Прокурор покачал головой.
– Да, слишком уж все сложно.
– Хочешь проще? Пожалуйста. – Успенский похлопал прокурора по плечу. – Ты «Роковые яйца» Булгакова читал?
– Это где профессор облучил вместо куриных змеиные и крокодильи яйца, и из них всякие ползучие гады вылупились? – уточнил прокурор.
– Точно, – подтвердил Андрей. – Помнишь, все эти гады наступают на Москву с запада? Армия не может справиться. И тут ударяют небывало ранние заморозки. Наступление ползучих гадов остановлено, все они погибают. Тебе это не напоминает осень и зиму сорок первого года? И гибель фашистских гадов.
Филатов застыл, как громом пораженный.
– Вот черт, а ведь и в самом деле, – пробормотал он. – Неужели он все это предвидел?
– Или запрограммировал, – с торжеством закончил Андрей. – Так что можешь считать рукопись романа детонатором и инструментом нейро–лингвистического программирования.
Потом повернулся к Василисе.
– И почему все Козероги такие упрямые?
Филатов поднялся и стал собираться.
– За Козерога ответишь! Ладно, это вам, лодырям, делать нечего. Можно языком трепать, можно и спать ложиться. А мне теперь до утра отписываться. Я поехал.
Уходя, уже в дверях, он обернулся и сказал:
– Тогда получается, что Булгаков нарушил договор с дьяволом и не погубил мир, а спас? Странно, что ему это сошло с рук.
Успенский вздохнул.
– Сошло с рук? Вряд ли. Думай что угодно, Алеша, но через год с небольшим Булгаков умер.
Все замолчали. Наконец Филатов поднялся.
– Отдаю тебе должное и выражаю благодарность за оказанную помощь. Я бы, конечно, и сам справился. Но это получилось бы не так эффектно.
– Не так эффективно, – поправил Успенский.
Филатов пробурчал что-то неразборчивое, вышел и закрыл за собой дверь. Он размышлял о судьбе Булгакова.
Успенский знал, о чем говорил.
Ровно через год после трагических событий в санатории имени Воровского, осенью 1939 года, Булгаков ездил в Ленинград. Там ему поставили диагноз, о котором он и сам уже знал: остроразвивающаяся высокая гипертония, склероз почек. Он был врачом и понимал, что обречен.
Потом он вернулся в Москву и слег. Больше он не вставал. Но и лежать было невозможно. Малейшее движение вызывало у него невыносимые боли и нестерпимые страдания. Ему не всегда хватало сил, чтобы сдержать крик боли. Сначала он держался на снотворных и обезболивающих, но и они перестали помогать.
Потом он ослеп.
6 февраля 1940 года он вдруг сказал жене:
– В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив… Лежу… покой, ты со мной… Вот это счастье.
8 марта он попросил ее:
– Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай… Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Когда я слышал стук твоих каблучков… Ты была самой лучшей женщиной в мире. Божество мое, мое счастье, моя радость. Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!
10 марта, в 16 часов 39 минут, человек с уранически–синими глазами умер. А ровно через два дня закончилась советско–финская война.
* * *
Василиса стояла в прихожей, прислонившись спиной к двери.
– Значит, он не пал? – тихо спросила она.
– Получается, нет. Парадоксально, но я думаю, его спас Сталин. Он выступил в роли Великого Инквизитора. Своим опосредованным влиянием он помог Булгакову избежать ловушек, тех, что ему расставили офиты, которыми руководил товарищ Бартини.
Василиса задумалась.
– А ты хотел бы в этом убедиться наверняка? Вон Филатов рукопись на столе оставил. Может, возьмешь ее и поколдуешь?
Андрей отрицательно покачал головой.
– Нет, не нужно. Я и так знаю. К тому же, в природе просто не осталось артефактов, связанных с Булгаковым, которых я бы еще не держал в руках. Да мне теперь это и не нужно. Он ушел и больше не вернется. Мастер спасся. Искупил вину. А последнюю точку поставили Покровский с Бекерманом.
Она посмотрела на него с удивлением.
– А ты разве не при чем?
– Я помогал. Ты тоже. Мы все хорошо поработали, и теперь он свободен.
И повторил:
– Я это знаю.
Они помолчали.
Успенский посмотрел Василисе в глаза.
– Помнишь, – сказал он, – ты спросила меня, какова моя сверхзадача как астролога? Ты еще тогда матроса и пожарного в пример привела. Теперь я понял свою сверхзадачу.
– И как же она выглядит?
– Я ассенизатор, санитар. Чистильщик авгиевых конюшен зла. Определяю, откуда воняет, иду туда и вычищаю.
Василиса прищурилась.
– А подробнее?
Успенский посмотрел на нее с сомнением.
