Поглощенный этой нелегкой проблемой, Кийко уже протянул руку к экспертным документам на пять металлических ящиков очень хорошо известной ему фирмы, дабы оформить, как делал это множество раз, все как положено, когда на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Богдан вздрогнул и возмущенно повернулся.
Вместо привычных ему сопровождающих, которые изредка менялись, перед Кийко стоял совершенно неизвестный ему белобрысый тип со строгим, довольно молодым лицом, сующий Богдану под нос какое-то удостоверение. Кийко, уже открывший рот, дабы возмутиться присутствию рядом с ним посторонних лиц, искоса глянул на книжицу, да так и остался с открытым ртом. Ибо на глаза ему попались как раз те самые слова, которые в этот момент и произносил белобрысый: «Федеральная служба безопасности».
Все дальнейшее показалось и еще долго казалось Богдану дурным сном. Правда, проснуться от него Кийко было не суждено. Откуда-то рядом с ним взялись еще двое, потом еще какой-то хмурый господин в очках, представившийся экспертом-криминалистом, кто-то попросил Богдана начать досмотр камешков. Ящики были открыты, и с этрго момента таможенник видел лишь спины фээсбэшников, а где-то в немыслимо, далекой дали плавало в сером тумане белое как мел лицо его, Богданова, начальника.
Камешки были досмотрены, пересчитаны и вынуты из ящика. Кийко уже и не соображал, из которого именно, когда, взвесив их на специальных весах, господин, назвавшийся экспертом-криминалистом, покачал головой и укоризненно поглядел на него.
— Ай-я-яй, — издевательски произнес очкастый, — ну как же это вы так, Богдан Иванович? Вес-то товара ведь почти вполовину меньше указанного, а? А вы, голубчик, подпись свою ставите.
После чего фээсбэшный эксперт склонился над ящиком и, ухмыльнувшись — все гениальное, мол, просто, — запустил туда обе руки, пошарил по донышку, чем-то щелкнув пару раз, и с торжествующей физиономией отступил в сторону. Кто-то, кажется, белобрысый, заглянул в ящик и тихо присвистнул:
— Как думаете, Александр Васильевич, сколько их тут?
— На взгляд, — самодовольно ответил очкастый, — около двух — двух с половиной тысяч. Однако нужно посчитать, хотя вряд ли я ошибся намного.
И они приступили к счету, предварительно вынув из тары второе, обтянутое черным бархатом, дно, усыпанное тоже почти черными, больше напоминающими прибрежную галечную крошку, чем алмазы, камешками.
…В этот же вечер, около полуночи по московскому времени, в разных точках Российской Федерации были произведены несколько первых арестов по делу «Алмаз», возбужденному Генеральной прокуратурой РФ сразу по нескольким статьям: по статье 58 УК РФ часть 4 («а» и «б») — «Кража, совершенная организованной группой и в крупном размере»; по статье 164 часть 2 («а» и «б») — «Хищение предметов, имеющих особую ценность, совершенное группой лиц по предварительному сговору или организованной группой»; по статье 285 часть 2… Перечень статей, по которым было возбуждено это дело, впечатлил даже опытного и успевшего за годы работы в прокуратуре повидать всякое Володю Поремского.
— Не грусти, — посоветовал ему Меркулов, устало потирая лоб, — команда у тебя отличная, да и Славины ребята прикомандированы… Ну и эти, из ФСБ… Сам понимаешь, Александр Борисович у нас вести это дело не может, поскольку проходит по нему отныне свидетелем.
— До чего ж я ненавижу все эти бумажки, — вздохнул Поремский, поднимаясь со стула по другую сторону начальственного стола. И с тоской поглядел в окно, за которым вовсю уже сияло умытое ночным дождем и оттого ясное и солнечное первое июньское утро. — Так и лето пройдет.
— Радуйся, что Саша тебе помимо «бумажек» фактически ни одного «хвоста» не оставил! — строго произнес Меркулов. — Вся необходимая информация в наличии, будет мне сегодня о чем докладывать президенту. Он, кстати, уже в курсе ночных событий, лично справлялся о здоровье Турецкого.
Поремский кивнул и улыбнулся, должно быть припомнив и свое собственное, единственное общение с президентом — теперь уже казавшуюся далекой поездку в Кремль. Что ж, не исключено, что и не последнюю!
— Иди работай! — вернул его к реальности Меркулов. И поднял трубку зазвонившего в этот момент телефона. Выслушав кого-то по ту сторону провода, Константин Дмитриевич коротко бросил «Спускаюсь!» и тоже поднялся из-за стола.
— Уже едете? — спросил Поремский.
