– Там был еще кто-то в тот вечер, – сказал Слайдер. – Ты знаешь о том, что тот человек, с которым я вышел, был убит на следующий день?
– Так это был он? Дьявольщина, мистер Слайдер, что происходит? Это что, наркотики, или что-то другое?
– Хуже, чем наркотики.
– Что-то крупное?
– Боюсь, очень крупное.
– Хотел бы я никогда даже не слышать об этой проклятой работенке! – горько проговорил Роппи. – Но в тот момент все казалось очень здорово. Этот мой тип – он будет теперь охотиться за мной?
Слайдер ответил не сразу.
– Даже не знаю. Это зависит от того, насколько быстро распространяются новости. Понимаешь, нас официально освободили от этого дела, и как только они об этом узнают, они тут же его уберут. Это значит, что мы никогда не получим шанса достать его, если только ты больше ничего не можешь рассказать о нем.
Бреннер побледнел еще сильнее, чем раньше.
– Честно, начальник, если б я что знал, я бы сказал вам. У меня нет пути назад, и скрывать нечего.
– Ты сказал, что он как будто знал тебя?..
– Да меня знает множество народу, те, что бывают на скачках. Это ничего не значит. Его голос звучал чуть-чуть знакомо, но все эти богатеи на скачках так разговаривают.
– Ладно, если вспомнишь еще что-нибудь, неважно, что...
– Я знаю. Вы можете не говорить это мне.
– Кстати, Ронни, кроме того момента около «Короны», ты больше не следил за мной, не ждал меня?
– Нет, – быстро и коротко ответил Бреннер. Потом его челюсть отвисла – он осознал смысл вопроса. – Господи, спаси нас и помилуй, он следил за вами! Значит, он может знать, что вы пришли сюда!
– Я так не думаю, – Слайдер говорил со всей уверенностью в голосе, на какую только был способен. – Я был очень осторожен. И, как я уже сказал, как только они узнают, что дело закрыто, они больше не станут рисковать. Если ты не будешь показываться им на глаза еще несколько часов, с тобой все будет в порядке. Тут есть другой выход?
– Если вы вылезете через окно, то можно пройти через сад и перелезть через стену на улицу. Иногда я пользуюсь этим путем. С этой стороны стены есть упаковочная коробка, можно использовать ее как подставку, когда будете перелезать.
– Очень хорошо, я уйду этим путем, лишь на тот случай, если кто-то наблюдает за парадным входом. Но все равно, я не думаю, что что-нибудь побеспокоит тебя после сегодняшней ночи.
– Я очень надеюсь, что и они тоже так думают, – удрученно ответил Бреннер.
* * *
Как и раньше, Слайдер остановил машину на некотором расстоянии от дома Джоанны и прошел до двери пешком, осязая обстановку всей кожей. Пока он шел, у него было о чем подумать, и даже больше, чем ему хотелось бы, но размышления ничего полезного не принесли. Кто же, черт его побери, этот убийца? Если это кто-то, знающий Ронни Бреннера, то естественно предположить, что он принадлежит к братству лошадников, ошивающихся на ипподромах, но тогда какое отношение он мог иметь к Анн-Мари? Или это работал профессиональный наемный убийца? Но в деле были некоторые моменты, которые заставляли Слайдера усомниться в этом предположении. Вдобавок его не оставляло ощущение, что где-то на краю его сознания крутится нечто, некая важная мысль, за которую он пока никак не мог ухватиться, какое-то неясное воспоминание: то ли он что-то увидел краем глаза, то ли при нем кто-то что-то мимоходом сказал. Если бы только он мог вспомнить, что это было!.. Он чувствовал, что тогда все несвязанные нити неожиданно сплелись бы в веревочку, достаточно прочную, чтобы послужить силком для кролика.
Джоанна впустила его в дом.
– Я не могу побыть дома долго, знаешь? Примерно через час я должна уехать.
Его ответом было нежное объятие. Она внимательно всмотрелась в его лицо и без дальнейших комментариев потащила его в комнату. Усадив Слайдера в кресло, она тут же принесла ему выпить и, опустившись у его ног на колени, положила на его колени ладони и молча стала ждать, когда он выпьет. Наконец он поднес стакан к губам, отпил, с отсутствующим видом коснулся ее волос и, как бы придя в себя, посмотрел на нее.
– Что случилось? – спросила она.
– Они закрыли дело.
– Почему?
– Они убедились, что дело связано с мафией, а это значит, что оно слишком крупное, чтобы обойтись только силами местной полиции. Дело перешло в Скотланд-Ярд, а они официально объявили, что Томпсон убил Анн-Мари и покончил с собой.
– Чтобы бандиты успокоились и расслабились?
– Частично поэтому. И частично потому, что никому в действительности не нужно знать, кто убил Анн-Мари. Она была одной из них, и они «убрали» ее, так кому какое до этого дело?
