— Андрей Александрович? — Семенцов помедлил. — Очень приятно.
Ровнин вздохнул. Фраза Семенцова означала: «Я все понял. Подтверждаю ваш приезд и готов встретиться для разговора». Во фразе начальника угрозыска Ровнину надо было проследить за порядком слов. Если бы он был нарушен, фраза не имела бы никакого скрытого смысла. Тут же Ровнин подумал: может быть, полковник недоволен, что он слишком темнит? Нет, Семенцов пока ничем не показал, что считает конспирацию Ровнина излишней.
— Как нам с вами встретиться, Иван Константинович?
— Пожалуйста, я жду вас.
— Прямо сейчас?
— А что, вам сейчас неудобно?
Начальник угрозыска Семенцов считает, что он, Ровнин, с конспирацией перегибает палку. Ровнин закрыл глаза и прислушался к шуршанию мембраны. Спокойно. Ау, Ровнин? Досчитай до пяти. Нет. У него сейчас нет никаких эмоций. Он спокоен. Главное для него — раскрыть эту опасную группу, он должен ее раскрыть и раскроет, а остальное — пустяки. «Ше приз кор, если инт бэ».
— Может быть, вы будете сегодня в городе?
— В городе?
«Да, в городе», — спокойно повторил про себя Ровнин. В конце концов, можно найти тысячу мест, где они могли бы встретиться. В городе, потому что он не хочет даже показываться у здания УВД. А тем более входить и выходить оттуда. Начальник ОУРа, да еще с многолетним стажем, должен все это понимать. Должен, просто обязан.
— Андрей Александрович, так вы просто заходите вечерком ко мне домой. Часиков в семь. Адрес ведь вы помните?
Кажется, с выводами насчет Семенцова он поторопился. Ровнин почувствовал облегчение. Вполне профессиональный поворот в разговоре. Семенцов все понял.
— Большое спасибо, Иван Константинович, я обязательно зайду. Не буду вам больше мешать. Всего доброго, до вечера.
— Всего доброго.
Ровнин положил трубку. Откинулся в кресле. Тишина. И уже половина одиннадцатого. Сейчас бы позавтракать. Да, только чем? До семи вечера он, конечно, успеет сделать то, что задумал, если все будет хорошо и ему ничто не помешает. «Ше приз кор, если инт бэ». В пятом классе Лешка приставал к нему, а он все отмалчивался. Лешка тогда пытался выяснить, какая же марка самая дорогая в мире. И он, чтобы отвязаться, сказал: «Голубой Маврикий». Потом Евгения Александровна два раза приходила к его матери, плакала и жаловалась, что у нее исчезла кроличья горжетка. «Дело не в горжетке, зима прошла, мне не жалко. Но поймите, он ведь никогда не воровал!» У Ровнина тогда залило альбом марок: соседи забыли закрутить кран. А примерно через неделю на переменке Лешка отвел его в сторону и показал марку. «Держи. «Голубой Маврикий». Он, Ровнин, долго рассматривал марку. Потом спросил: «Где взял?» «Купил за тридцатку», — небрежно сказал Лешка. Лешка не догадывался, конечно, что ему подсунули фальсификат. Но Ровнин определил сразу, что это — чистая подделка, причем даже не очень умелая. Конечно, говорить об этом Лешке он тогда не стал.
…Через час с небольшим он уже стоял на углу улицы Плеханова и Матросского переулка — именно здесь размещалось общежитие Южинского пищевого техникума.
Прежде всего он изучил подходы к переулку. Улица Плеханова оказалась довольно оживленной, движение на ней было четырехрядным в обе стороны. По улице проходил троллейбус, номер третий; остановка, на которой сошел Ровнин, называлась «Матросский переулок». Сам Матросский переулок оказался чуть сзади, метрах в двадцати от остановки.
Сойдя, Ровнин огляделся. В общем, этот район оказался не очень далеко от центра, ехать ему пришлось всего около двадцати минут. Переулок был узким, тихим и тянулся далеко — до следующей улицы. Здесь на углах улицы Плеханова стояли два дома довольно старинной конфигурации: один шестиэтажный, красного кирпича, второй, с дальней от остановки стороны, был четырехэтажным, с лепными украшениями и светлой потрескавшейся штукатуркой. В этом доме на первом этаже размещался магазин «Молоко»; вход в магазин был с улицы Плеханова, но два окна выходили в переулок.
