лучшему за время своего мысленного отсутствия на Димкиных коленках не обнаружила.
— Кто этот человек? — глядя на шоссе и смахивая с физиономии дождевые наносы, строго поинтересовалась я у Ольги.
— Не вытирай, — слабо проговорила Наташка, — влага полезна для кожи лица. Косметологи рекомендуют. А Ольге некогда, ее опять выворачивает. Наверное, уже в обратную сторону — с изнаночной на лицевую. Что касается меня, то я этого несчастного в первый раз вижу. Надеюсь, и в последний. Господи, прости…
— Эт-то… сторож… с дачных… ой, не могу больше!.. — подала голос Ольгуня.
— И не надо. Кто тебя заставляет? — пробормотала я себе под нос, не волнуясь о том, слышит она меня или нет.
— Сторож? А что он тут делает? — вяло поинтересовалась Наташка. — Ах, да… сторожит Ольгину сумку… Черную. С одной ручкой. Интересно, зачем она купила именно такую? Не сумка, а сумища. Больше грузчику подходит. Полмешка картошки влезет. Интересно, я в сознании или нет?
— Сейчас выясним, — живо откликнулась я. — Надо забрать сумку. Мне кажется, сторожу нет необходимости сторожить ее дальше.
— Вот сама и забери.
— Какое счастье! Ты в полном сознании. Я тоже.
— Кто ж его так? Неужели Ольга в невменяемом состоянии? Ты сможешь держать меня за руку? — спросила Наташка.
Не отвечая, я крепко вцепилась в нее. Вдвоем мы осторожно придвинулись к телу, и только подруга решилась протянуть к сумке руку, как ее опередила подскочившая Ольга. От неожиданности мы попятились и присели.
— Это мое! Здесь мой баланс! — шмыгнув носом, твердо пояснила она бывшему сторожу и резко рванула сумку на себя. Тело бедняги дернулось, Наташка заорала. — И этот нож тоже наш с мамой! Нам сосед три года назад новую ручку сделал. Он подтвердит. На ней его личное клеймо — буква «Х». Косой крестик. «Харитонов», значит.
Сумку Ольге удалось вернуть себе без проблем, а вот с ножом пришлось повозиться. Она даже зарычала от остервенения, с которым пыталась вытащить его из тела. Нам показалось, что покойный ожил и по мере возможности оказал сопротивление.
