Ознакомительная версия.
Я всегда предпочитала, выйдя из машины, сходить по нужде в придорожный лесок, чем в вонючий антисанитарный общественный туалет на заправке. Это выглядело для меня как месть за то, что я вечно корчила из себя ту, которой на самом деле не являюсь. Этакий удар по самолюбию.
Было бы хуже, если бы рядом находились такие же несчастные люди, и нам пришлось бы ходить в это ведро в присутствии друг друга. Хотя в тюрьме же ходят как-то. Фу!
Никогда не знаешь, когда ты окажешься в таком положении, один на один перед лицом смертельной опасности, на коленях вымаливая пощаду. Никогда не знаешь, как завтра повернётся жизнь, будешь ты завтра жив или мёртв. Жизнь удивительно непредсказуема. И почему я так ею не дорожила? Почему не наслаждалась каждым прожитым днём? Сколько бы я сейчас отдала за то, чтобы увидеть солнечный лучик, и чем бы пожертвовала, чтобы вернуться в нормальную жизнь, родить ребёнка, увидеть его первую улыбку. Я бы никогда больше не откладывала жизнь на потом, как делают современные девушки: вот выйду замуж, тогда буду счастлива, вот сделаю карьеру, тогда рожу ребёнка. Нет, никогда, только бы вырваться на свободу да увидеть счастливые лица своих родных.
Горячая струя громко зазвенела по железному ведру. Мне было стыдно и противно за то, что делаю это так громко. Стоя на карачках, придерживая левой рукой спущенные джинсы, а правой держась за батарею, я проклинала этого жестокого человека, который причинял мне такие мучения, который так изощрённо унизил меня. Закончив, я изловчилась и натянула на себя трусы и тут вдруг услышала прерывистое хриплое дыхание в тёмном углу. Вскочив, я принялась судорожно натягивать джинсы.
Это был он.
Он встал, подошёл, взял ведро и направился к выходу. Меня трясло, я по-прежнему не могла видеть его лица. Из двери, которая осталась открытой, лился тусклый свет. В прошлый раз он был намного ярче. Неужели он всё это время наблюдал за мной? Сидел, притаившись, в своём углу и не издавал не звука. Ему, наверное, нравится наблюдать за мной, это как ставить опыты на крысах. Больной придурок! Он всё видел, смотрел, как я писаю в это ведро. На меня накатила новая волна стыда.
Послышались его шаги. Мои нервы вытянулись в тонкую, готовую в любой момент лопнуть струну. Он вошёл и направился ко мне. В одной руке у него было то самое ведро, которое он поставил передо мной, в другой – полбуханки хлеба. Бросив её мне в ноги, этот гад усмехнулся и вышел, притворив за собой дверь. Послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.
Я выдохнула, схватила хлеб и, отщипывая по кусочку и кладя в рот, медленно жевала, закрыв глаза. Чудесный вкус, просто незабываемый! Ещё бы пару глотков воды, а то я скоро умру от обезвоживания. Удовольствие от еды скоро сменилось болью в животе. Я легла и принялась гладить живот рукой по часовой стрелке, а когда почувствовала облегчение, встала, чтобы размять кости.
Каждое движение отдавалось дикой болью в каждой клеточке тела, а особенно – в голове. Шишка на затылке на ощупь, казалось, немного уменьшилась, но была ещё довольно внушительного размера. Я пыталась сглотнуть слюну, которой во рту не было. Внезапно свалившаяся на меня чудовищная усталость валила с ног, ещё и голова закружилась.
Я опустилась на колени и принялась прокручивать всю свою жизнь. Нужно было вспомнить всё, чтобы знать, за что просить прощения у Бога. Вспомнить всех, кого обидела, кому причинила боль, чтобы покаяться. Что же здесь ещё остаётся делать? Только молиться. Здесь же чертова прорва свободного времени, пока тебя не задушат или не утопят, как беспомощного котёнка. Для начала я решила прочитать молитву, которой меня учила мама: «Отче наш, иже еси на небесех…»
Милка с пультом дистанционного управления в руках спрыгнула со стола на диван, чуть не сшибла меня, пробежала мимо и, резко развернувшись, допела последние слова песни Майкла Джексона, доносившейся из телевизора, в импровизированный пультомикрофон, перекрикивая самого исполнителя. Я покатилась со смеху, а она поклонилась, села рядом со мной на пол возле дивана и схватила свой бокал.
– Спасибо! Спасибо! Майкл сам не ожидал, – она тоже рассмеялась.
– Это было феерично! – Я вытирала слёзы, выступившие от смеха. – Даже живот со смеху прихватило, такая ты дурочка!
– Не всё тебе клоуном работать. Электорат тоже хочет попасть в шоу-бизнес, – она отломила кусочек шоколада, завёрнутого в хрустящую фольгу, и, положив в рот, выпучила глаза, – а где Дима?
– Митя? – переспросила я.
