Ворота загудели и со скрипом открылись. Голос Егора кричал одновременно в саду и в телефонной трубке:
— Антон! Где ты? Ты слышишь меня?!
Я хотел сказать, что в кабинете, но сил уже не осталось. Жизнь выходила из меня, как воздух выходит из прокола в воздушном шарике.
За окном послышалась возня, сумрачный свет в комнате на мгновенье затемнился еще больше, и чей-то незнакомый голос почтительно позвал:
— Георгий Александрович! Он здесь!
В окно ударили чем-то тяжелым, на пол посыпался ледяной водопад осколков. Я слышал, как с подоконника спрыгнул какой-то человек, но не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на него.
Послышались шаги, перед моими глазами возникли светлые кроссовки. Я с усилием повернул голову и взглянул вверх.
Егор возвышался надо мной, как олимпийский бог над простым смертным. Но его подвижное выразительное лицо было таким растерянным, что я невольно улыбнулся.
Наверное, мало кому удавалось видеть такое выражение на лице бога. А я вот сподобился.
— Антон, — позвал Егор и опустился возле меня на колени. Дотронулся до моего лица обеими руками и спросил:
— Ты ранен?
Я не мог ничего сказать. Только чувствовал, как по щекам непрерывной дорожкой бегут слезы. Я попытался их остановить, но ничего не получилось, и слезы бежали все сильней.
Слезы злости, стыда и облегчения.
А потом меня подхватили чьи-то руки, и я перестал бояться будущего. Егор позаботится, чтобы все было в порядке.
Теперь его очередь.
Когда я снова открыл глаза, за окном было совсем темно. Я лежал на кровати в своей спальне, на тумбочке горел уютный ночник. Возле меня стояло удобное глубокое кресло, в нем сидел Егор и читал мой роман.
На его выразительном подвижном лице было написан искренний интерес, и я невольно обрадовался.
Выходит, Сашка была не права, утверждая, что я серенький модный писатель на фоне общего безрыбья.
Егор перевернул страницу, разгладил ее, закинул одну длинную ногу на другую. Его присутствие наполняло меня таким покоем, что и передать невозможно. Даже комната стала выглядеть не такой как всегда, а какой-то особенно уютной.
Егор усмехнулся, почесал кончик сломанного носа. Его черные глаза быстро поглощали ровные печатные строчки.
«Странно, что он позволяет себе такую богатую мимику, — думал я, разглядывая приятеля. — Что ж получается, он весь, как на ладони? А конкуренты? Опять же, в преферансе играть человеку с таким выразительным лицом никак нельзя. Без штанов останется. Хотя, с другой стороны… Что-то мне подсказывает, что об этой своей особенности Егор прекрасно осведомлен. А он принадлежит к тем людям, которые умеют обращать себе на пользу даже собственные недостатки. Наверное, он хороший актер…»
Тут мои мысли прервались. Егор почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня.
Я улыбнулся и шепотом сказал:
— Привет!
— Привет! — ответил он и отложил книгу на тумбочку.
Егор встал с кресла, развернул его. Придвинул поближе к кровати, уселся, наклонился ко мне.
— Ты что придумал? — спросил он укоризненно.
Я попытался пожать плечами. У меня почти получилось.
— Не ожидал от писателя таких шалостей, — продолжал укорять Егор. — Что же ты позоришь свое славное сословие?
Мне стало смешно.
— Можно подумать, что ты знаком с другими писателями!
— Было дело, — ответил Егор и потянулся, хрустнув косточками. — Я как-то проспонсировал конкурс молодых талантов. Все прошло чин чином, я даже получил приглашение на вручение призов… Попал, можно сказать, в эпицентр бомонда.
— Понравилось? — спросил я.
— Очень, — ответил Егор, сохраняя серьезную мину. — Там в писательском жюри было несколько известных и маститых. Вот и привел бог пообщаться.
Я завозился на постели, пытаясь уложить голову повыше. Егор встал с кресла, взял меня под мышки и легко, как ребенка, подтянул вверх. Взбил подушку, отступил, полюбовался, склонил голову к плечу.
— Удобно?
— Да, спасибо, — ответил я. — Ты мне скажи, как тебе понравились маститые?
— Говорю же, очень понравились, — ответил Егор, плюхаясь назад в кресло. — Люди оказались на редкость тактичные, щадили мои чувства… Старались говорить попроще, но если все же срывалось с языка какое-нибудь слово, вроде «толерантно», тут же извинялись и объясняли его смысл.
Я тихо засмеялся.
— Говорю же, было очень славно, почти по-домашнему, — продолжал Егор. — Я даже собрался заняться меценатством, но возникли другие проблемы. Ладно, это все присказка. Ты мне объясни, что с тобой произошло?
