Возможно, он вел бы себя иначе, окажись на месте Пономаря кто-то другой, например братья Чижики. Разница заключалась в том, что Бабай не считал Пономаря бандитом и ровней. Для него, сидельца и блатного, тот был всего лишь «коммерсом», изображавшим из себя крутого.
Загнанный в угол Пономарь смотрел на Бабая с ненавистью, не зная, на что решиться. Отказ означал войну, в которой у Пономаря не было шансов. Согласие было равносильно медленной и мучительной смерти. Как только Пономарь заплатил бы Бабаю хоть десять копеек, с ним было бы покончено навсегда. На него тут же накинулись бы все городские бригады и рвали бы в клочья, пока не обглодали до костей.
— Ну, и как ты мне ответишь? — со скрытым торжеством поинтересовался Бабай, дожимая Пономаря.
— А вот как! — злобно выкрикнул Пономарь и, вскинув ружье, дважды выстрелил прямо над ухом Бабая. Тот невольно пригнулся. В деревенской ночной тишине выстрелы прогремели гулко и раскатисто.
— Усвоил?! — рявкнул Пономарь на Бабая сверху вниз. — Хорошо запомнил или повторить?!
Бабай поспешно выпрямился, показывая, что он ничуть не напуган, но момент был упущен. Пономарь заставил его кланяться себе и получил какое-то шаткое преимущество. Гордо вскинув голову, он, не оглядываясь, двинулся к дому. Бабай, чавкая резинкой, проводил его долгим взглядом прищуренных глаз, пока охрана Пономаря не захлопнула ворота.
2Когда мы вошли, девушки бросились к нам.
— Он уехал, да? Что он хотел?— встревожено наперебой спрашивали они. — Все обошлось?
— В кого палили-то? — небрежно поинтересовался Виктор, поднимаясь.
— Ворон гоняли, — не глядя на него, буркнул Пономарь, подрагивающей рукой наливая себе вина.
В стену дома вдруг что-то звонко ударилось, словно расколотили бутылку. Мы удивленно переглянулись, но тут раздался еще один удар, и в комнату через разбитое окно влетел снаряд, который я поначалу принял за гранату. Он упал на пол, в шаге от дивана, где сидела Настя. Полыхнуло пламя, и занялся ковер. Я замер в ожидании взрыва.
— Ложись! — крикнул Виктор, бросаясь на пол.
Девушки завизжали и кинулись врассыпную, приседая и прикрывая головы. Огонь, стремительно пробежав по ковру, лизнул занавески и взметнулся вверх. Пономарь метнулся к выходу, но наткнулся на неповоротливого Метеора, который тупо торчал перед спасительной дверью, загораживая проход. Они одновременно вскрикнули и выругались.
Началась паника. Все, давясь и толкаясь, рвались прочь из охваченной пламенем комнаты, и лишь Настя оставалась неподвижной. В полном одиночестве она сидела на диване, смотрела на меня, и на ее лице бродила смущенная и какая-то виноватая улыбка. Она словно не знала, что нужно делать, и ей было неловко передо мной за свою недогадливость. Я помню, как поразило меня в этот лихорадочный миг отсутствие в ней инстинкта самосохранения. Я рванулся к ней, схватил за руку и поволок в сторону. Уже пролетело несколько секунд, но взрыва все не раздавалось. Нас не разнесло в клочья, мы были целы и невредимы. Я бросил взгляд на снаряд, и тут меня озарило.
— Это не граната! — заорал я с облегчением. — Бутылка с бензином!
Мой голос утонул в женском визге, но Пономарь услышал его и обернулся.
— Точно бутылка! — ахнул он. — Они туда бензин налили и фитиль подожгли!
— В натуре, козлы! — приходя в себя, возмутился Метеор. — Не могли даже бомбу путевую шваркнуть!
— Туши огонь, умник! — гаркнул на него Пономарь.
Огонь между тем уже бушевал во всю. Горели кресла,
диваны и подушки, пылали ковры под нами. Пономарь принялся срывать шторы и переворачивать мебель. Мы с Метеором и Виктором присоединились к нему. Примчалась охрана, часть ее бросилась нам помогать, другие побежали за водой.
Теперь все, галдя и натыкаясь друг на друга, гасили пожар. Ворвалась охрана с резиновым шлангом. Струя воды ударила по огню. Некоторое время он, шипя, сопротивлялся, но совместными усилиями все же был смят и побежден.
Пономарь был вне себя. Красный, исцарапанный, измазанный копотью, с обгоревшими бровями, он метался по безнадежно обезображенной комнате, хватаясь за останки дорогой утвари.
— Законопачу! — бушевал он. — Урою гадов! Мне мебель на заказ в Италии делали! Да этот Бабай долбаный в жизни столько бабок не видел, сколько я за нее отдал. Догнать их! Все по машинам, быстро!
Он первым вылетел во двор, и охрана со всех ног ринулась за ним. Поддавшись всеобщему возбуждению, я тоже выскочил.
