Ознакомительная версия.
– Надо их вернуть. – Тошик зачем-то передернул затвор помпового ружья.
Комиссар, а за ним и все остальные вышли за ворота. Стали кричать, пытаясь привлечь внимание стариков. Один из них, последний, обернулся, но продолжил путь. Вскоре они уже достигли плато, над которым нависал снежный козырек.
– Пойдемте, возьмем их там, – предложил Куруладзе. Прозоров, Багрянородский, Сивере и Тошик двинулись за ним.
Но где-то на середине тропы вдруг раздались выстрелы. Это шедший позади всех Полонский начал стрелять из помпового ружья. Но он метил не в стариков, а вел огонь над ними, поверх голов. Заряды попадали в снежный козырек, вырывая куски льда, разлетаясь снежными брызгами.
– Остановитесь! – закричал Сивере, понимая, насколько это опасно.
Но было уже поздно. Снежный козырек сдвинулся, зашевелился, словно живое существо, затем пополз вниз. Еще мгновение – и он рухнул на трех стариков, увлекая их за собой в пропасть.
Глава 4. Оглушительный взрыв
– Ну-с! – победоносно изрек комиссар Куруладзе, собрав всех в трапезной. – Теперь-то вы убедились, что я оказался прав? Меня трудно обвести вокруг пальца, каким бы хитрым ни был преступник. Я всех вижу насквозь.
– А что вы разглядели такого, чего мы не увидели? – ехидно спросил Багрянородский, подтолкнув Александра Юрьевича в бок.
– Все убийства в монастыре совершены этими тремя стариками, – заявил комиссар. – Это несомненно. Я следил за ними давно, специально усыпляя их бдительность. К сожалению, я слишком медлил, надо было их обезвредить раньше. Но сама судьба вмешалась в мои планы. Их настиг Божий суд, и они теперь навеки погребены под многометровым слоем снега. Финита ля комедиа.
Аплодисментов, как в прошлый раз, тем не менее, не последовало. Лишь Тошик, одобрительно крякнув, добавил:
– Все тайны «Монастырского приюта» раскрыты, наконец-то мы можем спать спокойно.
– Зачем вы стреляли в снежный козырек? – в упор спросил его Сивере. – Вам что, делать больше было нечего? Только идиот может не знать, что сойдет лавина. Теперь они мертвы и уже ничего не скажут.
– Вам что – мало улик, которые мы нашли в их комнатах? – сердито возразил Куруладзе.
– Улик достаточно, но они ничего не объясняют, – ответил Александр Юрьевич. Он взглянул на Прозорова, ища поддержки, но тот молчал, лишь кривил губы в усмешке. Оставались безмолвными и остальные, словно их устраивала новая версия Куруладзе.
Локусовы сидели, погруженные в трансцендентальное состояние, Оленька Дембович чистила пилочкой коготки, Анна Горенштейн вновь напоминала мраморную статую. Гелу можно было и не спрашивать, он лишь блаженно улыбался. Лишь Тереза сочувственно посмотрела на Сиверса, но тотчас же потупила взор.
– Вам не угодишь, – проворчал Куруладзе. – Давайте не будем болтать попусту и путать столь удачно разложенные карты. Мы все находимся в одной лодке, я – капитан. По крайней мере, до тех пор, пока нас отсюда не вызволят. Утром я слушал радио – в городе начались пожары. Население уходит. Нам еще повезло, что мы тут в относительной безопасности.
– Вот именно – в относительной, – вставил Багрянородский. – Я бы предпочел находиться за тысячу километров отсюда, от этих проклятых гор.
– Спрятаться от своей судьбы еще никому не удавалось, – заметил Прозоров. – Особенно таким шустрикам, как ты.
– Будем ждать и надеяться на лучшее, – закончил Куруладзе. – А теперь все свободны, – и, подумав, добавил свою излюбленную фразу: – А гостиницу никому не покидать.
Куруладзе сказал, что «все свободны», но кто мог чувствовать себя свободным и в безопасности, находясь в этом готическом замке ужасов? Только тот, кто обладал знаниями, видел подлинную причину происходящих событий. Сивере подобным похвастаться не мог. Чем дальше – тем больше загадок. Вместе с Прозоровым он вышел во двор, оба уселись на каменную рыбу.
– Сплошная средневековая готика, – с каким-то удовольствием произнес Герман. – Тайнам конца нет. Смотри, что я нашел в комнате Алоиза.
Он вытащил из кармана колоду карт. Она была необычной – с фотографиями людей вместо привычных дам, тузов, королей и валетов. Среди них были и снимки нынешних постояльцев. Сивере узнал себя, Прозорова, Анну Горенштейн, других. Были и незнакомые лица. Но фотографировали явно в монастыре, на фоне стен, фресок, в кельях.
