На боковой двери, выходившей на лестничную площадку, я увидел надпись «Хранилище». Повернув ручку и обнаружив, что дверь не заперта, я вошел и, пройдя по темному коридору, попал в длинную низкую комнату, от пола до потолка заставленную полками с пожелтевшими от времени подшивками газет и книгами в рваных, истрепанных переплетах. У меня возникло дикое желание порыться в этих газетах, может быть, для того, чтобы найти там, например, отчет об убийстве отца, или о его свадьбе, или о последней вечеринке, устроенной им. Такое желание могло появиться только у человека, который совершенно не располагал временем, но одновременно ничего и не выигрывал, экономя его.
В дальнем простенке комнаты, между окнами, закрытыми зелеными шторами, стояло еще несколько полок с табличкой: «КНИГИ, ЗАПРЕЩЕННЫЕ ДЛЯ ВЫДАЧИ ЧИТАТЕЛЯМ». Некоторые названия бросились мне в глаза, а именно: «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Воспитание чувств», «Иметь и не иметь», «Дикие пальмы». Таким образом, можно было не беспокоиться, что на достопочтенных горожан, поддерживавших Керха, может повлиять Рабле с его «развращенностью», или Флобер с его «аморальностью», или Хемингуэй с его «порочностью», или Фолкнер с его «упадочничеством».
По неосвещенной винтовой лестнице в углу я спустился на этаж ниже, и, очевидно, попал в основное хранилище библиотеки. Я спустился еще на один пролет и оказался в подвале с небольшими окошками под самым потолком. Едва я успел подойти к одному из них, как мимо промаршировали краги полицейского мотоциклиста. На меня это подействовало, как пощечина, и я отбежал к противоположной стене, увидел там незапертую дверь и выскочил в комнату, оказавшуюся туалетом, освещенным тусклой лампочкой. Над раковиной висело зеркало, и, взглянув в него, я не узнал себя. Грязный, с черной щетиной на лице, большим кровоподтеком на подбородке, с ввалившимися глазами под красными веками, я выглядел, как бродяга, пропьянствовавший ночь напролет.
Кое-как я причесался и умылся, а затем осторожно выглянул из двери. В соседнем помещении находился гардероб. Две-три шляпы и несколько пальто висели на вешалках. Я примерил все пальто, оставил себе одно более или менее подходящее и надел широкополую шляпу. Для большей маскировки я нацепил очки в роговой оправе, которые нашел на полке, и сунул под мышку толстую книгу в кожаном переплете. Очки оказались довольно сильными и резали глаза, но я все равно не снял их, так как надеялся, что они в какой-то степени изменят мой вид. Потом тем же путем, каким пришел сюда, я вышел на площадку парадной лестницы и, ссутулясь, подошел к главному входу, вежливо извинившись перед торчавшим там полицейским. С огромным трудом сдерживаясь, чтобы не броситься бежать, я спустился по каменным ступенькам. У тротуара стояла полицейская машина, в которой сидел инспектор в штатском, ведший разговор по радио, видимо, со своим начальством. Еще двое полицейских стояли в группе горожан возле церкви. Я пересек улицу и направился в противоположную от церкви сторону. Мне казалось, что единственный человек, за помощью к которому я могу обратиться, хотя даже не представлял, как он меня встретит, жил в «Домах Гарви», но добраться туда — в другой конец города — было не просто.
Я прошел мимо людей, и никто из них не обратил на меня внимания. Жизнь в городе продолжалась, словно Флорэн Вэзер никогда не умирала или даже никогда не жила. У автобусной остановки на следующем углу я встал в очередь. Подошел автобус, и я вошел в салон, взял билет, сел на свободное место и раскрыл книгу. Это оказалось сочинение святого Августина «Град господень» по-латыни. На следующей остановке, оказавшейся Мейн-стрит, большинство пассажиров сошло, и я почувствовал себя словно голым. Я остался на месте, делая вид, что увлечен чтением книги на языке, которого не знал.
— Эй, там, с книгой! — окликнул меня водитель. — Если хотите ехать дальше, нужно взять новый билет.
— А куда вы едете?
— На Фармер-сквер и Фентон-бульвар. Вам туда?
Я поспешно сошел с автобуса и наткнулся на постового полицейского, который с любопытством посмотрел на меня. Я юркнул в первую же открытую дверь и оказался в парикмахерской.
Мастер стоял у пустого кресла и при виде меня взмахнул полотенцем, как если бы он был дрессировщиком и хлопнул кнутом своему льву.
— Вас побрить или постричь, сэр?
Я и подумать не мог, что высижу полчаса в кресле, а у дверей будет торчать полицейский, и сказал:
— Ни то, ни другое. Мне нужна жидкость от перхоти.
