я заканчиваю со шпинатом. С моря дует холодный ветер, я всегда любила эту прозрачность ранней весны. Лучи солнца все еще кажутся непривычными, успокаивающими, живительными. Воздух еще не замер от влажной дымки и зноя.
— Оскар. Почему в твоей жизни нет женщины?
— Я солдат.
— Даже у солдат бывают женщины.
Он отворачивается.
На следующей неделе я готовлю лунки для посадки клубники. Заполняю привезенным на тачке черноземом три четверти, добавляю четвертую часть компоста, поливаю, высаживаю растения и придавливаю землю. К каждому растению прикреплена пластиковая бирка с названием сорта, большинство названий мне незнакомо.
Рядом со мной оказывается Оскар.
— Они провели камеру вверх через вены в паху, через шею и в мозг. Я видел все на экране.
Шмель ищет место для жизни. В бухте резвится форель. Над головой пролетает дятел с голым птенцом в клюве, за ними по пятам следует мать. Природа раскрывается во всей своей красоте и ужасе.
— Сюзан, я хочу тебе кое-что показать.
Я иду за ним к ферме, мы проходим через помещение, где делают прививки, через лабораторию, в ту комнату, куда я однажды заходила. Он открывает дверь, загорается свет.
— Здесь у нас собрана полная копия генбанка Северных стран, хранящегося в подземном убежище. Банк был создан весной восьмидесятого года, сразу после советского вторжения в Афганистан.
Посреди комнаты стоит деревянный ящик, похожий на тот, который я здесь уже видела. Он снимает крышку и протягивает мне баночку.
— Это похоже на рис, — говорю я.
— Это и есть рис.
Он протягивает мне другую баночку. В ней тоже рис, но зернышки подлиннее. Я читаю этикетку: «Short Stem Nimrog, Singapore Genetic Bank».
Он пытается объяснить мне то, что не может сказать прямо. Несмотря на его попытки, я ничего не понимаю.
— Я проработал два года в Разведывательном управлении Министерства обороны. Седьмого августа семьдесят седьмого года, в воскресенье, я дежурил, и тут поступает звонок из Пентагона. И одновременно пересылают фильм, который русские сняли над Калахари. Со спутника «Космос-932», низкоорбитального. На съемке — скважины, в которых будут проводиться испытания, стенды с приборами, какие-то постройки. ТАСС публикует эту новость в понедельник. Если мы получаем ее за день до этого, то потому, что ЦРУ знает, что нам известен подрядчик, «SecuriCom». Джимми Картер получил фотографии от Брежнева на следующий день после того, как они были сделаны. Он приказывает облететь территорию на самолете, принадлежащем военному атташе США в Претории. С самолета, с высоты тридцати метров делают снимки. Лица видны довольно четко. Самолет проходит над районом пока идет инспекция, проводят ее компания «Armscor» — производитель оружия для правительства ЮАР, армейское командование и представители подрядчика. Нам показывают эти снимки во время моего дежурства. Я узнаю этих троих. Того, кто в шляпе, мы называли Графом. Другого, элегантного, одетого в серое, зовут Ясон Альтер.
Он кладет передо мной фотографию, которую уже показывал мне однажды. Я отвожу от нее взгляд.
Я заметила, что у Оскара есть один характерный жест. Когда он в напряжении, он разводит пальцы и смотрит на них. Из-за красных ламп кажется, что на руках у него кровь.
— Именно эти ребята занимаются транспортировкой ящиков. По поручению Хольменс-канала, 42.
— А что у нас на Хольменс-канале, 42?
— Министерство обороны. И Генеральный штаб. Ящики отвозят в порт. Грузят на судно. И отправляют на острова Кронхольм.
В тот вечер Лабан решил устроить нам концерт.
Как только мы собираемся, появляется Оскар. Я смотрю на Лабана, он смотрит на меня, и я понимаю, что это он пригласил Оскара. Возможно, чтобы как-то загладить свою вину, возможно, потому что люди в изоляции тянутся друг к другу, даже к своим тюремщикам. Возможно, потому что Лабан всегда стремился собрать как можно больше зрителей.
Он натянул стальную проволоку над ящиком из-под пивных бутылок, в который вставил воронку: воронка ловит ветер, ветер приводит в движение кусок латунного карниза, прикрепленного канцелярской резинкой так, что он трется о струны. Получилось что-то вроде эоловой арфы, конструкция издает звуки, похожие на стенания духов, запертых в мусорном баке. На фоне этого то усиливающегося, то затихающего звука он играет, ударяя деревянной палочкой по стеклянным бутылкам из-под газировки, наполненным водой до разного уровня. А в качестве смычка для самодельной скрипки — резонатором которой служит пустая 2,5-литровая банка из-под очищенных помидоров — он использует согнутую бамбуковую палку для подвязывания цветов, стянутую метром нейлонового скотча.
По какой-то совершенно неестественной и необъяснимой причине это все равно похоже на музыку.
Мы сидим на кухне. Я приготовила суп из цветной капусты. Лабан откладывает ложку, у меня возникают какие-то недобрые предчувствия. И тут он обращается к близнецам.
— Вскоре после того как вы родились, в консерватории объявили конкурс на должность профессора. Я знал, что это своего рода трамплин для работы за границей и гарантия финансовой стабильности. Мы пригласили ректора и двух преподавателей к себе в гости, эти трое составляли большинство в комиссии, которая принимала решение. Ваша мать приготовила ужин. И тут мы воспользовались эффектом. Он действует не только спонтанно, можно создать его, у нас был опыт допросов и работы с Андреа. Мы знали, как все происходит. Сначала у человека, на которого направлено воздействие, возникает доверие, ощущение, что его понимают и полностью принимают. Чувствуя это доверие, люди открываются, неосознанно, почти автоматически. Потом возникает своего рода притяжение. Жертвам уже некуда деваться. Они на крючке. Умение управлять всем этим — искусство. И суметь остановиться в нужный момент. Дать людям возможность вернуться к самим себе. Если этого не сделать, значит, мы их эксплуатируем и обманываем. В тот вечер мы переступили черту. Если ты переступаешь черту, если используешь открытость другого человека в своих корыстных целях, ты впускаешь тьму в свою искренность. У тебя остается неоплаченный счет на будущее. Я получил должность профессора. Это стало для меня трамплином.
Я встаю и подхожу к окну.
— За десять лет мы, ваша мама и я, пользовались этим несколько раз, и обычно все шло, как по нотам. Потом мы попробовали заработать деньги. И тут уже ничего не получилось. Думаю, мы истратили весь свой запас удачи. Думаю, что все наши сегодняшние проблемы — это плата за те годы.
Я поворачиваюсь к ним.
— Ваш отец — нытик, — говорю я, — я делала все это ради денег и ради того, чтобы у нас была комфортная семейная жизнь, я ни о чем не жалею. Я получила должность лектора без всякого эффекта. Но мы использовали его для получения постов в разных правлениях. Но
