Он попытался сообразить, помнит ли "Отче наш", обнаружил, что помнит, и на всякий случай пробормотал молитву от начала до конца. Это было неловко, но Иларион утешался тем, что его никто не видит. В конце концов, он был человеком сугубо сухопутным, а не каким-нибудь морским пехотинцем и имел полное право побаиваться моря. Тем более что перед ним было не море, не Каспий какой-нибудь, а самый настоящий океан - Великий и Тихий...
- Океан, - громко повторил Забродов, стараюсь не слишком откровенно пыхтеть под тяжестью чемодана, - ясно вам это?! Океан - это звучит гордо. Вот разберусь со своими делами, обязательно куплю себе тельняшку и научусь плясать "Яблочко". Эх, яблочко... Дьявол с ним, с приливом. Обогну вон тот мыс и, если не найду удобного местечка для подъема, поверну обратно.
Он заметил, что разговаривает с самим собой, замолчал и ускорил шаг, насколько это позволяло почти непроходимое каменное крошево под ногами. Это были скользкие, поросшие водорослями и облепленные ракушками руины павших под натиском океана обрывистых береговых бастионов, и идти по ним оказалось чертовски тяжело, особенно - а как же? - с тридцатикилограммовым чемоданом в руке.
Чтобы обогнуть мыс, ему пришлось, минут пятнадцать брести по колено в воде. За эти пятнадцать минут Иларион успел тысячу раз проклясть все на свете, и особенно - ну, еще бы! - чемодан, который ему пришлось нести над головой, чтобы, не дай бог, не замочить. Соленая вода вряд ли повредила бы содержимое чемодана, но Иларион не нуждался в дополнительных килограммах. Поскальзываясь на неровных подводных камнях и проваливаясь по грудь в воду, он склонялся к мысли, что утонет здесь, как мышь в ведре, на радость господину Набуки и охочему до гонораров старшему лейтенанту, своему вчерашнему знакомому.
Достигнув оконечности мыса, Иларион пробормотал "ура" и торопливо побежал вперед, разбрызгивая воду и по-прежнему держа чемодан над головой на вытянутых руках. Впереди, за мысом, была небольшая бухта с галечным пляжем, который полого поднимался вверх. На крайней точке этого окаймленного валом из мертвых водорослей каменистого полумесяца лежал ржавый остов какого-то суденышка, в незапамятные времена выброшенного на берег штормом, да так и оставшегося догнивать здесь то ли за ненадобностью, то ли, в силу свойственной славянам широты натуры.
Вода в океане действительно была холодной, но, когда Забродов выбрался наконец на сушу, стало еще хуже: резкий ветер, порывами налетавший со стороны моря, продувал до костей, превращая прилипшую к телу мокрую одежду в ледяной компресс. Бормоча проклятия, Иларион взвалил чемодан на плечо и припустил по пляжу мелкой спотыкающейся рысью. Камни стучали и скрипели у него под ногами, в ботинках противно чавкало, набрякшая водой одежда стесняла движения, да и чемодан теперь, казалось, весил уже добрых полтонны, так что примерно на полпути Забродов согрелся, а на подходах к выброшенному на берег катеру даже вспотел.
Остановившись и опустив чемодан на землю, он посмотрел в сторону моря. Ему показалось, что море приблизилось - видимо, начинался прилив. Впрочем, это могло оказаться иллюзией, да и угроза утонуть вместе с чемоданом теперь миновала - позади был пологий откос, по которому ничего не стоило подняться наверх и вернуться в поселок, к людям.
Но прежде нужно было избавиться от чемодана.
Иларион осмотрел катер. Судя по установленной на корме лебедке, это было рыболовное суденышко. С клепаных бортов слоями отваливалась ржавчина, обломанные лопасти гребного винта обросли белесым мочалом сухих водорослей, из пустых глазниц иллюминаторов несло какой-то тухлятиной. Трудно было отделаться от ощущения, что там, в темном, наполовину залитом черной стоячей водой трюме, до сих пор покоятся скелеты моряков, опрометчиво рискнувших выйти на этой утлой посудине в оке-, ан. Это была, конечно, полная ерунда, но вот использовать катер в качестве камеры хранения нечего было и мечтать. Судя по некоторым признакам, во время прилива посудина оказывалась под водой почти полностью, так что снаружи оставался только угол рубки да еще, пожалуй, стрела лебедки - самый ее кончик.
Иларион почесал в затылке и с сомнением посмотрел т чемодан. Рядом с чемоданом обнаружился краб, совсем небольшой, не чета тем чудищам, которых можно было за каких-нибудь сто рублей купить на местном рынке и даже просто на улице. Видимо, это был подросток. Со свойственным всем подросткам любопытством краб ковырял клешней пластиковый бок чемодана, пробуя его на прочность.
- Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака, - задумчиво сообщил ему Иларион. - Давай ковыляй отсюда, а то я сегодня голодный. Не посмотрю, что ты молодой, употреблю прямо в сыром виде.
