ли пятьдесят процентов. Чем же заполнено остальное? Эмоциями, чувствами?
Вся эта дрянь лежала в позабытом колодце, под каменной плитой. И вот теперь плита дала трещину. И рука задрожала…
Так!
Тимофей снова с усилием вернул себя к насущному делу. Подозреваемых – ноль. Но если есть «это она» и «какая-то баба», то список тех, кого имеет смысл подозревать, сокращается приблизительно вдвое.
Слабое утешение.
Телефонный звонок заставил Тимофея вздрогнуть. Он взглянул на экран в состоянии, близком к панике. Но этот номер был забит в память, и над цифрами высвечивалось успокаивающее, спасительное имя: Полина.
Тимофей перевел дух. Отметил про себя, что, наверное, впервые радуется звонку незнакомого человека. Во всяком случае, с Полиной будет проще, чем… Чем с женщиной, которая может однажды, устав отправлять ему письма, позвонить на этот номер.
Тимофей поднес телефон к уху и едва ли не с нежностью написал на картонке: «Полина».
– Слушаю, – сказал Тимофей.
– Э-э… Здравствуйте, – запинаясь, произнесла Полина. – Я…
– Я знаю, кто вы.
Тимофей будто со стороны услышал свой холодный и отстраненный голос. И услышанное ему не понравилось. Он нахмурился, постучал по имени на картонке и добавил:
– Полина.
Постарался смягчить тон, но получилась опять какая-то ерунда. С придыханием и чуть ли не заискивающе.
– Что? – не поняла она.
Ничего. Тренируюсь разговаривать с людьми. Поскольку таких тренажеров я в интернете не нашел – использую живых особей.
– Я слушаю тебя, Полина.
Нет, кажется, так люди тоже не говорят… Может быть, так бы говорил с девочкой психиатр.
Тимофей потер лоб и поморщился. Голова начинала болеть. Наверное, ему просто не дано всего этого освоить. Как слепому не объяснить, как выглядит красный цвет, так и ему…
Если только не сбросить окончательно ту крышку с колодца.
– Я не помешала?
– Нет.
– Просто хотела сказать, что мне только что звонила Софья. Директор студии согласился на… все. Но при одном условии.
– Он хочет сделать шоу с твоим участием, – меланхолично сказал Тимофей, сверля взглядом имя на картонке.
– Откуда вы знаете? – ахнула Полина.
– Предсказуемо. Я не стал говорить сразу, что все упрется именно в это. Ты согласишься.
Тимофей отметил, что забыл поставить вопросительный знак в конце предложения. В этом плане родной язык его не устраивал категорически. Разница между вопросом и утверждением часто ограничивалась одной лишь интонацией. А интонации сильно зависели от эмоций.
– Не знаю, – прошелестел голос Полины. – Я не смогу. Я… не готова.
Всхлипывания.
Твердо сжав пальцами маркер, Тимофей написал: «Наталья».
– Почему ты звонишь мне? Разве защищать твои чувства – не забота Софьи?
Закрыв глаза, Тимофей покачал головой. Да уж, это вовсе прозвучало, как пощечина. Господи, откуда все это взялось?
А может, и к лучшему? Если он вдруг научился понимать, как звучат его слова для других, то, значит, сможет со временем скорректировать само звучание.
– Я хочу сказать… – Он вздохнул. – Я хочу сказать, что не умею утешать и убеждать. Или ты хочешь услышать логические доводы «за» – почему тебе нужно присутствовать на шоу? Ничего другого у меня нет.
– Хочу, – всхлипнула в ответ Полина.
– Хорошо. Первое: ты получишь деньги, которые решат большую часть возникших у тебя материальных проблем. Второе: ты поспособствуешь морально-нравственному оздоровлению инфосферы. Третье: почтишь память матери.
– Разве? Мне кажется, это больше похоже на какую-то пошлость.
– Это зависит только от твоего отношения к предмету. С моей точки зрения, кладбища и надгробия – не меньшая пошлость. Значимость смерти систематически переоценивается. Проблеме чисто логистического характера присваивается сакральное, религиозное значение. Но большинство расходится со мной во мнениях. Большинство считает, что собраться и говорить о покойном хорошие вещи – нормально и полезно, это называется «почтить память». И лично я не вижу, что особенно сильно изменится, если на этом мероприятии поставить пару камер, а в качестве ведущего пригласить человека, который действительно хорош в своем деле.
Спустя едва ли не минуту молчания Полина сказала:
– Вы странный. Я как будто разделилась на две части. Одна часть хочет вам врезать, а другая… Другой почему-то становится спокойнее.
– Разум и эмоции. Так и должно быть у людей, – пробормотал Тимофей. Он потерял интерес к разговору. Он смотрел на имя: Наталья.
Почему не приходила в голову такая идея? Наталья убивает Ильичева, а затем себя – чтобы отвести подозрения. Чтобы ее дочь была дочерью жертвы, а не дочерью убийцы. А поскольку человек, убивший ее, убил и самого Ильичева, вполне возможно, что Полина сумеет снять с этого дела свою долю сливок. Может быть, долю побольше и посущественнее, чем смогла бы оставить в наследство даже самая трудолюбивая уборщица.
– Человек – животное, млекопитающее, этому классу свойственна забота о потомстве, вплоть до самопожертвования. Поскольку в глубине сознания живет понимание того, что для будущей жизни и сохранения генов твой ребенок важнее тебя! – выпалил Тимофей в трубку.
– Вы что-то читаете? – удивилась Полина.
– Нет, скорее пишу, – отозвался Тимофей.
А ведь картинка получалась, и преинтереснейшая. Что, если Наталья стреляла не наугад, а поставила в известность Полину? Что если «это она» – и есть Полина? Загорцев, уверенный в том, что он не убивал Ильичева, легко пустил бы в номер Полину, только чтобы объяснить ей все. Не ожидал бы никакого подвоха от хрупкой, убитой горем девочки…
– Знаете, почему я вам звоню? – спросила вдруг Полина.
– Нет.
– Мне показалось, что с вами когда-то тоже случилось что-то страшное. Что-то, после чего вы и стали таким. Жутким.
Маркер выпал из пальцев, покатился по картону.
– Я так не хочу.
Маркер перекатился на пол. Тимофей следил за ним взглядом до тех пор, пока тот не ударился о колесико компьютерного кресла.
– Поэтому я, наверное, соглашусь. Спасибо вам. До свидания.
Короткий гудок, означающий конец связи. Тимофей положил телефон на пол и пытливо вгляделся в картон.
– Мотив убийства Загорцева – отсутствует, – сказал он. – Две разные истории, два разных мотива? Не верю.
Он взмахнул пальцем, начертил в воздухе крест. Маркер дезертировал, приходилось работать с тем, что есть.
Один крест – Наталья. Покойся с миром.
Другой крест – Полина. Просто жертва обстоятельств. С ней покончено. Пускай она устраивает свою жизнь.
На картоне опять не осталось имен. И маркера не осталось… Тимофей вывел имя пальцем, не оставляя следа. Улыбнулся и, взяв телефон, нажал на вызов последнего номера.
– Да? – удивленный голос.
– Полина, у меня есть к тебе просьба, – сказал Тимофей. – Когда начнутся съемки, будь добра…
– Так, а теперь – аплодисменты! По сигналу!
Вокруг Тимофея разразилась
