Дина встретила меня иронической улыбкой.
— Так-ак, — сказала она, — очень мило. Особенно мне нравится в твоем выступлении вот это место… — Она вынула из кармана блузки лист тетрадочной бумаги, расправила его и прочла: — «Поздравляю вас с прошедшим годом и желаю встретить его в твердом уме и здравой памяти». Шедевр!
— И ты Брут! — посмотрел я на Геннадия. — Так вот кого я пригрел за спиной, на багажнике.
— Что ты!.. — вступилась за брата Дина. — Да этот текст уже два дня гуляет по Новочеркасску. Такое блестящее выступление, да чтоб его не переслали сюда наши земляки!
Геннадий, переменив брюки, отправился… не знаю, куда он отправился, а мы с Диной пошли гулять по бульварам. Где же еще в Новочеркасске можно гулять, как не по этим бульварам, что тянутся через весь город. Я рассказывал о своих злоключениях, а Дина смеялась так переливчато, так по-детски взвизгивала при этом, что у меня сердце таяло. И вообще в этот вечер она ни разу не выпустила своих коготков.
Когда я проводил ее до дома, она сказала, чтоб я ее подождал. Ушла и вернулась с большой книгой, завернутой в газету.
— Вот, — сказала она, — передай своей тетушке, это ей пригодится. Я случайно обнаружила у букиниста.
— Что же это? — спросил я.
Дина подумала и медленно произнесла:
— Я не люблю, цитировать. Лучше ту же мысль выразить своими словами. Но в данном случае трудно сказать удачнее: «Это вселенная, расположенная в алфавитном порядке».
Уже взявшись за ручку двери, она вдруг повернулась и заметила укоризненно:
— А все-таки ты растяпа!.. Как можно было поддаться этому серому старикашке!
— Дина, — взмолился я, — так ведь… Ну, подожди, давай еще пройдемся, я объясню… Понимаешь, у меня было такое состояние…
— Некогда мне слушать про твое состояние, мне надо идти, — безжалостно сказала она и неправдоподобно озабоченным тоном добавила: — Надо же зашить прореху на Генькиных брюках.
Книжке тетя Наташа обрадовалась несказанно. Оказывается, это был какой-то очень редкий арабско-русский словарь, о котором она мечтала всю жизнь. Она то прижимала его к груди, то раскрывала и с жадностью перелистывала, то прятала в шкаф, то опять вынимала и гладила ладонью кожаный корешок.
— Как девушка назвала эту книгу? — переспросила тетя.
— Вселенной, расположенной в алфавитном порядке, — ответил я.
Тетушка прикрыла глаза и задумалась:
— Да, да я слышала это замечательное определение. Ты понимаешь, что оно значит?
— Почти понимаю, тетя Наташа. То есть понимаю, но не вполне… А, черт!.. Понимаю, но не уверен, что правильно… (Как же все-таки трудно высказывать мысли с предельной точностью! С предельной? Вот и это слово я, кажется, слишком часто употребляю.)
— Так я тебе объясню, — сказала тетушка. — Слова — это образы, и с их помощью можно отобразить всю вселенную. Понятно?
— Почти, — ответил я. — Но что мне понятно с предельной… то есть что мне полностью понятно, так это то, что Дина лучше всех во вселенной.
Несколько дней жизнь текла мирно и спокойно, без происшествий. Геннадий усиленно работал над рефератом «Трение в механизмах приборов» и потому заглядывал ко мне редко, тетушка вся ушла в свои словари, а я усердно посещал лекции и семинары и изучал свой мотоцикл, чтоб наконец получить права.
Но вскоре наша безмятежная жизнь была нарушена одним шумным посещением. Вот как это было.
Я сидел в своей комнате и сочинял письмо Дине. В нем я описывал автоматический станок… Ах да! Я совсем забыл об этом рассказать. Дело в том, что когда я был в Новочеркасске, Дина попросила меня побывать на заводе, где есть автоматические станки, и коротко описать их. Зачем ей это понадобилось, она не сказала, а спросить я не решился.
Когда нас снова «для политехнизации» повели на экскурсию — на этот раз на комбайновый завод, — я забрел в механический цех и довольно основательно познакомился как со станками, так и с прелюбопытным парнем, который обслуживал их. Вот эти станки и этого парня я и описывал Дине, когда вдруг послышался стук в дверь. Думая, что это Геннадий, я встал и направился в переднюю.
— Не открывай, не открывай!.. — крикнула мне вслед тетушка. — Посмотри сначала в щелочку.
Но я уже распахнул дверь.
Передо мною стояла пожилая женщина с забитыми пудрой морщинами на желтом лице, в зеленой из перьев шляпе, в зеленом пальто — ни дать ни взять наш попугай.