— Две машины за мной по старой дороге! — командовал Пономарь. — Я наперерез пойду. Остальные за Бабаем по шоссе!
— Давай скорее! — бросил он мне, прыгая за руль своего джипа.
Я машинально вскочил с другой стороны. Он тронулся, и, когда мы выезжали, я увидел в зеркале заднего обзора Виктора и стоявшую рядом с ним Настю. Что-то укололо меня в этой картинке, но я не успел понять, что именно. Я все еще плохо соображал после пожара и шока.
3Так называемая старая дорога была, в сущности, узкой колеей, засыпанной щебенкой. Срезая путь, она выходила на трассу значительно ближе к Уральску, чем деревенское шоссе, делавшее плавную петлю. Однако ею давно никто не пользовался, ее не ремонтировали, и она с каждым годом приходила в негодность. Если бы нам навстречу попалась корова, не говоря уже о машине, мы бы не разъехались. На наше счастье, дорога была пустынна. Стояла глубокая черная ночь: ни коров, ни машин.
Пономарь, сжав зубы, немилосердно давил на газ, жесткий «Форд Эксплорер» прыгал по ухабам, в темноте нас швыряло из стороны в сторону, а за нами скакали огни фар охраны.
— Ты почему здесь? — вдруг отрывисто и раздраженно спросил Пономарь.
— Как почему? — удивился я, стараясь совладать с тряской. — Ты же сам меня позвал!
— Позвал! — передразнил Пономарь. — Мало ли куда я тебя позвал! У тебя что, своей головы нет? А если бы я тебя позвал без парашюта прыгнуть?
— Да ты, собственно, так и сделал, — буркнул я, тоже начиная сердиться.
— Зря ты это! И я ваньку свалял, а уж ты — тем более. Тебе отсюда смываться надо.
— Мне это уже Лихачев говорил.
— Правильно, между прочим, говорил!
— Разве ты не поехал бы со мной в такой же ситуации?
Пономарь искоса бросил на меня недоверчивый взгляд.
— Ты серьезно или придуряешься?
— Конечно, серьезно.
— Никогда! — убежденно помотал головой Пономарь. — Никто бы из нас не поехал. Ни я, ни Храповицкий. Про Виктора или Плохиша я уж вообще не говорю.
— Но ведь ты же помогаешь Храповицкому, — возразил я.
— Я ему за бабки помогаю! — опять ожесточаясь, воскликнул Пономарь. — За большие бабки, понял? Я Витьке пятерку объявил, из них двушка — моя. Лихачева-то я на трешку уболтал, вот так!
Я осекся и на время замолчал. Пономарь совсем разозлился.
— Не ожидал? — вскипел он. — А я, по-твоему, должен бесплатно стараться? Много они мне просто так помогали? От всех совместных дел меня отжали! Понты передо мной колотили! Плохиш-то тогда всю правду им вылепил. Да они друг друга за рубль продадут, не то что меня. Виктор, кстати, сразу догадался. Мы с ним друг друга насквозь видим.
— Почему же он об этом не сказал?
— А толку! Доказательств нет, а я все равно не признаюсь. Я тебе об этом говорю, потому что сейчас это никакого значения не имеет. Сейчас все никакого значения не имеет. Мы, может, сегодня вообще не вернемся! То ли мы убьем, то ли нас убьют, — он замолчал и стиснул зубы.
В темноте на безлюдной дороге слова Пономаря прозвучали зловеще. С минуту я следил за фарами, прыгавшими по рытвинам и канавам. Позади в багажнике что-то противно скрипело.
— Ты пользуешься тем, что Виктор заплатит любую сумму, лишь бы вытащить Храповицкого? — наконец неодобрительно проговорил я.
Пономарь усмехнулся.
— Заплатить-то он заплатит. А вот насчет того, чтобы Храповицкого вытащить, — он хмыкнул, не отрываясь от дороги. — Не знаю... Не уверен...
— Как это? — не поверил я. — Виктор бросит Храповицкого?!
— А на черта он нужен, Храповицкий твой? — огрызнулся Пономарь. — Одно дело с Лихачевым договариваться, чтобы бизнес сохранить. На это Виктор капусты не пожалеет. А другое дело — Храповицкого на свободу выпускать. Зачем? Чтоб он опять командовал, а Виктор где-то сбоку бегал? Дяденька, дай порулить?
— Виктор не сможет так поступить! — пробормотал я, убеждая не то его, не то себя.
— А кто ему помешает? — возразил Пономарь. — Ты, что ли?
Джип колесом зацепил размытую землю на обочине, и нас потащило в кювет. Пономарь коротко ругнулся и, подавшись вперед, принялся выкручивать руль. После нескольких отчаянных маневров ему удалось вернуть машину на дорогу. Он облегченно перевел дыхание и взглянул на меня.
— Очухайся ты наконец, — проговорил он другим, более мягким тоном. — У тебя же башка светлая, я за ум тебя всегда уважал да еще за характер. Не видишь, что ли, какая между нами мясорубка пошла? Никто не знает, чем все закончится. Сейчас каждый за себя, ты один за других лезешь!