– И Атертону нет до этого дела?
– На самом деле – нет. Он все время говорил, что я воспринимаю этот случай чересчур личностно, и сейчас я думаю, что он был прав. Атертон – хладнокровный и уравновешенный человек, и работа для него – всего лишь работа. – Слайдер понимал, что это не было всей правдой, но то, что он сказал, подходило к моменту и настроению. – Но если отбросить мои личные чувства, я в любом случае терпеть не могу бросать дело незаконченным. Осталось еще столько оборванных нитей...
Он погрузился в размышления, а Джоанна продолжала молча наблюдать за ним, время от времени отпивая свой джин. Даже всецело отдавшись мыслям о своем деле, он чувствовал ее присутствие рядом, такое согревающее и успокаивающее. Через некоторое время он очнулся от размышлений и посмотрел на нее.
– Извини меня, пожалуйста, все это не очень весело для тебя.
– Весело... – задумчиво повторила она. – Мы с тобой и встретились только потому, что она была убита. Понимаешь? Иногда я так и не могу спокойно об этом думать. Я чувствую вину за то, что так счастлива с тобой благодаря ее смерти. Если задуматься, то у нее была паршивая жизнь, и при таком одиночестве подобная смерть выглядит совершенно отвратительно. Даже на ее похороны никто не пришел. Это...
– Похороны! Это было на похоронах! – Слайдер резко выпрямился в кресле, прервав Джоанну, и выражение его лица в эту секунду было настолько странным, что Джоанне даже показалось, что его сейчас хватит сердечный удар. Он схватил и крепко сжал ее руку, так, что ей стало больно, но он сейчас ничего не замечал вокруг себя – все обстоятельства дела в этот миг складывались в его мозгу в стройную цельную картину. – Я знал, что в какой-то момент кто-то сказал нечто важное, но никак не мог осознать, что это было, и все это время это было у меня в мозгу! Слушай, помнишь, ты как-то говорила, что Анн-Мари рассказывала тебе, что в детстве ей не разрешали держать домашних животных?
– Правильно – ее тетка слишком заботилась о чистоте в доме и не хотела никакого беспорядка, хотя сама Анн-Мари, я думаю, была убеждена, что тетка запрещала это исключительно ей назло, потому что свои собаки у нее были.
Глаза Слайдера сейчас были очень яркими, но смотрел он уже сквозь нее.
– Две вещи. – Он размышлял вслух. – Теперь я понял. Кто-то сказал – кажется, ты это говорила, – что Стуртон ближе к Бирмингему, чем Лондон. А этот ветеринар сказал, что он знал Анн-Мари всю ее жизнь и часто лечил ее пони и щенка.
– Да, действительно, он это говорил. Сейчас и я вспомнила. Почему он так сказал?
– Он сделал ошибку, – глухо ответил Слайдер.
– Но что...
Он еще крепче стиснул ее руку.
– Не говори сейчас ничего! – Он продолжал увязывать нити, жадно ловя смысл слов и ассоциаций, что с бешеной скоростью мелькали в его мозгу. Они усыпили ее как старую собаку... Кто-то, хорошо знавший Ронни Бреннера... бутоксид пиперонила... Настоящий шикарный голос, как у тех больших людей графства... Высокий мужчина с приятным голосом... Знал ее с самого детства... Шляпа, какую носит лорд Оукси...
Джоанна высвободила руку и с болезненным выражением стала ее растирать.
– Что это с тобой? – мягко спросила она.
– Мы ошибались, ошибались с самого начала. И Фредди Камерон ошибся. Он сказал, что только анестезиологи в больницах имеют доступ к пентатолу. Но тот же Фредди сказал мне, что Анн-Мари усыпили как старую собаку. Сказал в шутку или чтобы меня успокоить, а я забыл об этом.
Она внимательно слушала, пытаясь понять ход его мыслей.
– Ветеринары вынуждены быть также и анестезиологами, неужели ты еще не поняла? Они не могут просто диагностировать болезнь, как обычные терапевты, они должны еще и быть хирургами. И вот тебе пентатол и хирургический скальпель. А бутоксид пиперонила убивает блох, вшей и клещей так же, как и клопов и древесных жучков.
– Порошок от клопов! – воскликнула Джоанна. – Если ветеринар просыпал его на свою одежду, а потом сел в машину Анн-Мари...
– Он знал ее с самого детства – тут он сказал правду, по крайней мере. И он знал, насколько она была одинокой и отчужденной. Может быть, он даже вел с ней долгие разговоры, чтобы узнать, о чем она думает, о чем мечтает. И это именно он завербовал ее. – В голове его прозвучал голос Диксона: либо для мафии, либо для Форин Офиса, и он тряхнул головой, отгоняя неуместное воспоминание. – А потом она стала опасна, и они смели ее с дороги.
