Он запунцовел и, застонав, ткнулся лбом в ближайший столб. Озадаченно поднял голову: фонарные лампочки нависли над ним, словно гроздья переспелых слив.
- Вам плохо, Сергей Викторович? - произнесли рядом. Катенька Целик заботливо заглянула в его лицо. Сзади вырисовывалась физиономия Маковея, выражавшая смесь озабоченности и досады: неожиданная встреча могла испортить его планы на вечер, - как и вся банковская группа, он знал о домагательствах энергичной Катеньки и - молча мучился.
Похоже, опасения его оказались не напрасны. Катя, не колеблясь, цепко подхватила Коломнина под локоть, прижалась томно:
- Я вас весь вечер разыскивала. Хотела в ресторан пригласить. Но теперь уж не отпущу.
- Да. Теперь не отпустим, - безнадежно напомнил о себе Павел.
Нынешнее состояние его было Коломнину понятно как никогда. Потому он решительно освободился от девичьей опеки, с силой, несмотря на легкое сопротивление, вложил ее руку во взмокшую Пашенькину ладонь:
- Сегодня без меня развлекитесь, ребята. Перебродил я, кажется, свое веселье.
И, решительным жестом перебив возмущенную Катенькину реплику, повернул к крупнейшему курортному отелю "Палас ройяль", в котором и разместились отдыхающие из банка "Авангард".
- Да, Павел, - он задержался. - Хочу тебя по возвращении к себе в управление забрать. Пора расти над собой. Как? Не возражаешь?
- Так... как скажете, - Маковей и Катенька одновременно запунцовели: он от счастья, она - от негодования.
В огромном, отполированном, будто каток, холле было, как всегда, многолюдно и суетливо. Прислуга таскала к автобусу составленные чемоданы отъезжающих. В креслах, перед телевизорами, дремали в ожидании размещения вновь прилетевшие. Меж ними с напитками сновали официанты. Из глубины, со стороны кегельбана, доносились звуки катящихся шаров. А прямо по центру зала, подле сказочной избушки, вокруг которой, как обычно, возились дети, вертелась кокетливо вставленная в кадку пышная, неведомо как завезенная сюда елка, - шли рождественские праздники. До российского Нового года оставалась неделя.
Коломнин собирался подняться на этаж, где разместили их тургруппу. Но, поняв, что уснуть не сможет, решительно повернул к номеру Ознобихина: предусмотрительный Николай по приезде быстренько доплатил и снял люкс в дальнем крыле с таким расчетом, чтобы отгородиться от бдительной опеки банковских сплетниц. На первый стук никто не ответил, и Коломнин постучал вторично, требовательно. Им вдруг овладело нетерпеливое, мазохистское желание рассказать Ознобихину о случившемся, выставив самого себя на нещадное осмеяние. Желание столь сильное, что он даже в нетерпении прихлопнул по двери ногой.
Наконец, в глубине послышался шорох. С той стороны двери выжидательно задышали.
- Да я это, я! - облегченно выпалил Коломнин.
Номер раскрылся, и в щель просунулся бдительный Колин носик:
- Предупредил бы! Я уж решил, что наше бабье выследило.
Укутанный в японский, расшитый драконами, халат Ознобихин посторонился, пропуская внезапного гостя.
- А я тут пару таечек надыбал. Не удержался, - похвастался он, приоткрыв дверь в дальнюю комнату, где на широкой кровати поверх одеяла оживленно лопотали меж собой две полураздетые девчушки. - Может, присоединишься?
- С меня хватит. Выпить есть?
Ознобихин взглянул пристальней, неспешно открыл наполненный бутылками бар, выбрал джин:
- И как погуляли? Как тебе Лариса?
- Так, хохотушка, - вопреки собственному намерению брякнул Коломнин. Легко живет.
Рука наливавшего спиртное Ознобихина дрогнула, пролив несколько капель на столик, и сам он не удержался от изумленного движения головой:
- Даже так?
Поставил на журнальный столик два бокала, всмотрелся повнимательней в набычившегося в отупении товарища:
- М-да, сильна баба. Это надо - как удар держит. Мужику позавидовать. А тебе по должности положено повнимательней быть.
- То есть?
- То-то что "то есть". Больно мы скоры в суждениях, - Коля неспешно глотнул джину, посмоковал, выдернул из блюда с фруктами крошечную виноградинку и отправил следом. - У этой хохотушки два года назад на пороге квартиры; можно сказать, на ее глазах, киллер расстрелял мужа. Любимого, между прочим. Я его знал. Тот еще был мужик. Сильный, громкий. Она за ним как за сейфовской дверью горя не знала. В нефтяном бизнесе крутился. Хороший мой приятель, кстати. Одно время вместе кучковались. Даже общее дело планировали. Только я в банк отдался, а его месяца через два замочили: вроде как в криминал окунулся и чего-то там не поделили. Остались дочь пяти лет да трехкомнатная квартира. И денег - тю-тю. Как не было. Через месяц после его смерти нажралась люминалу. Едва откачали. Свекр из Сибири приехал. И обеих: и невестку, и внучку, - к себе забрал. Вот так при нем и выхаживалась - из неживых в едва живые. Это только теперь уломали съездить развеяться. А ты говоришь...
