Ознакомительная версия.
Пощупала ему пульс. Пульса не было. Детка спал. Она запаниковала — скоро придет Питер. Надо подготовиться. Она обыскала Джона, но оружия не обнаружила. У Питера на лодыжке был нож в ножнах, она видела, когда он наклонялся, ставя еду на пол.
Открылась дверь.
— Что за херня? — сказал Питер, увидев, как она сидит на полу и держит Джона на коленях, точно мадонна скорбящая. Она не успела выдернуть ручку, поэтому повернула Джона лицом к себе, а глаз ему прикрыла руками.
— С ним что-то случилось, — ответила она, подняв глаза на Питера. — Я не поняла, может, просто сознание потерял, но я не уверена… — И все это как можно профессиональнее, она же врач.
Питер присел на корточки, повернул голову Джона к себе, и тут она вскочила, сбросив Джона с колен, и основанием ладони сверху вниз изо всех сил ударила Питера в кадык. Питер упал, хватаясь за горло, выпучив глаза, и она прыгнула к нему, выдернула нож из ножен и перерезала веревку у себя на лодыжке.
Присела рядом, посмотрела. Дышать Питеру было очень нелегко, но он не умер. У нее тоже сбилось дыхание, легкие спирало, в них что-то хрипело. В комнате адский холод, а она вся в поту.
Она не показывала ему нож, и все равно он ерзал и извивался, пытаясь отодвинуться.
— Ш-ш-ш, — сказала она, придержав его за локоть, а потом тихонько, чтобы он не заметил раньше времени, вогнала острие ему в сонную артерию слева. А потом, для полноты картины, и справа, и кровь забила фонтаном, точно открытая нефть.
Детка проснулся, засмеялся, увидев ее, и она сказала:
— Маленький Томми жил в маленьком доме, рыбу ловил в канавах верзил.
«Приуса» в гараже больше не было. Из заднего окна лился свет. Шесть утра, суббота, — может, Нил Траппер рано встал, но, скорее, и не ложился. Сквозь французские окна она видела, как он, закрыв глаза, сгорбился на диване в гостиной. Луиза легонько постучала в стекло — призрак мисс Джессел,[158] — и Нил Траппер в ужасе подпрыгнул; потом узнал ее, и ужас отпустил. Нил Траппер нестойко поднялся, отпер дверь.
— Ничего не говорите — и снова вы, — сказал он. Не человек, а пустыня выжженная.
— Не хотите рассказать, кто эти ваши друзья? — спросила она, войдя, и он мрачно засмеялся:
— Друзья? Какие друзья? У меня, как выяснилось, нет друзей. — Живой мертвец, одно слово.
— А ваша жена? Что с ней, мистер Траппер? Мне кажется, мы уже достаточно морочили друг другу голову, вы как думаете? Она не вызывала машину, чтобы поехать в Йоркшир, ей не звонила тетя, и вообще — это в некотором роде решающий аргумент, — ее тетя умерла две недели назад. Так что же творится?
Нил Траппер рухнул в кресло и закрыл лицо руками. Луиза присела перед ним и мягко сказала:
— Просто скажите, ее похитили? Да или нет?
Он шумно втянул воздух и промолчал.
Луиза встала и как можно официальнее произнесла:
— Нил Траппер, я сейчас задам вам несколько вопросов. Вы имеете право не отвечать, но все, что вы скажете, будет зафиксировано письменно и может быть использовано в суде.
И тут он разрыдался.
Луиза стояла на парадном крыльце Трапперов, вдыхая морозный утренний воздух. В такие вот минуты она жалела, что не курит, — если б курила, ее не тянуло бы так отчаянно устроить налет на Трапперовы запасы «Лафройга».
Утро разгорелось, на улице полиция кишмя кишит. На ум приходят драка и кулаки, которыми машут.
Нила Траппера увезли на допрос, но он нес околесицу; полиция Стрэтклайда постучалась в роскошный пентхаус Андерсона, но тот весь обложился юристами. Никто понятия не имел, где искать Джоанну Траппер. На М8 нашли «ниссан» с номером, который назвала Реджи, но люди из «ниссана» тоже помалкивали.
Джоанна Траппер мертва, Луиза в этом не сомневалась. И детка мертв. Лежат где-нибудь в канаве или стали кормом для свиней. Траппер сказал, что, когда он пришел вечером в среду, ее уже не было, а спустя час ему позвонили и сказали, что, если обратится в полицию, жену больше не увидит.
— Велели найти деньги, заплатить Андерсону, или переписать на него все, — сказал он Луизе перед тем, как его повезли в участок.
— И это было в среду? — спросила она. — А сегодня суббота, и вы не переписали на него все в ту же секунду?
— Я пытался деньги найти.
— Вы не переписали на него все в ту же секунду?
— Не надо намекать, будто мне плевать на мою семью.