– Чья работа? – спросил Александр Юрьевич. Прозоров пожал плечами.
– Главное, очень хорошая аппаратура. Высокочувствительный объектив. Снимали украдкой, может быть, через стекло. Не думаю, что старики. Колоду им, скорее всего, подкинули.
Сивере вспомнил, как они играли в келье этими картами, а он наблюдал за ними сквозь зеркало. Так может быть, и постояльцев снимали из потайного хода в монастырских стенах? Но зачем?
Прозоров убрал колоду в карман.
– Старики были сумасшедшими, – твердо сказал он. – Но одним безумием ничего не объяснишь. Это декорация. Я специалист, знаю, что когда разрабатываешь какую-нибудь серьезную операцию, то всегда параллельно организуешь другую, фальшивую, для прикрытия, чтобы пустить возможного противника по ложному следу. Так и тут, уверен. Кто-то очень хочет запутать следы.
– А чего тут путать, и так сплошная трясина, – усмехнулся Сивере. – Зачем они поперлись к северному плато?
– Ты спроси у дурака, зачем он делает то или это? Если только его намеренно не направляют на какое-то действие. А шизофрения – болезнь внушаемая. Психиатр может легко управлять своими пациентами. Использовать их в своих целях. Я не удивлюсь, если кто-то оказался сильнее князя Романова, «перепрограммировал» стариков. Вот они и отпилили ему голову. А затем этот «некто» отправил их к северному плато.
– Но кто же тут такой умный? – спросил Сивере.
– А тут только одни умные и остались, – ответил Прозоров. – Дураки конкуренции не выдерживают. Видишь ли, Саша, если бы мы тут не застряли – по объективным причинам – волнения в городе, поломка фуникулера и так далее, то все продолжало бы течь так, как текло много лет. И еще: катализатором явились некоторые постояльцы «Монастырского приюта». Возможно, ты.
– Этого не может быть, я лицо совершенно постороннее. И уж тем более не имею никакого отношения к наркотикам.
Александр Юрьевич проговорился, но теперь было уже поздно отступать.
– К наркотикам? – живо переспросил Прозоров. – А поточнее нельзя?
Пришлось рассказать то, что ему поведала Тереза. Герман внимательно выслушал, кивая.
– Я догадывался, – произнес он, когда Сивере кончил. – Тут в горах все имеют отношение к наркопродукции. Тошик с сыновьями не исключение. Но не похоже, чтобы их разборки так сильно коснулись постояльцев гостиницы. Хотя… всякое может быть.
– Да, всякое, – согласился Сивере, похлопав ладонью по каменным жабрам рыбы-вишапа. – Не удивлюсь, если это чудовище однажды оживет и сожрет всех оставшихся в приюте.
Монастырь цепко хранил свои вековые тайны. Тут сам воздух был пропитан древней историей, кровавыми преступлениями и черными готическими загадками, которые переплетались с днем нынешним. А возможно, и с грядущими на земле событиями. Об этом думал Александр Юрьевич, вернувшись в свою келью, меряя шагами узкое пространство.
Все его соседи по коридору были теперь мертвы, над ним, в верхнем ярусе оставались лишь Анна Горенштейн и чета Локусовых. Но он предпочел бы сейчас остаться в полном одиночестве во всем монастыре, чем беспомощно ожидать своей очереди. Сивере остановился перед зеркалом, и ему на миг почудилось, что на него смотрит сам уродливый карлик – князь Прошян, – зловеще усмехаясь в лицо.
«Род его проклят», – вспомнились ему слова Терезы. Она знает больше, чем говорит. Александр Юрьевич бросился на кровать и почувствовал, как тяжелеют веки. Не в силах больше бороться с накопившейся усталостью, он забылся в глубоком сне.
Очнулся Сивере через несколько часов. Обеденное время пропустил, но он и не был голоден. Стрелки часов приближались к семи вечера. Выходить из кельи не хотелось. Что нового могло произойти в монастыре, пока он спал? Только очередное убийство. Он потрогал медальон на груди, снял, открыл крышечку. Незнакомое, но почему-то узнаваемое лицо на фотографии. Александр Юрьевич вытащил снимок, подковырнув его спичкой. Теперь он знал, что надпись на обороте в переводе с иврита означает «Невесте Царя». Все это весьма странно.
А на внутренней стороне медальона был выгравирован все тот же злополучный герб рода Прошянов. Вглядываясь в тонкую резьбу, Александр Юрьевич внезапно вскочил, осененный догадкой. Ему показалось, что в келье даже стало чуть светлее, словно к медальону поднесли свечу. Эта мысль явилась ему во сне и вполне возможно, что он прав. Надо проверить.
Ознакомительная версия.
