В тапочках, в махровом халате, Омар был самой безмятежностью. Прохладное дыхание чинар наполняло его легкие ощущением нового прекрасного дня, словно ветер паруса. И он в благодарности поднял глаза к небу.
«Что ж, пора и мне насытиться», – решил Омар, усаживаясь за столик открытой веранды. Развалившись в плетеном кресле, он заказал несколько чашек чая с кубиками сахара и пару бутербродов с параллелепипедами маслосыра. А для остроты вазочку с шариками черной икры. Его желудок постанывал от того особого, спросонья, голода, который можно утолить лишь двумя-тремя чашками чая и двумя-тремя бутербродами с икрой или грибами.
Официант принес заказ на расписанном подносе. Омар обратил внимание на эту изящную роспись под персидскую миниатюру. То был рисунок к старинной поэме «Хюсн и Ашк». Омар смотрел и смотрел, во всех подробностях разглядывая линии миниатюры, вплоть до цветов и соловьев, изящно склонивших свои головки во всех четырех углах подноса. Все это время официант терпеливо ждал, изогнувшись в три погибели, словно это он сам был создателем рисунка и теперь смиренно показывал свое творение Верховному Визирю Искусств.
Был один из тех прозрачно-прохладных осенних дней, что встречаются в здешних горних местах нечасто, и поэтому он сулил не только Омару, но и официанту много хорошего. Рассмотрев рисунок и догадавшись, что официант ждет вознаграждения, Омар потянулся, сначала просто так, от хорошего настроения, а затем к фарфоровой ручке чайника, и лишь потом – ведь, как известно, суета от шайтана – полез было за портмоне из крокодиловой кожи.
Еще по прилете в Кашевар Омар прямо в аэропорту обменял выпрыгнувшие из банкомата купюры на национальную валюту, что позволило ему наполнить внутренности своего «аллигатора» изрядной порцией местных сомов.
Не найдя в кармане кошелька, Омар понял, что принял за карман всего лишь глубокую складку халата с отвисшим воротом, и теперь ему ничего не оставалось, как, приняв более безмятежную позу, погладить влажные волосы на груди и под мышкой, – ох уж этот гостиничный котяра!
«Чин-чинарем» – чирикали нетерпеливо воробьи на чинарах, но Омар Чилим вовсе не чесался. Он именно поглаживал себя по печени и поглаживал по почкам, одновременно рассматривая росписи на чайнике, чашке и блюдце.
Везде и всюду в этом отеле были изображены розы и соловьи, глядя на которые Омар не мог не вспомнить чарующий тембр Дивы Примы, с которой ему предстояло встретиться уже завтра. Он раньше и не подозревал, что может влюбиться в женщину, слушая лишь ее волнительный голос. На ланче у консула ария за арией волнами пробирались внутрь тела Омара, заполняя своей вибрацией даже кишки и щекоча ему почки.
«Вот она, моя дама печени», – решил Омар Чилим. Хотя, возможно, это расчлененный на части упрямый карп продолжал сопротивляться выпавшей ему участи и пытался, минуя пищеварительные органы, сразу угодить в кровеносную или мочеполовую систему, чтобы под шумок скрыться вместе с волнами вибрации в канализационной системе.
Омара действительно пробирало насквозь. Он стоял, оглушенный и униженный, прямо перед роялем, чувствуя, как карп, мимикрируя под угря, устремляется к низу живота. Еще утром Омар прилетел в Кашевар на самолете, напоминавшем ему белолобого гуся. А уже ближе к ланчу он сам весь покрылся гусиной кожей.
Впрочем, вокруг рояля топтался не только Омар, но и человек тридцать приглашенных гостей. Консул Аламании был хорошим знакомым Омара по работе фонда. Теперь, кажется, он становился соперником в любовных интрижках, как и индусы, что украшали свой лоб звездами.
Омар не раз отмечал, что в этом четырехзвездочном отеле к нему относятся как к очень почетному клиенту. Может быть, потому, что он в карточке гостя указал, что приехал фотографировать зверей из зооботсада, собранного самим эмиром и мэром Кашевара.
Но как бы то ни было, такое положение вещей очень забавляло и даже льстило Чилиму. Прислуге иногда хочется побыть господином. А Омар, будучи рядовым сотрудником одного английского фонда, вставшего на службу братьям нашим меньшим, хотел, чтобы изредка прислуживали и ему.