- Я говорю, что я мудак! - с чувством сообщил Коломнин.
- Кто бы спорил! Хотя мужик ей точно нужен. Аж сочится баба.
- А ты что ж?
- Мне не даст и под пистолетом.
- Потому что друг мужа?
- И это тоже. Словом, без шансов. А вот ты, думал, сумеешь растопить.
Из спальни послышалось напоминающее скрежетание.
- В общем, если хочешь, подожди. Я их с полчасика пошпокаю да выставлю. Еще поболтаем.
Последней фразы Коломнин не расслышал, как не обратил внимания на то, что исчез Ознобихин. Услышанное ошеломило его. Теперь он понял, что так поразило в этой беззаботно вроде бы веселящейся женщине. В ее смеющихся глазах угадывалась наледь. Как ряска на стылой воде, когда первая, едва заметная пленка отгораживает от внешней жизни впавшую в зимнюю спячку реку.
Вышедший через сорок минут Ознобихин не застал в номере ни внезапного гостя, ни початую бутылку джина.
Утром следующего дня, едва встряхнулись от дремы "пляжные" тайцы, на набережной появился всклокоченный невыспавшийся человек. Он уселся на парапет строго напротив отеля "Холидей", что-то непрестанно бормоча про себя. Несмотря на горячечное состояние, он пристально вглядывался в наполняющийся людской поток, потекший от отеля к пляжу. В какой-то момент вздрогнул, очевидно, заметив того, кого высматривал, но вопреки логике не пошел навстречу, а напротив, поспешно спрятался за подвернувшуюся пальму.
Еще с час Сергей Коломнин издали наблюдал за группкой отдыхающих, среди которых была и Лариса. Несколько раз порывался подойти, но всякий раз кто-то из окружающих оказывался поблизости, и он вновь ретировался. И только, когда Лариса в одиночестве направилась к воде, Коломнин решился. Не успев даже надеть сброшенные сланцы, журавлиным шагом перемахнул он горячую песчаную полосу и остановился чуть сзади, перебирая босыми ногами и пытаясь сдержать дыхание. Видимо, неудачно. Потому что женщина встревоженно обернулась.
- Ба! - вяло удивилась она. - Весельчак - балагур. Не нащебетались вчера?
Всмотрелась в его разом сделавшееся страдальческим лицо. Что-то быстро про себя определила.
- Так, понятно! Вижу, здесь подработал Ознобихин. Так вот прошу запомнить, я на отдыхе и никакие утешители мне...
- Вот, - Коломнин выдернул из кармана шорт смятый лист и протянул Ларисе. Она вгляделась в несвязные, отрывистые записи и непонимающе подняла глаза.
- Это веселушки всякие. Я тут ночью накидал для памяти. Словом, обещаю, буду прямо по темам рассказывать. Все, что захочешь. Ларис, пойдем погуляем, а?
- М-да, - в некоторой растерянности протянула она. - Такое мне еще точно не попадалось.
- Я вообще-то по жизни человек веселый, - заискивающе попытался набить себе цену Коломнин. - С тобой только что-то торможу. Но это, наверное, пройдет. Дня через два-три.
- Еще и стратегическим планированием увлекаетесь, - она с интересом смотрела на странный танец, что исполнял он на песке обожженными ногами, не смея отбежать к воде. - Ладно, разрешаю остудиться и подождать у асфальта. Все равно перезагорала.
Это было странно. Но теперь, когда Коломнин узнал о ней главное, с него как-то сама собой спала вчерашняя одеревенелость. И хоть не заливался соловьем - чего не умел, того не умел, - но стало им легко и свободно, потому что то, что рассказывал один, оказывалось неизменно интересным другому. Вечером отправились они гулять по ночной Поттайе. И Коломнин вдруг увидел этот город, по которому до того вроде бы и не ходил - так, шмыгал. А теперь упивался происходящим, потому что вся эта сочная экзотика оттеняла его Ларису. Они вновь шли мимо бесчисленных барных стоек на душных улицах. Как и вчера, он приветствовал восседающих на табуретах проституток, и те с неизменным радушием махали в ответ, что вызывало веселые, согревающие его душу Ларисины комментарии. Они садились за столик возле ринга для кик-боксинга, на котором молотились, сменяя друг друга, пары боксеров, и Коломнин отмечал, что официант, выслушав Ларисин заказ, выполняет его с особенным удовольствием. Порой он умышленно приотставал, делая вид, что развязался шнурок, и потом нагонял, не сводя глаз с тугих икр. Как-то остановились у лотка с фруктами и принялись на пари запоминать экзотические названия, что на ломаном английском выговаривал продавец. Лариса и впрямь запоминала.