— Вы. Не переписали. На него. Все. В ту же. Секунду.
— Вы не понимаете.
— Я понимаю — вы не переписали на него все в ту же секунду. Над этими документами суд хохотал бы до упаду. Вы бы все сохранили и получили бы шанс спасти жену и ребенка.
— А он бы достал меня еще как-нибудь. Андерсон — маньяк, и подручные у него маньяки. Если запустил зубы, челюсти уже не разожмет. Если б я потащил его в суд, он взял бы нас в оборот, убил бы наверняка.
Из дома вышел полицейский и сказал:
— Босс? — У него на лбу было написано «важные вести», и Луиза подумала: ну вот, Джоанна Траппер мертва, но тут полицейский расплылся в улыбке до ушей. — Вы не поверите, босс. Она вернулась. Она в доме.
— Кто? Доктор Траппер?
— Доктор Траппер и детка. И девочка.
— Девочка?
Это что еще за фокусы? Джоанна Траппер сидела на диване в некогда прелестной гостиной. Чистые джинсы, мягкий бледно-голубой свитер — вроде бы кашемировый. С жемчужными пуговками на манжетах. Эти детали не лезли ни в какие ворота. Вымыта дочиста. Волосы влажные, — похоже, она только что из душа.
— Детка спит в кроватке, — сказала она, не успела Луиза спросить.
Рядом на диване сидела Реджи — лицо сияющее и пустое, точно она полна решимости ни слова не сказать вообще ни о чем. Джоанна Траппер, напротив, держалась непринужденно.
— Простите, если у вас из-за меня возникли сложности, — сказала она (можно подумать, за опоздание к стоматологу извинялась). — Я уезжала на пару дней. Боюсь, я ничего не помню. Какая-то временная амнезия. Формально это называется, если я правильно помню, «диссоциативная реакция бегства». Травма, причиненная воспоминанием о прошлой травме. Эндрю Декер, очевидно. И так далее.
— И так далее? — повторила Луиза.
Она соображала, как подступиться к допросу двух виртуозных лгунов, — не поймешь, как отыскать правду, не говоря о том, как ее понять, — но от этой проблемы ее спас стук в дверь. В комнату ввалилась Карен Уорнер.
— Прости, что прерываю, босс.
Она дышала тяжело, как будто бежала. Чудесного возвращения Джоанны Траппер она толком и не заметила. Лицо мрачно — ясно, что случилось нечто ужасное.
— О господи, — сказала Луиза, хватаясь за сердце. — Нидлер, да? Он вернулся? — И Карен сказала:
— Да. Вернулся.
— Кто-то погиб, — сказала Луиза. — Я по лицу вижу. Кто? Элисон? Ребенок? Все?
— Не они, босс. Маркус.
На волоске. Смешное выражение, если вдуматься. Маркус был в операционной. Луиза и Карен сидели в опустевшем «Святилище» Королевского лазарета. В честь Рождества здесь стояла какая-то общехристианская растительность.
— Что произошло? — спросила Луиза.
— Не знаю, все очень запутанно. Он услышал вызов и ответил, — по-моему, он был на кольце, на работу ехал. Местные уже примчались, и это все было как-то между делом, понимаете, она ведь столько раз кричала «волки».
— Между делом. Господи.
Нидлер всю ночь продержал семейство на мушке. Один из детей добрался до тревожной кнопки, местная полиция ответила, «первый офицер, оказавшийся на месте происшествия», позвонил в дверь, Нидлер открыл и выстрелил ему в грудь. Этим первым офицером был Маркус.
— Он пошел без жилета, — сказала Карен. — Надо было спасательского фургона дождаться. Идиот.
— Дурак дороги не разбирает, — сказала Луиза. — Хотел помочь.
Когда прибыли Карен и Луиза, все было кончено.
Нидлер вышел из дома, дав спасателям возможность прицелиться, но они не успели — Нидлер застрелился сам.
— Сволочь, — сказала Луиза. Она хотела видеть, как его убьют, хотела разорвать его на куски голыми руками, словно очумелая менада.
Маркуса доставили в больницу Святого Иоанна в Ливингстоне, потом перевезли в Королевский лазарет Эдинбурга и там прооперировали.
Хирург вышел из операционной, узнал Луизу и слегка поднял брови — чуточный жест, мать Маркуса не заметила, а Луиза уловила.
— О господи, — простонала она.
— Вряд ли Он поможет, — сказала Карен.
Луиза стояла в изножье. Мать Маркуса сидела у постели, сжимая руку сына. Его подключили к системе жизнеобеспечения в отделении реанимации.
— Он мой единственный ребенок, — сказала его мать. Ее звали Джудит, но невозможно называть ее никак иначе — только «мать Маркуса». — Его отец умер, — сказала она. — Я всегда боялась, что со мной что-нибудь случится и он останется один.
Ознакомительная версия.
