— Ой, склероз кляты, я ж забула… Ганна попытала-ся, я ей тую скрынку и отдала. Там ще фотография була: вин з Ленькой, з братом своим.
Тетка порылась в стопке старых писем и открыток, лежавших на полке под телевизором, и протянула Наталье фотографию.
— О! Знайшла.
На цветном снимке были запечатлены улыбающиеся братья Михайлюки в белых брюках и легких цветных рубашках на фоне аллеи из вековых раскидистых деревьев, за мощными стволами которых виднелся каскад искусственных водопадов. Наталья внимательно рассмотрела снимок и протянула его Степану.
— На югах где-то, — отметил тот, повертев фотографию в руках. Однако на обратной стороне не было никаких надписей.
Наталья вернула фотоснимок тетке Любе и, взяв Степана за руку, твердо сказала:
— Нам пора. Загостились мы у вас, так и на поезд опоздать можно.
— Ой, почекайтэ. Я вам сала на дорогу дам та гурков. Мо, ще бутылочку з собою визьмитэ?
— Вот за это спасибо, тетя Люба. — Степан с готовностью вцепился в горлышко бутылки.
Наталья поняла, что веселый вечер ей сегодня обеспечен.
— Я б проводила вас, да ноги болять, — сказала тетя Люба, провожая гостей во двор.
Попрощавшись, они вышли на улицу и направились в сторону вокзала.
— Пошли-пошли, актер ты наш несостоявшийся, — поторапливала Наталья.
— Куда ты меня тащишь? — недовольно спросил Степан. — Мы ведь толком ничего не узнали.
— Мы узнали все, что надо!
— Так поделись.
— На фотографии — платановая аллея. Это — главная достопримечательность Сочи. Теперь известно, где их искать.
Тетка Люба, опершись на калитку, провожала гостей взглядом до самого конца улицы. Когда Наталья и Степан скрылись за углом, к ней подошла соседка.
— А хто цэ був? — поинтересовалась она.
— Та племянника мойго Федора шукалы.
— Дивчина ж брюхатая.
— О то я и думаю, што Федор, зараза, дитя ей зробыв, а сам збег.
— Вин можа… Я памятую, с Томаркой крутыв, ми вжэ висилля чакали, а Федька збиг до москалей, милиционером зробився. О то вжо з Федьки милиционер…
* * *
Несмотря на то что курортный сезон был уже в разгаре, им удалось без труда купить билеты в купейный вагон. Еще до посадки Наталья, чтобы не шокировать проводников, заглянула в вокзальный туалет и, запершись в кабинке, сняла «камуфляж», делавший из нее беременную женщину.
Уборщица, возившаяся с тряпкой и ведром в углу туалета, с недоумением уставилась на стройную высокую девушку, гордо прошествовавшую мимо нее. А ведь только что никого, кроме женщины, ожидавшей ребенка, здесь не было. Кусок поролона, создававший иллюзию большого живота, Наталья оставила в урне для мусора.
Вагон оказался на удивление чистым, столик между полками был застлан белой накрахмаленной салфеткой с вышитыми краями.
— Повезло, — прокомментировал Цыгарь, когда поезд тронулся.
Он тут же поставил на столик недопитую бутылку и принялся перочинным ножом нарезать на разложенной газете сало — подарок тети Любы.
— Ну что? — сказал он деловито. — Надо добивать пузырек.
— Это обязательно? — поморщилась Наталья.
— Недопитая бутылка — дурная примета. А ты, зря кривишься — самогоночка что надо, не то что наша российская. Я вот однажды в Подмосковье в одной деревеньке оказался с дружбаном, выпить было охота, аж трубы горели. А деревенька замызганная, запаршивевшая, народ дохлый. Сунулись мы туда, сюда — нет ни у кого самогона. Нет, ну ты представляешь, Натаха, какой облом? На кого ни наткнешься — пьяный в жопу, а как чимера достать — руками разводят. Это я только потом просек, что они незнакомых людей боятся. У нас же до сих пор за самогоноварение по кумполу дают, вот они все от меня и шугались. Ну, потом выловил я одного, ему, видно, не хватило, а денег на чимер не было. Пришлось пообещать, что стакан налью. За это он нас свел к какой-то бабке. Бабка смешная такая: маленькая, горбатенькая, ну натуральная Яга, и шнобель таким крюком завернут, что чуть не по зубам стучит. Вынесла она нам пузырек, но пока ходила, я чувствую, чем-то в хате несет. Потянул носом туда-сюда — ни хрена не врубаюсь. Не, серьезно, натуральным дерьмом воняет! Толкаю этого местного в бочину — типа, что за амбре? Да он что-то вякнул такое — мол, у нас всегда так, тут, типа, хряк рядом с сенями живет, вот от него, значит, и несет. Ну, что…
В общем, притащила бабка чимер, разбашлялся я с ней, вышли на улицу, алкашу этому местному, как и обещал, пришлось налить.
— Куда ж ты ему наливал, в пригоршни, что ли? — насмешливо спросила Наталья.