Я положил ладонь на лоб. Лоб был горячий и мокрый.
— Не знаю.
— Судя по твоему внешнему виду, ты решил завязать с дурными привычками типа еды. Давно не ешь?
Я сосредоточился.
— Не помню, — ответил я через некоторое время. — Какое сегодня число?
— Пятое… нет, пардон…
Егор взглянул на запястье. Я увидел, что его левая рука больше не лежит на перевязи и действует вполне свободно.
— Без двадцати шестое июля, — ответил он.
— Шестое июля, — повторил я тихо.
— Ты что, заболел? — спросил Егор, понизив голос.
Я посмотрел ему в лицо. Поколебался, но все же решился и торжественно сказал:
— Егор, я схожу с ума.
Приятель откинулся в кресле. Минуту он озадаченно смотрел на меня, поджав губы. Потом спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Это наследственное, — объяснил я. — Мой прадед сошел с ума и застрелился.
— А твой дед?
— Дед был нормальным человеком, — признал я.
— А отец? — продолжал настаивать Егор.
— И отец.
— Тогда с чего ты решил…
— Я видел призрак, — перебил я.
— Ага! — сказал Егор все с тем же озадаченным выражением лица. Почесал затылок и спросил:
— Давно это у тебя?
Я уставился в потолок и облизал пересохшие губы.
— Егор, я не помню чисел, — ответил я после короткого напряженного раздумья. — Вообще никаких. Все перемешалось…
— Ну и бог с ними, с числами, — легко согласился приятель. — Не напрягайся.
Мы немного помолчали.
— Егор! — позвал я.
— Ау, — откликнулся он.
— Не сдавай меня в психушку, — попросил я, сгорая от стыда. — Я этого боюсь больше смерти.
— Заметано, — сказал Егор хладнокровно.
— Я не шучу!
— Я тоже. Сейчас приедет врач…
— Нет! — испуганно перебил я и попытался приподняться на локтях. Но локти не выдержали вес тела и с хрустом подломились.
— А чего ты испугался? — удивился Егор. — Сказано тебе: никаких больниц! Будешь жить здесь так же, как жил.
— Здесь не хочу, — быстро сказал я.
— Почему? — не понял Егор.
— У меня тут труп в подвале, — пожаловался я. — Неприятно…
Егор снова почесал затылок. Я видел, что он озадачен, и не знает, как относится к тому, что я говорю: серьезно или как шутке.
— Чей труп?
— Любовницы прадеда. Ее звали Сандра. Он ее убил, а труп спрятал в подвале. Там есть потайная комната.
— Ага! — повторил Егор, кое-как переварив мои откровения. — И давно ты это узнал?
— Недавно. У меня оказался его дневник.
— Прадеда? — уточнил Егор.
— Да.
— Как он к тебе попал?
— Мне его привезла одна женщина. Она работала в питерском архиве. Понимаешь, я взял дневник и фотографии, а потом узнал, что она утонула.
— Передала тебе документы и утонула? — уточнил Егор.
— Нет, наоборот. Сначала утонула, а потом передала документы…
Я умолк, глядя в глаза приятелю. Я и сам прекрасно понимал, как выгляжу со стороны. Поэтому тихо засмеялся и сказал:
— Я же говорил тебе, что я сумасшедший…
Егор пристально смотрел на меня. Его лицо из дружески открытого превращалось в хмурое и замкнутое.
— Видишь ли, — сказал он медленно, — сумасшедшие обычно не сомневаются в своей нормальности. Я подозреваю, что ты вполне адекватен.
— Тогда как все это объяснить? — спросил я.
— Как-то нужно объяснить, — согласился Егор. — Вот приедет врач, посмотрит, что с тобой происходит, а потом будем думать, как все объяснить. Ладно?
Я вздохнул. Егор опустил голову и стал сосредоточенно разглядывать свои пальцы.
— А где этот дневник? — спросил он внезапно, поднимая голову.
— В кабинете, — ответил я. — Валяется возле дивана. Там еще пистолет должен быть.
— У тебя есть пистолет? — удивился Егор.
— У меня не было пистолета, — объяснил я терпеливо. — Его мне принесла она. Сандра.
— Убитая любовница твоего прадеда?
— Да, да!
— Зачем?
— Чтобы я застрелился.
— Ага! — повторил Егор и нахмурился еще сильней. — А за что она тебя так невзлюбила?
— За прадеда. Я же тебе сказал: он ее убил!
Я начал сердиться. Мне казалось, что не понимать такие простые вещи может только идиот. На идиота Егор не походил.