— Скажите, пожалуйста, здесь живет Наташа Никитина? Ах, извините, я хотела оказать — Наталья Ивановна Чернобаева, — опросила она хрипловатым, очень слащавым голосом, тоже похожим на голос нашего попугая, когда он выклянчивает у тетушки сахар.
— Здесь, — подтвердил я.
Женщина сняла в передней пальто, посмотрела, прищурясь, в зеркало, прокашлялась и шагнула через порог в гостиную. Здесь она опять остановилась и некоторое время смотрела с выражением умиления и печали на поднявшуюся ей навстречу тетушку. Глаза гостьи покраснели и наполнились влагой. Она всхлипнула и, порывисто шагнув к тете, обняла ее.
— Она, она, наша Наточка Никитина, кумир всех гимназистов, сказка Таганрога! — всхлипывая, прижимаясь к тете и целуя ее, говорила женщина. — Я сразу узнала, с первого взгляда. Вот же и родинка на щеке, что так сводила с ума всех гимназистов и подпоручиков. Правда, родинка наша немного поросла серебряными волосиками, но все такая же миленькая и все так же идет нашей очаровательной Галатее.
Вдруг женщина откинулась, уперлась ладонями тетушке в грудь и капризно сказала:
— Да ты что молчишь! Посмей только сказать, что ты меня не узнала! Рассержусь, честное слово, рассержусь и уйду, не сказав больше ни слова. Ну? Ну, ну? Смотри внимательней, смотри…
Тетя, то нерешительно улыбаясь, то с напряжением всматриваясь в лицо женщины, топталась на месте, боясь назвать не то имя.
— Да Люда же, Люда Калмыкова, что потом вышла замуж за Камбурули! Ну, узнала теперь? Впрочем, — вздохнула женщина, — где тебе помнить! Ведь нас, кто преклонялся перед тобой, были сотни, а ты одна, королева! К тому же я была на три класса младше тебя. Но все-таки обидно, что ты забыла меня. Не-хо-ро-шая!..
— Да, да, — смущенно лепетала тетушка, — да, да, теперь я припоминаю… Вы, кажется, жили на Елизаветинской улице, возле монастырского подворья…
— Вспомнила?! — радостно взвизгнула женщина. — Ну конечно же вспомнила, Дуся моя! — И опять принялась обнимать и целовать мою тетушку. — Именно, возле монастырского подворья, около самого подворья!.. Ах, боже мой, боже мой, сколько же лет я не была в нашем милом Таганроге! Двадцать девять?.. Тридцать один?.. Куда, скажи мне, куда ушла наша молодость! «Счастья было столько, сколько влаги в море, сколько юных листьев на седой земле». — Она грустно покачала головой. — «И остались только, как memento mori, две увядших розы в синем хрустале». Ну, ничего! — задорно тряхнула она головой. — Будем доживать нашу жизнь без хныканья! И доживем ее не хуже других, правда, Наточка?
И тетушка, конечно, поспешила на кухню и принялась там звякать посудой. Пока она готовила кофе, зеленая женщина (на ней и платье было зеленое) успела сунуть мне в рот сигарету, пропеть в нос романс «Белой акации гроздья душистые» и рассказать столетней давности анекдот.
Когда тетушка появилась с подносом, я направился к себе в комнату.
— Не хотите с нами остаться? — хихикнула мне вслед зеленая.
Я продолжал размышлять о посещении завода.
Да, токарные станки-автоматы хоть кого могут заинтересовать. Щелкают своими механизмами с такой уверенностью, будто они-то и есть настоящие хозяева завода, будто важней их ничего на заводе нет. Щелкают и выбрасывают в железное корыто готовые детали. Детали падали и падали, и не было им числа, между тем все пять автоматов обслуживал только один человек: он ходил от станка к станку, там что-то подкручивал, там подливал масло, там заправлял в станок длинный стальной прут; станок втягивал прут в себя, а взамен выбрасывал чистые готовые штуцера.
Но особенно заинтересовала меня работа наладчика автоматов. Это был коренастый парень с уверенными движениями мускулистых рук и с пресимпатичной хитрецой в маленьких веселых глазках. Он затачивал и устанавливал резцы, регулировал автоматы. И станки превращались в его покорных слуг и делали все, что он им приказывал. Я следил за уверенными движениями его рук, видел его неторопливую походку и прищур лукавых глаз и думал: «Такого ничем не смутишь».
И как же я удивился, когда «повелитель машин», узнав, что я студент второго курса, вдруг застеснялся и смущенно оказал:
— А я, брат, только на первом, да и то в техникуме…
Я подождал конца смены, и мы вместе вышли из завода. Что за парень! Кончил ремесленное училище, пошел работать токарем. А теперь вот работает наладчиком и учится уже в вечернем техникуме.
