образовалась директорша гостиницы. Ну надо же, какое совпадение! Она что, к кому-то приходила в гости? Или тут живет, в одном подъезде с Назаровой? И наверняка с ней знакома? Наверняка! Разве директриса гостиницы упустит шанс признакомиться с помощницей мэра? Да никогда! И вполне может догадаться, куда намылился обитатель номера люкс со своим «джентльменским набором».
Ну и черт с ней… Он куда хочет, туда и намыливается!
Хотя, конечно же, следовало бы предварительно позвонить Назаровой по телефону. Помощница по протоколу никогда бы не заявилась без звонка. И вообще воспитанный человек никогда бы не свалился на голову, причем женщине, которая может быть просто не «в виде», то есть совсем не готовой к визиту, тем паче мужскому.
Игорь дошел до пятого этажа, остановился около двери – не железной, как у остальных на лестничной площадке, а просто обитой деревянной рейкой, – потянулся к дверному звонку, но нажимать на кнопку не стал, а вытащил телефон.
– Да! – отозвалась Назарова.
– Марина Евгеньевна, это Вандовский, – сообщил Игорь, нисколько не сомневаясь, что его фамилия высветилась на телефоне.
– Я слушаю вас, – произнесла она «протокольным» тоном.
– Марина Евгеньевна, мне надо с вами срочно встретиться!
– Хорошо, – согласилась она все также «протокольно».
– Я могу зайти к вам домой? – Игорь вдруг сообразил, что она, скорее всего, откажется, предложит нейтральное место, а это совсем не подходящее место для извинений, и добавил решительно: – Разговор у меня к вам… – Он принялся судорожно прикидывать, какое подобрать слово поточнее, и подобрал: – камерный…
– Можете, – сказала она после короткой паузы. – Надеюсь, вы помните, где я живу.
Это был не вопрос, это было утверждение.
– Да я под дверью вашей стою, – признался Игорь.
В телефоне пискнуло – и почти тут же открылась дверь.
Назарова была одета совсем не по «протоколу»: в потертые джинсы и голубую футболку с красным драконом на груди. У дракона, как водится, были три головы, и каждая на свой манер. Одна, гордо вздыбленная посредине, взирала строго и даже сурово. Вторая, уткнувшаяся в Маринину правую грудь, смотрела жалостливо и вид имела тоскливый. А третья, удобно умастившаяся на левой груди, игриво щурилась и откровенно ухмылялась.
– Заходите, – сказала Назарова, отступила к противоположной стене прихожей и сцепила руки под грудью. Ее взгляд был, как у «центровой» головы дракона, – строгий и даже суровый.
Вандовский перешагнул порог, зачем-то вцепился в пакет с «джентльменским набором» обеими руками, словно боялся, что иначе никак не справится с тяжестью.
У Марины шевельнулись губы, но Вандовский не дал ей заговорить. Игорь совершенно четко понимал, что именно он должен заговорить первым, иначе она выдаст ему что-нибудь малоприятное, и он наверняка не удержится и ответит, и они разругаются вдрызг, и уже ничего нельзя будет поправить, останется только разбить бутылку шампанского о собственную голову и подавиться конфетами.
– Марина Евгеньевна, я пришел повиниться…
Однажды на даче родителей он откопал детскую книжку, изданную еще в те времена, когда сами родители пешком под стол ходили, и там была картинка – ничего вроде особенного, но Игорь запомнил. На картинке был изображен мальчишка лет десяти в школьной форме цвета старого асфальта – неком подобии военного обмундирования, только без лычек и погон, с подвисающим на невнятной пацаньей талии широким ремнем с увесистой пряжкой, со сползшей на лоб фуражкой с кокардой и пластмассовым козырьком. Форма была явно куплена «на вырост» – брюки бугрились и складками падали на грубые башмаки, а плечи «гимнастерки» свисали, словно потрепанные крылья. В такой «несоразмерности» художник, похоже, не находил ничего особенного – ведь он писал с натуры, во времена, когда в одной форме ходили несколько лет, сначала в ней утопая, а затем едва умещаясь. Да и смысл рисунка был совершенно в другом – мальчишка принес то ли «двойку», то ли еще в чем провинился, и вот теперь стоял понурый, с опущенным лицом, с упертым в пол взглядом и впереди, чуть ли не сгибаясь под тяжестью, держал в руках огроменный портфель. Вероятно, этот портфель олицетворял собой всю тяжесть вины пацаненка, а заодно демонстрировал, как много книг, тетрадей и прочих важных для получения знаний вещей требуется советскому школьнику.
Вандовский очень походил на того мальчишку далекой поры, с той лишь разницей, что был прилично одет, и пакет с «джентльменским набором» не имел никакого отношения к знаниям и вовсе не оттягивал ему руки.
Он стоял перед Назаровой и бубнил, бубнил, бубнил, параллельно думая о старом рисунке в старой книжке и от этого еще больше на себя досадуя.
– …Я совсем не хотел вас обидеть, Марина Евгеньевна… – завел он свою покаянную пластинку, кажется, уже раз в пятый, и Назарова, которая все это время так и стояла с молчаливой суровостью на лице, вдруг сказала:
– Вы очень кстати явились. Я сама собиралась вам звонить. Раздевайтесь и проходите в комнату.
Игорь просто обалдел. Он был готов к чему угодно – что его обольют молчаливым презрением, или наговорят всяких гадостей, или просто выставят за дверь… Хотя ничего такого в его общении с женщинами никогда не было! Но он совершенно не был готов к такому спокойному ровному тону. Словно ничего не случилось, и он не целовал ее как идиот, и она не таращила на него глаза, и не спасалась бегством. Впрочем, стоп! Никакого бегства не было, а было, как в кино: оскорбленная героиня гордо удалилась в неведомые дали.
Вандовский мгновенно захлопнул рот и принялся стаскивать с себя дубленку, не выпуская из рук пакет, который страшно мешал, и Игорь приткнул этот пакет куда-то в угол, а потом все-таки освободился от дубленки и пристроил ее на вешалку. Затем он начал вылезать из ботинок, но это тоже получилось не сразу, и шарф как-то странно запутался на шее, словно удавка, и все это выглядело довольно нелепо. А Назарова стояла и отстраненно наблюдала за его усилиями и, наконец, дождалась, когда это все закончится, и двинулась не на кухню, как накануне, а в комнату.
Игорь еще вчера подивился квартире Назаровой. Он полагал, что у помощника мэра все должно быть как-то помасштабнее и побогаче. У Гальцева он дальше порога не проходил, но и так было видно, что квартира, конечно, хорошая, однако тоже без царского убранства.
– Садитесь. – Назарова кивнула на стул.
– Присаживайтесь, – поправил Вандовский, хотя это не имело никакого значения. Просто игра слов, но ему надо было как-то отреагировать.
– Мне звонил Никита, – не заметила поправки Назарова. – Он вспомнил одну деталь. За неделю до смерти Леонида Борисовича Никита случайно услышал, как Романцев