— Вызывает, — кивнул Меркулов. И, одернув мундир, вместе со своим молодым «важняком» вышел из кабинета. — Володя!. — окликнул он Поремского, тут же устремившегося к своей двери.
— Да, Константин Дмитриевич?
— Михаила «бросишь» на «спецназовцев», а Монахову бери на себя, не вздумай отдать допрос Никитиной!
— Почему?
— Еще та дамочка. Представь себе, единственная, кто оказал сопротивление при аресте, отстреливаться пыталась.
— Что-то я не заметил, чтобы у нее было разрешение на оружие, — покачал головой Поремский.
— Пистолет принадлежал младшему Березину. Вообрази, он-то и пальцем не шевельнул и не подумал воспротивиться, а вот дамочка чистая тигрица! За обоих старалась. В общем, внимательнее с ней! Говорят, одному из оперов, после того как ее обезоружили, все лицо коготками разукрасила. Ну чего смеешься? Парню по сей момент не до смеха!
Меркулов, однако, и сам усиленно сдерживал улыбку и, в конце концов, махнув рукой, рассмеялся и зашагал прочь по коридору: опаздывать на свидание с президентом негоже, во всяком случае, Константин Дмитриевич, прекрасно знавший порядки в Кремле и требовательность нынешнего главы государства, делать этого не собирался.
…Спустя месяц, в конце июня, выдавшегося в этом году удивительно дождливым, Вячеслав Иванович Грязнов с самым хмурым видом вышагивал по своему кабинету. За его попытками в тысячный раз измерить шагами принадлежавшую ему служебную площадь довольно пристально наблюдал, развалившись в своем любимом кресле, не кто иной, как Александр Борисович Турецкий. Из больницы он выписался давным-давно, да и от ушибов и синяков, полученных во время операции «Алмаз», следов тоже практически не осталось.
— Ну чего мечешься? — поинтересовался наконец Турецкий. — У меня от твоих прогулок уже в глазах рябит. Хватит злиться!
— Будто ты не злишься! — возразил Грязнов, останавливаясь напротив друга. — Можно сказать, чуть на тот свет не депортировался, а в результате имя этого подонка в следственных материалах практически не упоминается. Как будто от того, что он отправился прямиком в преисподнюю, что-то изменилось и Березин перестал быть подонком!
Александр Борисович вздохнул и шевельнулся в своем кресле.
— Сам знаешь, Слава, дело не в этом. Костя, кажется, вполне доходчиво передал «высокую» точку зрения: после «оборотней в погонах» еще одна такая же громкая история, стань она достоянием гласности, уже излишня. И без того ваш брат мент почетом у народа не пользуется — так же как и доверием.
Грязнов в ответ сплюнул и двинулся к сейфу — с намерением извлечь на свет традиционный для друзей напиток.
— Погоди, Слав, — остановил его Турецкий, — мне еще на работу сейчас заехать надо! Не забыл? Я ж свидетель по делу.
Произнеся эту фразу, Александр Борисович не выдержал и фыркнул.
— А как же отпуск, который для тебя выбила твоя Ириша? Молодец, кстати! Ведь специально за тобой в Москву приехала. До чего ж хороша она у тебя!
— Но-но, ты не очень-то на нее заглядывайся! — пошутил Турецкий, поднимаясь с места. — Конечно, Иринка моя выше всяких похвал, и если б не она, Костя мне эту неделю ни за что бы не дал, сам знаешь. А если честно, дай-то мне Бог сии семь деньков, прибалтийских вынести. Видел бы ты, какая у моей Ирины Генриховны тетушка, не глядел бы сейчас на меня круглыми глазами. Не баба, а сущая Яга!
Турецкий от души потянулся, зевнул и начал прощаться с Грязновым-старшим, дав слово не далее как нынешним вечером заехать к нему домой вместе с распрекрасной Ириной Генриховной.
Внизу, на битком забитой машинами улице, Александру Борисовичу пришлось ловить машину не менее десяти минут: его верный синий «пежик» все еще находился в ремонте после пройденного испытания на прочность. Однако мастер, который уже не первый год занимался машинами «важняка» — поначалу «опелем», а теперь вот и «пежо», — клялся-божился, что дело движется к концу и к моменту возвращения Турецкого из Прибалтики машина будет как новенькая. Что ж, время покажет!
До родной Прокуратуры Александр Борисович добрался через полчаса и, направившись первым делом к кабинету Меркулова, почти сразу же у дверей Поремского столкнулся не с кем иным, как с Филей Агеевым, вышедшим из больницы всего неделю назад. Впрочем, выглядел Филя, о чем ему тут же не преминул сказать Турецкий, как новенький.
— А чего ты тут, собственно говоря, делаешь? — поинтересовался он у Агеева, когда взаимные приветствия остались позади.