– Неужели тебе все это еще не надоело? Ладно, тогда слушай. Сценарий зла коренится глубоко в коллективном бессознательном и однажды воплощается и концентрируется в самой что ни на есть конкретной личности. Эту личность – Носителя Зла – окружает группа пособников, которые завязаны на него как на лидера. Они слетаются к нему, словно мухи на огонь Люцифера. И чем дальше, тем их больше. Количество зла растет и в один прекрасный момент переходит в качество. Взрыв, катастрофа, мировая война. И даже, в худшем случае, Армагеддон. Все как у Булгакова. И как в жизни. Запущенные случаи особенно опасны. Возьми, например, Гитлера и его окружение. Поэтому Носителей Зла необходимо отыскивать и обезвреживать как можно раньше, пока они еще не набрали силу и не окружили себя толпами помощников.
– И каким способом можно определить такого Носителя Зла? – скептически спросила Василиса. – По запаху?
– Конечно, нет. Но его можно вычислить. Как невидимую планету. По аналогии с его предшественниками. Не знаю, как это объяснить, но здесь неумолимо действует закон аналогий. И он действует как в отношении самого Носителя Зла, так и в отношении его окружения. Проблема в том, чтобы точно определить, кто является предшественником Носителя. Тогда становится понятной логика сценария зла. А дальше – дело техники. Остается сущий пустяк – взять и обезвредить. Что мы и сделали.
Он устало улыбнулся.
– Останешься? – спросила она.
– Нет не сегодня.
– А твоя нога.
– Уже почти не болит.
– Но ты выпил.
– Возьму такси. Пойми и не обижайся.
Она поняла и не обиделась. Он взял свой непросохший плащ и направился к дверям. Улица была пуста. Он перешел проезжую часть и остановился на краю тротуара. Машин не было. Глаза слипались. Он поднял шлагбаумом руку, а другой оперся на фонарный столб и прикрыл глаза вроде бы только на миг.
Неясная тревога заставила Андрея открыть глаза. Прямо на него неслась черная иномарка. За рулем машины он не поверил своим глазам. За рулем была женщина. Мгновенно, словно на моментальном снимке, Андрей разглядел ее бледное лицо с заостренными чертами, огненный взгляд и рыжие волосы, метавшиеся, как змеи на голове Медузы Горгоны. Это было лицо из его видений. Там женщину звали по–разному: Лилит, Женщина–змея, Женечка Гладун, Евгения Ежова, прекрасная и отталкивающая. И, что самое страшное, сейчас она буквально парализовала его леденящим взглядом почти прозрачных, горящих бледным мертвым огнем водянисто–белесых глаз.
Совпадение или колдовство?
Непонятное оцепенение не отпускало его. Он застыл столбом, не в силах сделать хоть шаг. Машина с огненной фурией за рулем мчалась прямо на него.
Неожиданно крепкая рука сжала его предплечье и с силой рванула в сторону. Незнакомец сумел выдернуть Андрея из-под самого бампера машины. С каким-то змеиным шипением та пролетела в каких-нибудь нескольких сантиметрах от него и скрылась, как призрак смерти.
Андрей стряхнул оцепенение. Он посмотрел вслед четырехколесному монстру и только затем обернулся к своему спасителю. Но того уже не было рядом. Астролог увидел только удаляющуюся спину.
– Постойте! – крикнул он
Но незнакомец только прибавил шагу. Его силуэт и походка показались Андрею странно знакомыми. Он попытался напрячь гудящие мозги и тут ощутил болезненный укол где-то в глубине сознания.
Михаил? Брат? Но это невозможно! Откуда ему здесь взяться?
Незнакомец свернул за угол и исчез. Андрей бросился к углу дома, но длинный переулок был уже пуст.
За спиной Андрея, со стороны проспекта, шумно заскрипели тормоза.
– Эй, мужик, куда тебе? – послышался густой бас.
– А? – Андрей поспешно повернул голову.
Из остановившегося такси на него с раздражением смотрел водитель.
– Хрена на! Ехать куда? – рявкнул таксист.
Андрей растерялся.
– Я мне никуда, я так, задумался.
– Тьфу, мать–перемать! – Таксист грязно выругался и укатил.
Успенский повернулся, чтобы догнать спасшего его незнакомца. Был ли это Михаил? Андрей должен был выяснить это наверняка. Но и улица, и переулок выглядели совершенно пустыми и безжизненными. Что это было? Видение или кошмар? Но рука, за которую его схватил неведомый спаситель, ныла довольно ощутимо. Значит, покушение не привиделось.
Но кем была женщина, едва не сбившая его своей машиной? Неужели это и в самом деле Лилит, наказанная за свои великие грехи бессмертием?