Чужое место за чужой счет – ну разве не ловко! Омар приехал в Кашевар по заданию фонда, чтобы пофотографировать чудо-зверинец эмира, и теперь собирался сполна насладиться выпавшей на его долю приятной поездкой и блестяще сыграть роль богатого иностранца за счет командировочных, которые ему щедро выписали в конторе. Будучи биологом, Омар уже давно не питал иллюзий о людском сообществе и знал, что человеку, как и всем групповым животным, присуще образовывать иерархии, положение в которых напрямую зависит от рангового потенциала и настырности того или иного индивида. И так повелось испокон веков со времен первобытного полуживотного существования гомо сапиенс. Чем больше сил, тем выше ранг. Причем только физической силой ранг не определяется.
У петухов место в иерархии зависит от высоты гребня, размаха крыльев и красочности перьев. У павлинов – от длины и пышности хвоста. А у человека – от количества и красочности выступающего из кошелька гребня из красных, голубых, розовых, желтых бумажек в портмоне. То есть, по сути, тоже от длины хвоста попрошаек. На худой конец, более высокий ранг можно получить за счет накладного перистого гребня кредитных карт «Виза».
Возвращаться Омару в номер, не перекусив и не взбодрившись чаем, совсем не хотелось. Его ноги после сладкого сна были ватными и дрожащими, как брусничное желе с сахарной бахромой с Базарной площади.
И тут, взглянув по сторонам, Омар увидел знакомого посыльного, что увязался за ним от самого аэропорта. Эти взрослые дети просто кишмя кишели под ногами Омара в поисках хоть какой-нибудь поденщины. Одни якобы вытирали пыль с его туфель. Другие – пыль с места, куда нога Омара собиралась в следующую секунду ступить. А третьи так вообще рвали на ходу подметки: с такой страстью они натирали подошвы, не успевал Омар оторвать их от пола. Желая скорее отвязаться от докучливых попрошаек, Чилим поручил первому подвернувшемуся под руку подростку купить ему в местной книжной лавке какую-нибудь занимательную книжку.
На то он и новый день, чтобы приносить не только новые проблемы, но и новое виденье их решений. Мальчишка так обрадовался свалившейся на него удаче, что в мгновение ока разогнал всех прочих искателей счастья. Но с тех пор везунчик Самир следовал за Омаром как приклеенный, по пятам. Вот и сегодня с раннего утра он дежурил возле гостиницы, время от времени стараясь заглянуть в дверь и попасться Омару на глаза.
Заметив юношу, таково уж свойство памяти, Омар тут же вспомнил, что торговец книгами Абдулхамид не отдал ему в полной мере сдачи. Сославшись, по словам сорванца, на отсутствие мелочи, Абдулхамид якобы попросил подождать до вечера. «Какую выгоду лавочник здесь выискивал?» – задавал себе вопрос Омар. Неужели он надеялся, что чтение так захватит гостя, что в этот же день Омар обменяет шуршащую сдачу на шуршащие страницы продолжения оборванной на полуслове истории?
«Что ж, время продолжения настало», – подумал Омар и подозвал к себе мальчишку.
– Сходишь к Абдулхамиду, торговцу книгами, и возьмешь у него положенную сдачу. Скажешь, что тебя послал я, Чилим-бей… Три четверти отдашь официанту, четверть возьмешь себе.
– Спасибо, господин! – подобострастно раскланялся официант, сполна получивший ответ на все свои подозрения.
– Не за что! – взмахом руки отослал Омар официанта в черную комнату для челяди. Оставшись, наконец, один, он достал из фарфоровой сахарницы два куска рафинада, аккуратно опустил их в чашку и стал молча ждать, пока они растворятся в карих водах, испустив последние пузыри.
От нечего делать он принялся разглядывать пузатый фарфоровый чайник с оттопыренным носиком.
«Чайник от слова “чайка”», – подумал Омар и вдруг вспомнил, что во сне точно о чем-то разговаривал с рыбой. И это воспоминание о беседе с хладнокровной неожиданно взволновало кровь Омара так сильно, что он начал кое-что припоминать. Отдельные детали, не более того…
…Вот рыба приоткрывает свои пухлые, накрашенные коралловой краской губы, словно пытается о чем-то ему поведать. Вот рыба, ударив анальным плавником в знак благодарности, разворачивается и, довольная, уходит восвояси. Но чем довольная? Неужели она договорилась со мной о чем-то очень важном?
Размышляя подобным образом, Омар поднес чашку к пересохшим от волнения губам. Напиток был еще достаточно горяч и потому обжег Чилиму нёбо. Омар стал на него легонько дуть, одновременно почесывать свое слегка опаленное ухо и смотреть, как, подталкивая друг друга, разбегаются в стороны круги…
И тут, после полноценного второго глотка, когда горячие волны ударились о стенки желудка, его прорвало: та рыба рассказывала ему о девочке с карими глазами, что каждый день, утром и вечером, приходит к городскому пруду и пытается что-то высмотреть там. Иногда она дует на воду, отчего рыбам становится не по себе…
