Завтракали и обедали мы за столом у большого окна на кухне, там же и ужинали, хотя обычно ужин сервировали на веранде, где вместо стекол была сетка от москитов, со стороны ручья. Трапезничать на веранде было хлопотным занятием — из Нью-Йорка Лили привезла одну Мими, а местную прислугу брать упорно отказывалась, поэтому подавали на стол и убирали со стола мы сами. В тот вечер в меню были филе миньон, печеный картофель, шпинат и шербет из малины, причем все продукты, кроме картофеля, взяли из огромного холодильника в кладовой. Филе миньон, обложенные льдом, доставлялись экспрессом из Чикаго. За ручьем у Лили разгуливали тысячи тонн живой говядины, и пищу можно было приготовить попроще и подешевле — однако, опробовав этот способ, признали его неудовлетворительным.
За столом на веранде Лили всегда сидела лицом к ручью, протекавшему всего в дюжине шагов. Слева от нее восседал Уэйд Уорти, Диана Кэдэни — напротив, а справа — я.
Взяв нож, Диана сказала:
— Мне сегодня пришла в голову ужасная мысль.
Разумеется, это был пробный шар. Его подхватил Уэйд, которого я так толком и не раскусил. На его пухлом лице с широким носом и квадратным подбородком возникала целая гамма разнообразных улыбок, и порой их трудно было истолковать. Улыбаясь дружески, он мог сказать что-нибудь язвительное, тогда как мог произнести приятное с саркастической улыбкой на устах. Улыбка, которой он сейчас одарил Диану, была просто вежливой. Он сопроводил ее словами:
— Судить объективно о собственных мыслях никто не в состоянии. Поделитесь же с нами!
— Если бы я не собиралась посоветоваться с вами, — ответила Диана, — я бы об этом даже не упомянула. — Она подцепила вилкой кусочек мяса и принялась его тщательно пережевывать. Диана делала так часто. Возможно, она надеется получить роль, по ходу которой ей придется демонстрировать способности вести беседу и одновременно пережевывать пищу, а тут без практики и не обойтись. Актер может практиковаться где угодно, когда угодно и с кем угодно. Большинство из них так и делают. — Если бы того мужчину не убили, — продолжала Диана, — Арчи бы здесь давно уже не было. Так что, выходит, убийца оказал нам любезность — мысль и впрямь ужасная.
— Мы поблагодарим его, когда узнаем, кто он, — заметила Лили.
Диана проглотила кусок и изящным движением воткнула в картофелину вилку.
— Я не шучу, Лили. Мысль и впрямь ужасная, но она подсказала мне одну идею. Можно было бы сочинить пьесу о женщине, которая проделывает всякие жуткие вещи — лжет, ворует, уводит чужих мужей, возможно, даже убивает кого-то. Но вся соль в том, что всякий раз, когда она причиняет кому-то боль, это помогает другим людям. К примеру, одних она заставляет испытывать страшные муки, зато другие, а их в десять раз больше, получают от этого какую-то выгоду. То есть своими поступками она приносит гораздо больше добра, чем зла. Я еще не решила, какой будет финальная сцена — пусть ее придумает тот, кто напишет эту пьесу, но она может получиться великолепной. И подойдет для любой актрисы. Мне уж точно.
Картофелина была съедена, теперь дожевывался последний кусочек мяса. У Дианы и впрямь это здорово получалось, правда, она обладала неоспоримым преимуществом — у нее было весьма привлекательное личико. Девушке с хорошенькой мордашкой нужно быть настоящей неряхой, чтобы окружающим захотелось смотреть куда-то, а не на ее лицо.
Диана подняла глаза на Уорти и сказала:
— Вы писатель, Уэйд. Почему бы вам не взяться за это?
Тот покачал головой.
— Это не для меня. Предложите Олби или Теннесси Уильямсу. Что же относительно того, будто убийца оказал нам любезность, то, по моему мнению, не такая уж она и большая. За эту неделю мы Арчи почти не видели. — Он посмотрел на меня с дружеской улыбкой. — Как продвигается дело?
— Прекрасно. Осталось лишь добиться признания. В тот день Диана собирала чернику. Ей попался великолепный куст, а Броделл пришел и оттолкнул ее. Вот она его и застрелила. К счастью…
— Из чего? — спросила Диана.
— Не перебивайте. К счастью, подоспел Уэйд, он как раз охотился на мешетчатых крыс. Он выстрелил, но попал Броделлу в плечо, и тогда вы, Диана, попросили его дать ружье вам.
— Сознаваться мы не собираемся, — произнес Уэйд. — Придется вам это доказать.
— Ну что ж… Вам что-нибудь известно о врожденной радиации?
— Нет.
— О том, что врожденная радиация у всех разная, как и отпечатки пальцев?
