Брыкин отставил чашку и со скорбным видом оглядел комнату, остановив свой взгляд на собаке Кляксе.
— Да… — тихо проговорил он. — Да… Но я не знаю, будет ли это интересно всем присутствующим…
Клякса ободряюще повиляла Брыкину хвостом. Полковник едва заметно усмехнулся, а Тамара Сергеевна посмотрела на журналиста самым добрым взглядом, на который только была способна.
— Конечно, интересно, — небрежно пожала плечами Саша. — Если речь идет о гибели человечества. Я правильно поняла тему?
— Я понимаю, это смешно… — грустно улыбнулся Брыкин. — Может быть, я не совсем точно выразился, когда разговаривал с Тамарой Сергеевной… Но речь идет, действительно, о серьезных вещах.
— Не томите, Аркадий, — подбодрила его Саша. — Если вам нужна какая-то помощь, обещаю вам, что сделаю все возможное.
— Помощь нужна не мне, — вздохнул Брыкин. — Хотя в последнее время у меня появились некоторые проблемы. Видите ли… Может быть, вы знаете, что в нашем городке снова заработал химический комбинат.
— Да-да… Уже знаю, — ворчливо произнес Барсуков. — А как давно он начал работать?
— Около двух месяцев назад, — ответил журналист. — Пока он работает вполовину мощности, но власти города намерены раскрутить его на полную катушку. У них появились некоторые перспективы. Иностранные инвестиции, государственные программы, в общем, все, что нужно для того, чтобы возродить умирающее производство.
— Понятно, — кивнула Саша. — И с этим комбинатом что-то не так?
— Все, — выдохнул Брыкин и, судорожно вытащив из кармана брюк огромный носовой платок, утер им лицо. — Начнем с того, что комбинат то открывался, то закрывался. А теперь, когда он открылся в очередной раз, туда набрали иностранных рабочих из Кореи, Китая, Турции и ближнего зарубежья. Нашим же работягам, которых в незапамятные времена отправили в бессрочный отпуск за свой счет, дали от ворот поворот. Официально они до сих пор находятся в этом отпуске. А на их месте работают гастарбайтеры. Которые по-русски ни бум-бум. И когда их спрашивают: какую продукцию они изготовляют, они вежливо разводят руками и отвечают: твоя моя не понимай. Два месяца как запущено производство, а общественности до сих пор неведомо, какой продукт изготавливается у нее под боком. И это не может не настораживать.
— Как объясняет руководство комбината эту секретность? — спросил Барсуков.
— Руководство комбината никому ничего не объясняет, — покачал головой Брыкин. — А вот руководство города одному моему коллеге объяснило. Иностранные инвесторы, мол, согласились вложить свои капиталы в модернизацию производства с условием сохранения коммерческой тайны. Но это же полная ерунда… Коммерческая тайна не предполагает сокрытия предмета производства. Я понимаю еще всякие «легенды», когда комбинат на «оборонку» работал. Но сейчас-то? Мало того, что руководство завода беспардонно нарушает закон о труде, так оно еще и производство засекретило. Однако это — на поверхности… Самое главное — никто точно не знает, кто владеет заводом.
Журналист снова утер пот со лба и помолчал некоторое время. Лицо его приобрело страдальческое выражение. Он повздыхал, а затем продолжил:
— Я попытался написать об этом в «Новоладожском вестнике». Но главный редактор дал мне понять, что такие статьи нынче писать и публиковать не рекомендуется. Во всяком случае, на нашем, областном уровне.
— Папа Вася стал трусить? — удивилась Саша. — Никогда за ним этого не водилось!
— Папа Вася полгода как на пенсии, — скривил рот Брыкин. — Вы не знали?
Саша смутилась. К ее стыду, она совсем ничего не знала о своих бывших коллегах по газете.
— Он стал жаловаться на сердце, — сказал Брыкин. — Говорил, что теперь ему невмоготу везти такой воз. Ну, и отправился на покой. Цветы на своем участке разводит…
— Надо бы его навестить… — задумчиво проговорила Саша.
— Он будет рад, — кивнул Брыкин. — Теперь редактором у нас Перепелкин. Помните?
— Что? — воскликнула Саша. — Ему же под восемьдесят!
— Ну, во-первых, всего только семьдесят три, — усмехнулся журналист. — А во-вторых, его очень долго упрашивали в нашей администрации. И он не устоял. Говорит, хоть перед смертью поруковожу. Но политика газеты под его началом резко изменилась. Он ведь человек старой формации, когда жили по принципу «как бы чего не вышло». В общем, зарубил он мне статью. Но это бы ладно, его можно понять. Отослал я свою статью в пару центральных газет под псевдонимом. В «Комсомолке» заинтересовались и обещали ее опубликовать. Даже число назвали, когда газета выйдет с моим опусом. И более того — гонорар заплатили. Случай беспрецедентный. То есть, вы понимаете — никаких проблем не должно было возникнуть в принципе. И вдруг — как гром среди ясного неба. На полосе, где должна была находиться моя статья, устроился большой рекламный плакат с БАДами.
