Сначала Нэтти подумала, что попала в рай. В огромной квартире Эжени пахло тропиками. И бьшо жарко. В райских кущах мадам Раскатовой из паркета медового цвета росли на изогнутых ножках редкостные диваны и стулья. Козетки, банкетки, буфеты. И даже рояль. Все антикварное. Огромное солнце хрустальной люстры висело в зале. Яркие звезды изысканных бра расположились по стенам. И за этим роскошным садом присматривал самый главный ангел — горничная Дашенька. Нэтти на ее месте побоялась бы даже дотронуться до любого из этих предметов, на вид таких хрупких. Она поначалу и обходила их стороной, особенно боясь наступить на ковер в зале. Собственный домик на окраине родного городка казался ей теперь темным чуланом где-то на задворках цивилизации. Куда не проникает и луч света. Вот как надо жить! Как Раскатова!
Сама Евгения Львовна о существовании других условий жизни даже и не подозревала. Круг ее общения был узок, и в доме никогда не звучали слова: «задержка зарплаты», «дотянуть до получки» и «купила два кило печенки, может, на неделю удастся растянуть». Зато Нэтти помнила их прекрасно! Она не поняла только, почему при таком достатке в доме нет мужчины. Дик и Алекс не в счет. Неудобно было расспрашивать хозяйку о личной жизни, тем более что та щедро распахнула для нового приобретения двери своей гардеробной. Правда, вещи хозяйки были малы Нэтти и коротки: рост Евгении Львовны был не больше ста шестидесяти сантиметров. Но смотрелась Раскатова все равно элегантно, даже казалась выше ростом. Общаясь с людьми высокими, никогда не задирала голову — напротив, они вынуждены были нагибаться. И одевалась так, что Нэтти несколько раз чуть не назвала ее Эжени. Настоящая француженка! Возраст хозяйки не определялся вообще. Ей могло быть и чуть за тридцать, и около пятидесяти. А спросить Нэтти, естественно, стеснялась.
Горничная Дашенька в доме не жила. Она приходила утром, уходила вечером, и кроме поддержания чистоты в квартире занималась еще и диетой Евгении Львовны. То есть ходила по магазинам и рынкам, определяя, какие продукты содержат настолько мало калорий, чтобы хозяйка могла не опасаться за свою фигуру. Вообще слово «диета» было самым употребимым в этом доме. Нэтти иногда даже казалось, что эта диета живет в квартире как член семьи и осмеливается диктовать всем свои условия. Маленькое, страшно худое и злобное существо, похожее на комнатную собачку. Любимица хозяйки и мерзкая тварь для ее гостей. Только и слышно было: «этого тебе не позволяет диета»; «думай о диете, а не о пирожных»; «берегись, помни о диете!»
Нэтти никогда не считала, что ей нужно следить за тем, что она ест, и постоянно подсчитывать калории. С десятого класса она держалась в одном весе, ничуть об этом не заботясь. Да и Евгения Львовна, кажется, преобразовалась настолько, что не могла съесть много сладкого и жирного, даже если бы сильно этого захотела. Ее желудок давно усох, стянулся в узелок и мог пропустить в свое узкое горлышко только маленький комочек пищи. Но каждое утро начиналось со взвешивания самой Раскатовой и ее воспитанницы и обязательного измерения обеих сантиметром. Надо было сделать талию Нэтти на два сантиметра меньше. А в идеале на три. Об этих сантиметрах непременно шла речь за завтраком. В кофе Евгения Львовна клала заменитель сахара, икру мазала на хлебец, через который Москву было видно! Глядя, как хозяйка набрасывается на тренажер, Нэтти начинала подозревать ее в мазохизме.
Наконец Нэтти поняла, что никакой мужчина не выдержал бы жизни в этом доме. Только такой же свихнувшийся на диете маньяк, как сама Раскатова. Но представить себе мужика, сыплющего в кофе безвкусный порошок и жующего вместо сочного куска мяса капустный листик, Нэтти не могла. И на что он, спрашивается, после этого годен? Когда дело дойдет до спальни? Торшером в углу стоять? Нэтти поделилась этими мыслями с Диком, и тот долго хохотал. Потом сказал вполне серьезно:
— Знаешь, подруга, ты права. Там никто не выживет. И давно не пытался.
Она была удовлетворена. Раскатовой никто не нужен, она вполне довольна собой. Это понятно. Что же касается Дика… Он не любовник Евгении Львовны и никогда им не был. Это главное. Нэтти хотела его для себя.
Он нравился ей все больше и больше. В отличие от Новлянского, который откровенно раздражал, потому что кокетничал, как женщина. Приходил на репетиции в трико, демонстрируя свои мускулы, читай «прелести», и по-женски стройные ноги. Ей же в это время приходилось много работать и терпеть. А тут еще заигрывания личного тренера! Правильно сказал Дик: вместо мозгов сплошные рефлексы!
Она боролась за свою талию. Не по собственной инициативе, а потому, что так было надо. Ее собственная внешность всегда устраивала. Нэтти никогда не считала себя красавицей, потому что была девушкой умненькой и знала за собой другие достоинства. В ее лице не было ничего запоминающегося. Чистый лист, как сказал Дик. Они с Олегом поделили Нэтти пополам. Дику досталось лицо Нэтти и сам ее образ, а Олегу — тело. Ему предстояло лепить фигуру красавицы. Причем Носков якобы в шутку долго возмущался, почему это не ему досталась лучшая часть.
Она промолчала. Ему ведь досталось больше: ее сердце. Никогда Новлянский не получит того, что Дик. Никогда Нэтти не скажет Алексу правду. А Дику скажет. Надо только выждать какое-то время…
…Дик же взялся за нее всерьез. Он проигнорировал все возражения Нэтти и заявил, что лучше знает, как будет хорошо, а как плохо. Первое, что из нее надо сделать, — это блондинку. К тому времени из сплетен, которыми было полно агентство, Нэтти о нем уже многое знала. В позапрошлом году Носкову стукнуло тридцать. Он был и парикмахером, и портным; ходили слухи, что в его доме даже хранятся вещи, вязаные крючком. Носков умел и причесывать, и гримировать, и создавать имидж, и подбирать костюмы. И все вышеперечисленное — за одну зарплату. Раскатова была скупа, приходилось прихватывать на стороне. На работу он приходил во второй половине дня, иногда не приходил вовсе, и тогда Раскатова бесилась и грозила его уволить. Но не увольняла — скрепя сердце, принималась за работу сама. Клиенток у Ричарда хватало, и платили они хорошо. Женщины отмечали невероятное чутье Носкова. Он придавал им неповторимость. И дамы терпели просто-таки потоки злословия, пока Ричард работал. Носков называл это вдохновением. Когда ловил его, то болтал беспрерывно. К своим богатым клиенткам он часто испытывал неприязнь. Про себя, а иногда и вслух называл их дурами и коровами. Но добросовестно делал из «дур» и «коров» красавиц и светских львиц. За что его и ценили.
Совсем по-другому было с Нэтти. Она не была дурой. Дик подозревал, что в Нэтти кроются многие таланты. Он чувствовал в девушке загадку. И радовался, что в его умелые руки попал бесценный материал. А как же ему хотелось ее загадку раскрыть! Но Нэтти только таинственно улыбалась.
Пока Ричард Носков бился над загадкой Нэтти, он делал из нее обворожительную женщину. Над волосами колдовал почти весь день. Она устала, просила перерыва, даже назвала его Ричардом. Но тщетно. К вечеру стилист добился того, чего хотел. Пышная золотистая копна чуть вьющихся волос упала ей на плечи. Раскатова наконец решилась подойти, взглянула на Нэтти через зеркало, спросила:
— Ты уверен?
— На все сто. Видишь, как заиграла? Скулы-то чуть-чуть косые. Самую капельку, и в шатенке этого не разглядеть. А глаза, как у кошки. Хотя и голубые. В роду у девочки определенно были монго-ло-татары. Именно при таком цвете волос косые скулы становятся очаровательно пикантными. Хорошо бы разрез глаз немного исправить. Это уже к пластическому хирургу, но до регионального конкурса не успеем.
— К какому хирургу? — испугалась Нэтти. — Я никогда не делала никаких операций!
— Успокойся ты! — Дик тронул ее за плечо. — Все великие актрисы это делали. И фотомодели. Думаешь, родились такими? Нет в природе совершенства! А ты даже ничего не почувствуешь. Мы еще немного поколдуем над окончательным рисунком твоего лица и тогда уже сделаем небольшую пластическую операцию. Совсем крохотную. А сейчас я попробую легкий макияж. Сильно гримировать не буду, а просто определю твои цвета. Момент.
Он достал кипу разноцветных платочков, скрепленных друг с другом. Приложил ее к шее Нэтти и стал «листать», бормоча:
— Не то, не то… Все-таки твои цвета теплые.
— Не поздно? Не пора закрываться, а? — спросила Раскатова.
— Десять минут. Потом все поедем ужинать с новой красавицей. Отпразднуем второе рождение.
— Носков, ты забыл, что я на диете? И Нэтти тоже, — напомнила Евгения Львовна.
— Не надо портить девочке характер. Она не обжора, как Танька Петухова. Это сразу видно. Нэтти, у тебя есть сила воли?
— Смотря о чем речь, — ответила она.
Когда он до нее дотрагивался, не было сил сопротивляться. Теперь Нэтти стал понятен смысл слова «отдаться» в его устах. Еле заметно касаясь ее, Дик создавал такую иллюзию полной физической близости, что это было посильнее самых страстных поцелуев и объятий. Нэтти даже чувствовала покалывающие тело иголочки. Волна подхватывает, мягко покачивает, поднимает все выше и выше… Полная расслабленность и ожидание того, что вот сейчас-то и произойдет самое прекрасное…