Парикмахер предложил мне какое-то средство за доллар и три цента. Я положил книгу на стол, достал бумажник, но когда расплачивался, случайно поднял глаза и обнаружил, что полицейский через окно наблюдает за мной.
— Скажите, а у вас тут есть другой выход?
— Да, сэр, вот здесь. Вы что, нездоровы?
— Да, да, — ответил я и направился к задней двери.
— Послушайте, вы забыли книгу!.. — крикнул мне парикмахер, но я уже захлопнул дверь — с улицы до меня донеслась трель полицейского свистка.
Пробежав по темному коридору, я увидел полоску дневного света, пробивавшуюся из-под двери, распахнул ее и оказался в узеньком переулке, в конце которого стоял с работающим мотором фургон для доставки покупок на дом. Я забрался в кузов и накрылся валявшимися там пустыми мешками, от которых пахло подгнившими зернами кофе. Через несколько минут к фургону подошел кто-то и, крякнув, бросил внутрь что-то тяжелое. Хлопнула дверца, но в это время к шоферу подбежали двое.
— Ты видел мужчину в темно-сером пальто? Он только что вышел через черный ход из парикмахерской.
— Нет, инспектор, не видел, — послышался в ответ юношеский голос. — Я грузил машину и никого не видел.
— Наверное, удрал в другую сторону, — узнал я голос парикмахера. — Он сразу показался мне подозрительным и…
— Кто? — спросил шофер.
— Убийца.
— Убийца?!
— Пошли дальше, — распорядился полицейский.
Машина тронулась, но тут же остановилась. Кто-то крикнул:
— Эй, подожди!
— Что тебе нужно, Пит?
— Ты поедешь мимо Гормли?
— Да, садись — подвезу.
Дверца раскрылась, и сиденье заскрипело под чьей-то тяжестью.
Фургон тронулся, свернул налево и влился в поток машин. С каждой минутой мне все труднее становилось дышать. Запах кофе и мешковины щекотал ноздри, и я боялся, что расчихаюсь. Через некоторое время шофер высадил своего пассажира и, тронувшись дальше, замурлыкал: «Не будь ребенком, крошка…» После недолгой поездки, судя по шуму, по улицам с небольшим движением фургон остановился у тротуара, водитель вынул из кузова груз, взвалил на плечо и куда-то понес. Я выбрался; из машины и обнаружил, что нахожусь на какой-то узенькой улочке. Очки мне мешали, и я выбросил их и, выйдя на более широкую улицу, зашагал на юг. В этом районе находилось много дешевых баров, парикмахерских, лавок, торгующих подержанной одеждой, продуктовых лавчонок. Пройдя несколько кварталов, я оказался позади «Домов Гарви». «Но ее может не оказаться дома, — твердил я себе. — И, кроме того, какое ей дело до моего горя и моих неприятностей? Такого добра у ней самой хоть отбавляй…»
По списку жильцов в подъезде я узнал, что Карла Кауфман проживает в квартире № 3, и, найдя нужный номер, робко постучал. Женщина средних лет в дешевом халате распахнула дверь соседней квартиры и взяла бутылку молока, стоявшую у порога.
— Карла еще спит, — сообщила она. — Она работает допоздна.
— Знаю, спасибо, — ответил я, не оборачиваясь, чтобы она не видела моего лица.
Я снова постучал, и вскоре послышались шаги. Дверь приоткрылась. Лицо у Карлы было заспано, и она некоторое время растерянно всматривалась в меня.
— Узнаешь? — спросил я. — Можно к тебе?
— Это ты? — Девушка отступила, я вошел и закрыл за собой дверь. — Что случилось?
Только тут я подумал, что мы ведь, почти не знаем друг друга и что я могу навлечь на девушку серьезные неприятности.
— Мне, конечно, не следовало приходить сюда, — пробормотал я.
— Да, время для визитов не очень подходящее — я ложусь спать не раньше четырех утра.
— Я пришел не с визитом. Меня преследует полиция. Керх убил Флорэн Вэзер и хочет обвинить в этом меня.
— Не может быть!
— Все может быть, если дело касается Керха.
— Тебе удалось встретиться с Эллистером?
— Да, но он подвел меня. Он легко принимает благородную позу, но на самом деле такой же подлец, как и остальные.
— Неправда! Он вовсе не плохой человек!
— Не знаю, не знаю… Я пришел к тебе потому, что мне больше не к кому обратиться. Позволь мне побыть тут некоторое время. На улице меня немедленно схватят. Ты живешь одна?
— Да. Снимай пальто и шляпу, Джонни, и располагайся как дома. Присядь. Похоже, ты не спал всю ночь. Завтракал?