— Нет, у него с собой посуда была. Стаканчик, конечно, замызганный, но мы его самогонкой продезинфицировали. И что интересно, я-то думал, что этот алконавт стакашку одним глотком хлопнет, и все дела. Нет, он ее медленно тянул, смаковал, будто я ему не чемергеса мутного налил, а коньяку двадцатилетней выдержки. И опять, чувствую, несет какой-то парашей. Принюхался к бутылке — это он, самогон родимый, воняет. «Что за дела?» — спрашиваю у мужика. А он неторопливо так выпил, губы вытер, протягивает мне стакан и говорит: «А ты налей себе и выпей». У меня душа по этому делу уже полдня страдала. Налил я, выпил…
— Ну и что? — смеясь, спросила Наталья. Она уже начинала догадываться, в чем соль этой смачной истории.
Лицо Цыгаря так живо передернулось, словно он только что снова испытал вкус той ядреной самогонки.
— Ох, Натаха, скажу я тебе, это был и напиток!.. Амброзия, можно сказать.
— Амброзия — это нектар, который употребляли боги, жившие на Олимпе, — показала свою осведомленность Наталья.
— Да? — искренне изумился Цыгарь. — А я не знал. Я думал, амброзия — это от слова «амбре». Ну, ты понимаешь, о чем я говорю. Короче, сорок градусов там, конечно, было, но привкус такой гнусный, у меня аж челюсти свело. А дело-то зимой, закусить нечем. Я снега из сугроба ладонью зачерпнул, еле-еле в пасть затолкал. Эх, Натаха, лучше бы я этого не делал! Чуть все назад не поперло. Я кое-как эту дрянь в своем желудке удержал, а местный алкаш, что со мной был, стоит и ухмыляется. «Ну, как?» — спрашивает. Я-то ничего ответить не могу, боюсь рот раскрыть, только руками развожу и головой трясу. А он мне предлагает: еще по одной не желаешь? Я кое-как с собой совладал и прохрипел:
«Нет, пока не желаю». А он говорит: «Тогда я себе еще налью». Тут уж я, конечно, не возражал. В общем, так он весь этот пузырь и оприходовал, считай, в одиночку. Я потом еще с животом намучился. Так вот, Натаха, догадайся, из чего был этот самогон? Ага, вижу, тебе уже смешно. А мне-то было не до смеху…
Ладно бы из какого-нибудь пристойного навоза, а то ведь из свиного дерьма.
Наталья смеялась, откинувшись к стенке купе.
— Ты бы, Степа, поинтересовался, из чего продукт произведен, прежде чем пить.
— Да кто же мог подумать? — замахал тот руками. — Теперь ты понимаешь, какие чувства я испытал, пробуя самогон, которым нас угостила Федькина тетка?
Сам-то он, конечно, засранец, но тетка у него хорошая, дал бы ей бог здоровья.
И самогон делает что надо — мягкий, можно сказать, задумчивый. На вкус — ароматный, и от запаха нос набок не сворачивается. По большому счету, такой напиток можно употреблять без закуси, но если к нему имеется еще и сало украинское, то грех не закусить. Ты глянь, какая это вещь! — Степан взял двумя пальцами тонкий ломтик сала и повертел его у Натальи перед лицом. — Нет, ты посмотри, посмотри! Оно ведь насквозь просвечивается. Вот видишь, розовые лучики вокруг расходятся. Оно ведь почему такое ясное? Потому что другое, не такое, как наше. Вот ведь парадокс, правда? Свиньи вроде одинаковые, едят одно и то же. Нет, вообще-то вру. Не одно и то же едят. У нас-то в России чем свинью кормят? Ну, хлебом, картошкой, жмыхом каким-нибудь. А на Украине? Овощами всякими, яблоками, грушами, даже арбузами. И солнца здесь больше. Они ведь — все эти овощи-фрукты — солнце в себя сначала впитывают, а потом эту энергию солнечную свинье отдают. Верно ведь, а? Что скажешь? — Он хитро подмигнул Наталье.
— Да я и не знаю, что сказать, — улыбаясь и пожимая плечами, ответила та. — Никогда прежде не приходилось задумываться над различиями в сортах самогона и сала.
— Ну и зря. — Цыгарь наставительно поднял указательный палец. — Это — глубокий философский вопрос. Так, ты погоди, я сейчас к проводнице сбегаю за стаканчиками.
Через минуту он вернулся, с торжественным видом поставил на столик два чистых стакана и потянулся к бутылке:
— Будешь?
— Вообще-то я крепких напитков не употребляю. — Наталья пожала плечами.
— Да ладно тебе кукситься, тут все свои. И времени у нас еще навалом.
— Ну, разве что самую малость.
— Ладно, я тебя насиловать не стану. — Цыгарь плеснул самогонки на донышко стакана. — Попробуй, достойная вещь. — После этого он подсунул девушке кусочек хлеба с салом. — И закуси. Хочу, чтобы ты оценила. — Себе он налил сто граммов, поднял стакан и с улыбкой провозгласил:
