менее ничего скрывать я не намеревался, так как ни в чем не виноват, если только тот разговор…
– В рабочих… Я старший кассир, а она молодая, ходил, подсказывал ей, хорошая девочка была… – сказал я и сфокусировался на слове «была», что-то странное коснулось в груди. Я посмотрел на место, где она периодически сидела и где мы соприкасались… слеза чуть не потекла по моим щекам, но я в очередной раз сдержался.
– Что вы можете сказать про нее? Были ли у нее враги? Может, кто угрожал ей? – настойчиво расспрашивал полицейский, который, видимо, уже знал про наш разговор. (То ли коллег опросил, то ли Людмила уже все рассказала). Я точно не хотел, чтобы все это обсуждалось напоказ, так как это могло бы вызвать большое количество нескончаемых подозрений.
– Не знаю, мы не так близко общались. На работе я такого не замечал… – ответил я и сделал небольшую паузу, посмотрев в сторону выхода, куда уже подходили наши сотрудницы. Перед тем, как продолжить разговор, мне важно было увидеть – пустят их или нет – так как в их присутствии я бы не хотел отвечать на все эти каверзные вопросы. Опер увидел это по моим движениям и приказал одному из полицейских выйти в холл и придержать женщин снаружи.
– А когда вы последний раз ее видели? – поинтересовался опер и пристально уставился на меня, будто он умел читать эмоции как Пол Экман (специалист в области психологии эмоций и межличностного общения) и пытался вывести меня на чистую воду.
– Да… Последний раз виделись вчера после работы. Мы раньше всех вышли с работы, так как Людмила хотела задержаться с одной из сотрудниц и могла сама закрыть дверь, я ушел раньше вместе с Дашей. Мы отошли на пару метров поговорить, потом она последовала в сторону своего дома, я в сторону своего… – полицейский что-то записал в блокнот, что вызвало у меня некоторые опасения. Я же самый идеальный подозреваемый. Как говорится: любил – убил.
– А о чем разговаривали? – опять подозрительно посмотрел на меня полицейский, будто уже видел, что закинул удочку, и поплавок трясется, оставалось только вытянуть рыбку на обед. Я немного помялся, будто мои слова могли вызвать не только насмешки опера и коллег по работе, но и что-то пострашнее.
– Дело в том, что она мне сильно нравилась… и я … я хотел погулять с ней, проводив ее до дома! – чуть громче, чем обычно, высказал я. Ужасное волнение меня сильно выдавало. Мне казалось, что таким образом выставляю себя главным подозреваемым, однако у опера ничего не шелохнулось, и он спокойно продолжал слушать, думая, о чем же еще спросить. У меня как будто упал груз с души, за последнее время так легко себя еще не чувствовал, будто надо было просто сказать, а дальше легче…
– А что она ответила? – спросил полицейский, которому было мало такой истории, и он уставился в блокнот, приготовившись что-то записать.
– Ничего… – грустно выдохнул я, будто вернулся в те эмоции, где она жива и отказывает мне, даже в попытке.
– В смысле ничего? – спросил удивленный полицейский, отпрянув от блокнота.
– Ну, она сказала: «В другой раз», – короче, не понравился я ей, и ушла. После ее не видел… – грустно ответил я, вспомнив о том, что ее больше нет, и очередной раз огорчился.
– А во сколько вы разошлись?
– Не знаю точно, магазин закрывается в 22:30, пока закроем все кассы, одно дело, другое, примерно в одиннадцать часов вышли, поговорили минуты две и разошлись.
– А куда вы пошли после вашего разговора, и кто это может подтвердить?
– Я домой пошел, тут недалеко, минут пятнадцать – двадцать, если идти пешком. Подтвердить могут родители, они дома были. А что, какие-то подозрения? – поинтересовался я, сердце забилось, меня охватили неприятные чувства.
– А стоит? – поинтересовался полицейский, серьезно посмотрев на меня так, что я испугался, будто вопросом вызвал еще больше подозрений.
– Нет, просто спрашиваю… – робко ответил я и ждал вердикта.
– Не переживайте, все в порядке, обязательная процедура! – резко поменялся в лице опер со злого на доброго и что-то черканул в блокнот.
– А как ее убили? – поинтересовался я, так как пропустил все новости, и мне почему-то захотелось это знать. Полицейский сначала посмотрел на меня изучающе, а потом расслабился и выложил.
– Как и вчерашнего парня, удар ножом в шею и сердце, шансов никаких… – грустно ответил опер, выждал небольшую паузу и пригласил следующих. Я задумчиво ушел в подсобку к Людмиле.
Весь день после этого полицейские расспрашивали нас о происшествии. Под таким напряжением коллектив работать не мог. Женская часть то и дело ревела, мужская с поникшими лицами смотрела вниз, не скрывая своих эмоций. Тогда Людмила позвонила высшему руководству и рассказала ситуацию. Впервые на своей памяти нам разрешили закрыть магазин в два часа дня и позволить хоть немного отдохнуть персоналу.
«Артем, я понимаю, что такая ситуация… но мы всех распустили, а работу надо доделать, ты как старший можешь остаться и все сделать? А я тебе отгул, у тебя как раз три дня отдыха получится», – деловито сказала Людмила.
С одной стороны, она была права, я был старший, мне и закрывать все, с другой, я тот, кто больше всего пострадал…, тем не менее, я принял предложение и в гордом одиночестве раскладывал продукты, как это нужно было по инструкции, периодически выходил в подсобку, где нет камер, чтобы отдохнуть и немного погрустить о Даше.
Работа затянулась, и только лишь к одиннадцати часам вечера я смог все закончить и закрыть магазин. Усталости не было ни в одном глазу, автопилот помог сделать все задачи. Закрыв дверь, я подумал, что хочу сильно домой, чтобы посмотреть очередную серию по телевизору, какое-то особое желание пробудилось, и я уже начал собираться, как мой взгляд пал на то место, где меня вчера отшила Даша, живая Даша. Какой-то неведомой силой мои ноги понесли меня к месту убийства, будто там была какая-то тайна, и мне захотелось ее разгадать.
Убийство произошло рядом, примерно в километре от магазина. Я подходил все ближе, куча высоких растений пролегало через этот путь. Казалось, как в том месте убийца мог быть незамеченным, ведь все произошло в непосредственной близости к жилому дому. Однако высокие кусты и пролегающие в этом месте трубы стали любимой локацией алкашей и обычных ребят, кто находил здесь свой экстрим и свои дела, так что жители уже привыкли и старались не выглядывать в эти окна, смирившись с