— Звучит обнадеживающе.
— Не только обнадеживающе, но и вполне научно. Удивительно, как вообще можно что-то раскрыть без современных достижений. Я сегодня поднялся на Блю-Граус-Ридж с новым счетчиком Гейгера, и он выдал вас с Дианой с потрохами. Вы оба побывали там. Теперь я знаю все, что нужно…
— Разумеется, мы там были, — сказала Диана с набитым ртом. — Вы с Лили водили нас туда! Три или четыре раза!
— Докажите это, — сказала Лили. — Я что-то не помню.
— Лили! Вы помните! Вы должны помнить!
Общаясь с Дианой, нельзя было понять до конца, дурочка она или только прикидывается ею.
Когда настало время шербета с кофе, мы уже обсудили планы на вечер. Обычно вечером мы играли в пинокль, читали, смотрели телевизор, беседовали или занимались каждый своим делом у себя в комнате, а иногда, особенно по субботам, общались с местным населением. В тот вечер Уэйд предложил сыграть в пинокль, но я заявил, что им придется играть втроем, так как собирался съездить в Лейм-Хорс. Они немного порассуждали, стоит ли им поехать со мной, но решили остаться дома, а я, убрав за собой со стола, вышел и сел в машину.
Я столкнулся с одной проблемой, о которой и хочу поведать вам. Если я начну подробно излагать, чем занимался в последующие четверо суток, от восьми вечера в субботу до восьми вечера в среду, вы за это время успеете повстречаться с десятками людей и лучше познакомитесь с округом Монро, штат Монтана, но ничего не узнаете об убийце Филипа Броделла, поскольку я сам не смог узнать о нем ровным счетом ничего. Да вам это может просто осточертеть, как осточертело мне. Поэтому я приведу один пример моего времяпрепровождения, и им вполне может послужить тот субботний вечер.
По вечерам в субботу публика съезжалась на машинах в Лейм-Хорс, хотя до Тимбербурга было всего двадцать четыре мили. Следовало бы ожидать, что люди поедут в столицу округа, где был кинотеатр с плюшевыми сиденьями, кегельбан и другие развлечения, а вот поди ж ты, нет. По субботним вечерам многие из проживавших в Тимбербурге — человек сто, если не больше, — приезжали в Лейм-Хорс. Притягивало их сюда большое ветхое каркасное строение рядом с универмагом Вотера. На краю крыши этого весьма примечательного здания красовалась вывеска футов в двадцать длиной: «ХОЛЛ КУЛЬТУРЫ ВУДРО СТЕПАНЯНА».
Это местечко обычно называли «Вудис». Вуди — ему шел уже седьмой десяток — построил его лет тридцать назад на деньги, оставленные ему отцом, который чем только не торговал в этих местах, еще когда Монтана не была штатом. Все свои молодые годы Вуди провел в универмаге на колесах. При рождении его нарекли Теодором, в честь Рузвельта[6], но, когда ему исполнилось десять лет, отец сменил его имя на Вудро, в честь Вильсона[7]. В 1942 году Вуди подумывал о том, чтобы стать Франклином, в честь еще одного Рузвельта[8], но решил, что это повлечет за собой много осложнений, в том числе связанных со сменой вывески.
Субботняя вечерняя программа в заведении Вуди начиналась в восемь с кинофильма, который я не жаждал увидеть. Поэтому, поставив машину на обочине дороги, я прошел в универмаг Вотера и тут же понял, что мог бы не ездить в Тимбербург, разве только чтобы отправить письмо и заглянуть в справочник. Полный инвентарный список товаров, предлагавшихся в этом магазине, занял бы несколько страниц, поэтому я назову лишь несколько предметов: сковороды, широкополые ковбойские шляпы, пятигаллоновые кофейники, рыболовные снасти, журналы, книжки в мягких обложках, ружья и боеприпасы, всевозможные товары, пончо, шпоры и седла, сигары, сигареты и табак, орехи и конфеты, охотничьи и кухонные ножи, мужская и женская одежда, стол, заваленный «ливайсами», цветные открытки, шариковые ручки, три полки с коврами…
В зале было несколько покупателей, а Морт Вотер, его жена Мейбл и их сын Джонни их обслуживали. Я пришел вовсе не для того, чтобы что-то купить, и даже не затем, чтобы поговорить, а просто послушать. Оглядевшись, выбрал подходящий объект — худющую женщину с длинными черными волосами, которая разглядывала туфли на прилавке. Ее звали Генриетта, она была полукровка. Живя у дороги, она знала всех. Желающие могли купить у нее спиртное. Я подошел к ней поближе и сказал:
— Привет, Генриетта! Готов спорить, ты меня помнишь!
Она слегка склонила голову и прищурилась, как частенько делают осторожные люди.