Ровнин не спеша двинулся по тротуару вдоль переулка. Тротуар был старым, с проломами и щербинами. Над аркой ближнего к магазину дома висела табличка: «Матросский пер., д. № 14». Значит, дом номер шесть, в котором расположено общежитие, должен быть с этой же стороны. Если нумерация не перепутана — четвертый от улицы. Ровнин шел, вглядываясь в дома и дворы, и от нечего делать считал прохожих. Ему встретились только двое — старушка с кошелкой и девушка, несшая в руке большую папку. Четвертый дом с правой стороны открылся сразу же, и он вполне походил на общежитие. Желтый, трехэтажный, с высокими этажами и белыми, ложными, покрытыми трещинами колоннами. В центре здания, вровень с колоннами, выступала невыразительная дверь. Подойдя к дому, Ровнин увидел, что на стене рядом с этой потертой, обшитой коричневым стеганым дерматином дверью прилажена вывеска: «Южинский техникум пищевой промышленности. Общежитие».
Ровнин открыл дверь и вошел. За дверью оказалась небольшая прихожая со стенами, покрытыми кое-где голубой краской. Краска во многих местах посветлела, а кое-где просто сошла, открыв белесо-желтую штукатурку. Справа от входа в прихожей висел небольшой темный стеллаж для писем; в открытых ячейках, обозначенных буквами, лежало несколько конвертов и открыток. С другой стороны прихожей, слева, стоял пустой стол. Из прихожей, которая была отделена от входа в общежитие застекленной сверху перегородкой, вела еще одна дверь, тоже застекленная. За перегородкой справа, сразу у двери, Ровнин разглядел стол с телефоном. За таким столом у входа обычно сидит дежурная. Сейчас ни в прихожей, ни за столом дежурной никого не было.
Ровнин прислушался. Ни шагов, ни голосов. Помедлив, открыл застекленную дверь и остановился у стола. Рядом с телефоном лежали старые роговые очки. В общем, так и должно быть. Сейчас занятия, все в учебном корпусе. Наверх вела лестница, в обе стороны от стола расходился небольшой полутемный коридор, с окнами в каждом конце. И с той и с другой стороны коридора Ровнин насчитал восемь дверей. Крайние двери с каждой стороны были чуть поменьше. Значит, служебные помещения. Обычно за такими дверями в общежитиях размещаются кухни, склады или туалеты. Четыре двери на каждую стену, всего шестнадцать на этаже, если без служебных — двенадцать жилых комнат. Итого во всем общежитии тридцать шесть. Живут обычно в таких общежитиях четверо в каждой комнате. А дежурной все нет. Ровнин осторожно кашлянул, но на его кашель никто не отозвался. «Тетя Поля! Пищ. тех! Св.?»
Если судить по оставленным на столе очкам, дежурная — пожилая женщина. Кто? Тетя Поля? Полина Николаевна Ободко? Но может быть, сегодня дежурит не она, а сменщица? Постояв немного, Ровнин поднялся на второй этаж. Заглянул в коридор. Пусто. Прислушался. Где-то говорили, и скоро он понял, что женские голоса доносятся из-за двери ближней комнаты. Там, за дверью, негромко разговаривали, и голоса были молодые. Значит, на занятиях не все, но это в порядке вещей. Ровнин поднялся на третий этаж, мельком осмотрел коридор, постоял несколько секунд. Здесь картина была такой же, как и на первых двух. Тишина. Хотя нет — в конце коридора слышен звук шипящего масла. На кухне что-то жарят. Ровнин спустился вниз и еще с лестничного пролета увидел, что за столом теперь сидит пожилая женщина.
Женщина читала книгу. На ней была синяя рубашка в мелкий белый горошек, повязанная крест-накрест бурым пуховым платком. Очки в роговой оправе чуть сползли на кончик носа. Услышав шаги, женщина лишь мельком взглянула на Ровнина и перевернула страницу. Тетя Поля? Похоже. Ровнин спустился до конца лестницы и увидел: нет, это явно не тетя Поля. Он кивнул и сказал негромко:
— Добрый день.
Женщина повела подбородком, продолжая читать, и он вышел на улицу. Постояв несколько секунд у обитой дерматином двери, вернулся. Не спеша прошел прихожую. Нарочито медленно открыл застекленную дверь. Остановился. Женщина подняла глаза.
— Извините, а… — Ровнин постарался сказать это как можно мягче и легче. — Тетя Поля когда будет?
— А зачем тебе? — женщина, перевернув книгу, положила ее на стол. Что случилось?
— Ничего не случилось.
— Тогда зачем она тебе?
Ровнин медлил сколько мог.
— Надо.
— Надо. Ты что, наш, что ли?
Ровнин промолчал.
— Так наш или нет?
— Ваш.
— Что-то не припомню.
Женщина поправила очки и взяла книгу:
— С третьего этажа? — Не дождавшись ответа, она хмыкнула и снова стала читать.
— Так когда будет тетя Поля?
— В двенадцать, — женщина продолжала читать. — В двенадцать будет твоя тетя Поля.
— А, — сказал Ровнин. — Спасибо.
Женщина что-то буркнула, он повернулся и, стараясь идти как можно медленнее, вышел на улицу, теперь уже окончательно.
Пока с этим общежитием ему все было ясно. Сегодня он даже мог не дожидаться прихода тети Поли.