Краб нерешительно потоптался на месте, пошевелил клешнями и действительно заковылял прочь, от греха подальше. Забродов проводил его взглядом и стал прикидывать, как может сказаться на содержимом чемодана многочасовое пребывание под водой. Если спрятать чемодан внутри катера, в море его конечно же не унесет, и вероятность, что кто-нибудь его случайно обнаружит, тоже сведется к минимуму, но вот товарный вид он потеряет наверняка, а это уже минус. К тому же Иларион не мог с уверенностью сказать, когда в чемодане возникнет нужда, а нырять за ним в холодную воду и на ощупь разыскивать чертову штуковину в темном трюме... Бр-р-р!..
Он рассеянно полез в карман и вынул оттуда пачку с тремя последними сигаретами. Из пачки текло. Она расползалась в пальцах, а внутри обнаружилась неаппетитная каша из мокрого табака и раскисшей бумаги, в которой издевательски желтели невредимые цилиндрики сигаретных фильтров. Иларион напомнил себе, что японцам, да и вообще всем приличным людям на свете, свойственно философское отношение к жизни, в том числе и к имеющим место неприятностям. Подумаешь, сигареты пропали...
Он привстал на цыпочки, дотянулся до круглого провала выбитого иллюминатора и бросил бывшую пачку с бывшими сигаретами туда, чтобы не оставлять на берегу следов своего пребывания. Пачка канула в темноту абсолютно беззвучно, как будто там, за иллюминатором, была бездна. Иларион зябко передернул плечами и подумал, что пачка скорее всего просто упала на что-нибудь мягкое - на водоросли, например, или на остатки груза...
Становилось холодно. Постукивая зубами, Иларион наклонился за чемоданом и застыл в странной позе, глядя на море. Из-за мыса, размеренно постукивая дизельным движком, неторопливо двигался серый корпус сторожевого катера. Слишком неторопливо, подумал Иларион. И слишком близко к берегу. Там же камней до черта, им что, делать нечего? Какого дьявола они там ищут?
Впрочем, он тут же сообразил, что ищут пограничники, и напрягся, соображая, в какую сторону бежать. День явно не задался, причем с самого начала. Хотя, с другой стороны, все зависело от точки зрения. Если рассмотреть ситуацию под определенным углом, вся эта суета была Илариону на руку. Единственное, что от него требовалось, это все время делать правильные ходы.
"Да уж, - иронически подумал Иларион, осторожно отодвигаясь под прикрытие ржавой кормы катера и втаскивая туда же чемодан. - Мелочь какая делать правильные ходы! Да это нам раз плюнуть. Вот именно - нам. Мне и моему чемодану..."
Бежать, пожалуй, было бесполезно: вооруженные морскими биноклями пограничники живо засекли бы его на пустом каменистом берегу. Они, наверное, даже не стали бы терять время, гоняясь за ним по суше, а просто вызвали бы по рации поселок и сообщили ментам координаты места, где был замечен подозрительный тип, выдававший себя за корреспондента газеты "Красная звезда". Да и зачем это нужно - бежать? "Я не бегать сюда приехал, - подумал Иларион, вглядываясь в белевший на хищно вытянутом вперед носу сторожевика бортовой номер. - Пускай теперь они от меня бегают. Вот только чемодан..."
Он посмотрел на чемодан, а потом снова на сторожевой катер. Теперь, когда корабль подошел поближе, номер на его носу был хорошо виден. Иларион беззвучно рассмеялся и сказал своему неразлучному спутнику:
- Чемодан, чемодан, улыбнитесь! Камни снова заскрипели под подошвами его армейских ботинок, когда он уверенно шагнул из укрытия. Отойдя от катера на несколько шагов, Иларион принялся размахивать руками над головой и пронзительно вопить, привлекая к себе внимание. Между делом он подумал, что сейчас, наверное, очень сильно напоминает потерпевшего кораблекрушение, увидевшего входящий в бухту спасительный корабль. Главное, подумал он, чтобы на борту корабля оказались не пираты...
Его усилия вскоре увенчались успехом. Сторожевик застопорил ход, и с его борта спустили шлюпку - не шлюпку, собственно, а резиновую лодку с мотором. Мотор несколько раз чихнул, взревел, затрещал и запел на высокой ноте. Описав стремительную пенистую дугу, лодка пошла к берегу, высоко задирая нос и подпрыгивая на мелкой волне.
В нескольких метрах от берега мотор заглох, и лодка с громким шорохом выползла на пляж. Из нее молодцевато выпрыгнули двое матросов в линялых синих робах, и один из них немедленно навел на Забродова автомат. Лица у обоих были по-мальчишески округлые, с пухлыми, почти детскими губами, а у того, который целился в Илариона из автомата, физиономия была густо усыпана веснушками бледно-морковного цвета. Автомат у него стоял на предохранителе, но Забродов не стал делать по этому поводу никаких замечаний: так было спокойнее.