— Бады — это что? — осторожно поинтересовалась Саша.
— Биоактивные добавки, — махнул рукой Брыкин. — Я — в редакцию звонить. Они извиняются и говорят, что гонорар я могу оставить себе. А вот статья моя приказала долго жить. То есть отправилась в корзину. Хе… В корзину редакционного компьютера. Это обстоятельство наводило на определенные мысли. Мне бы успокоиться, только натура не позволяет, да и от профессиональных привычек очень трудно освободиться. Стал я размышлять: ну что тут такого — написана критическая статья о комбинате. Перепелкин ее не печатает, чтобы не ссориться с местным руководством. Мотив по-человечески вполне понятный. Но статью не печатает и центральное издание. А тут уже напрашивается вывод, что за всей историей стоит вовсе не наш новоладожский мэр… или не только он, а кто-то еще. Более серьезный и могущественный.
На этой фразе Брыкин умолк, покомкал платок, а затем попросил еще чаю. Видно было, что он чрезвычайно взволнован. Саша подумала, что вряд ли бы он стал так нервничать из-за того, что его статья не пошла в печать. Брыкин на се памяти был удивительным пофигистом и не расстраивался даже тогда, когда в трудные для редакции времена зарплату журналистам задерживали на два — три месяца. Не похоже было и на то, что его особенно волновало соблюдение закона о труде. Наши государственные структуры что хотят, то с народом и вытворяют. И никого это особенно не печалит, не исключая и журналиста Брыкина. Александра ждала продолжения рассказа.
Аркадий опустошил чашку в два глотка, энергично потер переносицу, почесал за ухом собаке Кляксе, улыбнулся и виновато оглядел хозяев дома.
— Позвольте мне рассказать о дальнейшей своей одиссее, — заговорил он. — Возможно, все мои приключения вовсе не связаны с событиями в городке, но уж больно ловко все совпало… Дело в том, что днем, когда я встретил Тамару Сергеевну, меня только что отпустили из отделения. Где я пробыл пятнадцать суток.
— За что? — настороженно спросил Николай Трофимович.
— За мелкое хулиганство. Можно было ограничиться штрафом, но в последнее время у меня появились проблемы с финансами…
— И что же вы натворили такого ужасного? — попробовала уточнить Саша.
— Избил компанию молодых людей в количестве пяти человек, — нервно засмеялся Брыкин. — Все пятеро по одиночке в полтора раза превосходят меня по весовой категории. Представляете, как им от меня досталось?
Александра взглянула на бывшего коллегу. Две недели — большой срок, однако, если Аркадия серьезно избили, на его лице не могло не остаться следов борьбы. Журналист перехватил ее взгляд.
— Били подозрительно профессионально, — хмуро возвестил он. — Приди мне в голову пройти освидетельствование, меня бы зачислили в отряд космонавтов. Ни одного синяка. При том, что я тогда едва поднялся. Да и до сих пор голова кружится.
— Они сообщили, чем вы им не угодили? — спросила Саша.
— Увы, — развел руками Брыкин. — Кроме нелестных определений в свой адрес, я ничего не услышал. И я бы мог считать это обычной акцией обычных отморозков, если бы меня не изолировали от мира на две недели. За которые много чего могло бы произойти.
— Что именно?
— Например, я мог бы встретиться с одним очень интересным человеком, — внезапно всхлипнул Брыкин. — И получить от него любопытный материал. Теперь… Теперь он исчез.
— Что это за человек? — подал голос Барсуков.
— Работник комбината, — ответил Аркадий уныло. — Он назвался Иваном Ивановичем Аржанухиным. Пришел в редакцию очень взволнованный и сказал, что у него на руках есть документы, которые при их публикации могли бы сравниться с небольшой бомбочкой, способной произвести скромный взрыв не только на местной почве, но и в масштабе государственном. Я выразил желание познакомиться с документами, но Иван Иванович дал понять, что они находятся в надежном месте, а носить их собой рискованно. Если бы я согласился их опубликовать, мы могли бы поехать вместе к тому «надежному месту» и взять их. Договорились встретиться на следующий день, раньше я никак не мог — готовил срочный материал. Но вечером на меня напали, а потом арестовали… Сразу после выхода из кутузки я позвонил на комбинат, в отдел кадров, чтобы связаться с Аржанухиным, но мне сообщили, что такой человек у них никогда не числился.