– Он самый. Почему я должна закусывать чудесное домашнее итальянское вино шоколадками? Он должен был прийти и приготовить свои фирменные спагетти болоньезе! – Мила произнесла эти слова как старушка из рекламы томатного соуса. – И подать к ним самбуку! Опять к бабе какой-нибудь поехал?
Всё… Милочка напилась… Я засмеялась, когда увидела, как она, отрицая, вертит головой, будто та у неё на шарнирах.
– Митя сегодня занят, как ни удивительно это звучит. Он довёз меня до дома и сообщил, что поедет встречать лучшего друга.
– Никогда не слышала, что у него есть лучший друг, – удивилась она, – я думала, что ты – лучший друг поваров.
– Тем не менее, он сказал, что из Питера возвращается его друг детства, с которым они жили на одной площадке. Знаешь, где мама Мити живёт? Вот. Дружок его живёт в квартире напротив. Ну, мама его там живёт. И он будет с мамой жить.
– Ай, мешанина какая, плевать мне, где он живёт, – отмахнулась Милка, – скажи-ка мне лучше, он красавчик?
– Митя ничего об этом не говорил. – Я пожала плечами.
– Что же это ему в Питере не жилось? Чем он занимается?
– Митя только сказал, что он очень весёлый. А ещё, что он музыкой увлекается. Музыкант, наверное.
– Пф, – Мила сморщилась, – значит, очередной никчёмный прожигатель жизни.
– А ты почему так интересуешься? Как у тебя с этим врачом? – спросила я.
– Всё! Не хочу больше никого, кроме доктора Хауса, – вздохнула она, – и то только по вечерам по телевизору. Меня достал этот горе-Боря. Раз в неделю встречалась с ним. Ну, только ради физиологии. Вчера пришла к нему, поговорили, чай попили – стандартный набор, в общем. Ложимся в постель, он отвернулся. У меня аж челюсть отвисла!
– У тебя, Мила, сейчас бокал выпадет.
– Я его тормошу. В бок тыкаю. – Она поставила бокал на пол. – А он мне знаешь, что заявляет?
– Что?
– Момент настал, а я устал! – воскликнула Мила.
– А-ха-ха! – Я чуть не поперхнулась.
– Как будто я к нему спать пришла, – продолжила она, – а потом ещё сказал: «Спину мне почеши!» Да пошёл он к чертовой матери, во обнаглел! Поспать я и дома могу, а спину лучше себе почешу или тебе! Встала и ушла.
– Ну и молодец, – я покатилась со смеху.
– Женьку сегодня видела. – Мила перестала улыбаться и опустила глаза. – Еду в такси и думаю: «Вот сейчас его увижу», а тут его «оре1» навстречу попался. Прямо на светофоре. Полминуты стояли, я смотрела, как он за рулём сидит, а рядом – его жена. Сидят, смотрят волком друг на друга, а поженились-то всего три месяца назад. Гуляет уже, наверное. Ещё говорят, что ей он цветов не дарит. По методу Марка, видать, женился – для обзаведения потомством.
– Он не видел тебя? – спросила я.
– Нет. – В её глазах наливались слезинки. – Теперь тоже, дура, будет сидеть и мучаться, пока её мужик гуляет. Бедная девочка!
– Тебя он любил.
– Я знаю. – Она вытерла набежавшую слезу. – Нам очень хорошо было. Но я посчитала нужным отпустить его раньше, чем наступит момент, когда не смогу совсем без него обходиться.
– И была права. – Я решила поддержать её. – Он бы стал от тебя гулять, таких не изменишь.
– Это точно. Иногда, конечно, появляются мысли о том, как могло бы всё быть, но я сразу их отгоняю. Когда мы встречаемся где-то случайно, уже не можем отойти друг от друга, проводим вместе двое суток и расстаёмся. Так сказать, раз в полгода вспоминаем былое.
– Это неправильно.
– И больно к тому же, – подтвердила она, – я всегда после этого страдаю. Думаю, не стоит больше так делать. Да?
– Тебе нужно встретить стоящего человека, с которым ты могла бы построить семью, – я взяла её за руку, – тогда всё будет хорошо.
– Это скорее нужно тебе. – Она посмотрела на меня так, что мне пришлось округлить глаза, пытаясь сгладить неловкость. – Ты, Ева, никогда не любила. И не спорь, твои отношения с Марком – это тяга девочки к отцу. Только даже отцы, бывает, предают и уходят из семьи. Я считаю, для Марка это была последняя надежда по-настоящему влюбиться, но он не смог, потому что неспособен. Кишка тонка!
– Мила, я всё пережила, я хорошо к нему отношусь. Благодарна ему за работу.
– Хоть на что-то сгодился, жмот несчастный!
– Он не жмот, нет.
– А то я не помню, как ты сама у него букет цветов выпрашивала то и дело! Сама намекала. Он даже на это не был способен! Настоящий мужчина заботится, помогает, носит девушку на руках, а самое главное – задаривает подарками. Сказку дарит, понимаешь?
Ознакомительная версия.
