Ознакомительная версия.
Мишка помолчал.
— А я и не собираюсь говорить, Сень. Нормально. Люди живут, и я выживу. Мне как раз разговоры про вас всех куда нужнее, понимаешь? Потому что я вроде как с вами побывал, другого воздуха глотнул… — Мишка повысил голос. — Потому что мне думать нужно о том, как там Сашка с Колькой учиться будут и как вы вообще живете, а не о том, что я вот здесь, понимаешь, здесь, еще… столько лет буду!!!
— Басманов! — раздался голос от двери, и все трое вздрогнули.
— Я ничего, ничего, — пробормотал Мишка, словно в одну секунду ссутулившись. — Так что ты, Сенька, скажи, как ты поэта-то запомнил? Память у тебя вроде бы не больно хорошая.
— Знаешь, — Сенька слабо улыбнулся, — смешно. Я запомнил, потому что фамилия простая, от слова «брод». Ну, брод, понимаешь? Бродский — брод. Я так представил, будто мы раков ловим, а какой-то мужик стихи читает не пойми про что… Помнишь, как мы раков на Ветлинке ловили? Помнишь?
Сенька пытался поймать Мишкин взгляд, но тот сидел, опустив глаза в пол. Женька застыла рядом, ничего не говоря.
— Помнишь?
Мишка не отвечал.
— Ты помнишь?
Сенька отчаянно пытался получить подтверждение тому, что Мишка его слышит, и помнит, и что еще все будет — и раки, и Ветлинка… Брат молчал.
— Помнишь, Мишка?
Что-то застилало глаза, мешало видеть сгорбившуюся спину старшего брата. Сенька нагнулся к нему, обнял за плечи, хотел спросить еще раз, напомнить, как все было хорошо, даже когда батя уже заболел, и как они под дождем бегали, и как палатку устанавливали, и как вечером домой возвращались босиком, но вместо этого у него вырвался отчаянный всхлип:
— Мишка!!!
Он опустился на грязный пол, уткнулся в колени брату и зарыдал. Мишка попытался погладить его по голове, сказать, что все будет нормально, но губы дрожали, не слушались, и он никак не мог выговорить то, что нужно. Женька, молча стоявшая рядом, вдруг материнским жестом провела рукой по его щеке, и от ее жеста к горлу его подступило что-то, с чем невозможно было бороться. Мишка закрыл ладонью глаза, застонал, и через этот стон прорвался крик:
— Что мы наделали?! Сенька, что мы с тобой наделали?!
Обняв Сеньку, он прижался к его вздрагивающей спине и зарыдал. Женька стояла рядом и сухими глазами смотрела на обоих братьев. Слез у нее не было.
* * *
Тоня шла по тропинке, глядя в спину мужа, и на ее губах играла улыбка. Легкая ломота в теле была такой приятной, что теперь хотелось только одного — рухнуть в постель, на чистые простыни, натянуть на себя толстое ватное одеяло и спать, спать, спать… Проспать бы всю зиму, как медведи, подумалось ей. Проснулись, а уже весна. Хорошо!
Виктор обернулся и, увидев ее довольное, улыбающееся лицо, не удержался и обнял ее, приподнял, и Тоня забарахтала ногами в воздухе:
— Витька, пусти! С ума сошел, тяжело ведь! Пусти, тебе говорю!
Виктор, смеясь, поставил ее на землю, но в следующую секунду схватил в охапку и потащил к крыльцу.
— Будешь брыкаться — брошу, — пригрозил он. Лицо у него было красное, но все равно он был такой красивый, что у Тони перехватило дыхание. — У нас сегодня баня с доставкой купающихся на дом.
Он почти бегом дотащил ее до ступенек и поставил наконец на ноги.
— Всем буду рассказывать, что меня муж на руках носит, — улыбнулась она.
— Рассказывай, пускай завидуют. Еще рассказывай, что тебя муж очень любит.
Тоня, наклонившаяся было за пакетом, подняла голову и посмотрела на него.
— Что ты смотришь? Да, любит! Иди сюда, я тебя поцелую… Тонька, какая ты хорошая, когда у тебя волосы не заплетены в косу!
— Да ты же их не видишь, они под платком.
— Все равно, я знаю, и мне вполне достаточно. Ну что, любимая супруга, прошу в дом.
Он подошел к двери, порылся в карманах, доставая ключ. Вставил в скважину, но дверь сама распахнулась, запуская внутрь морозный вечерний воздух.
— Ой, Вить! — встрепенулась Тоня. — Я же не смогла дверь закрыть и забыла тебе сказать. Понимаешь, опять ключ не поворачивался…
Она замолчала, потому что лицо мужа страшно изменилось.
— Чертова дура! — яростно прошипел Виктор. — Ты что, идиотка, совсем ни черта не соображаешь? Ты оставила входную дверь открытой?!
— Так ведь ключ…
— Да ты соображаешь, что ты наделала?! — Он огляделся, словно надеясь увидеть что-нибудь, глаза его забегали по крыльцу. — Ты понимаешь, что сейчас внутри может быть этот псих?!
Тоня стояла, оторопев от его ярости.
— Так, сделаем вот что… Иди за мной, и чтоб ни звука от тебя слышно не было, поняла? — шепотом скомандовал он.
Тоня не успела ничего ответить, как он достал из внутреннего кармана дубленки пистолет и взвел курок. Тихо прошел в распахнутую дверь, и Тоня, поколебавшись секунду, последовала за ним.
В коридоре было темно. Виктор стянул сапоги, жестами показав Тоне, чтобы она сделала то же самое. Идти в одних носках было неприятно, из щелей в полу дуло. Бесшумно подойдя к выключателю, Виктор нажал на клавишу, и в коридоре зажегся свет. Он быстро осмотрел все углы, поводя пистолетом. Никого.
На противоположном конце коридора угрожающе чернел вход в сарай — дверь была приоткрыта. Виктор вспомнил, что ходил туда, но не помнил, закрыл ли за собой дверь. Кажется, закрыл. Да ладно, скорее всего, убийца будет именно в доме…
— Оставайся здесь, — одними губами произнес он и приотворил внутреннюю дверь. Послышался тихий скрип, и Виктор беззвучно выругался.
Тоня, не колеблясь, шагнула вслед за ним, и половица под ее ногой тоже заскрипела. Виктор обернулся, подошел к ней и отчетливо сказал на ухо:
— Ты что, не поняла меня? Оставайся в коридоре! И приготовь свой «Удар»!
Жена стояла молча, отвернувшись в сторону, прислушиваясь к чему-то, и Виктора охватила злость на эту корову, которая мало того, что оставила открытый дом, так еще и не понимает, насколько это опасно. Наконец она повернула голову и прошептала:
— Вить, в доме никого нет.
— С чего ты взяла?
— Я чувствую. Дом говорит.
— Так, закрой рот, — прошептал он, — и проваливай в коридор.
— Я не пойду, там холодно.
— Твою мать, ты поняла, что я сказал?
— Витя, здесь нет никого…
— Заткнись! — оборвал он ее и, поняв, что Тоня никуда не уйдет, бесшумно направился к спальне.
Оттуда не доносилось ни звука. Виктор с силой толкнул дверь и застыл, вжавшись в стену. Осторожно заглянул внутрь, оглядел комнату и убедился, что она пуста. Следующим был зал. Быстро ступая, Виктор прошел несколько шагов, и его словно ударило. Дверь была открыта, а он помнил совершенно точно, что прикрывал ее, когда выходил. Держа пистолет перед собой, он медленно подкрался к проему и замер, не решаясь заглянуть внутрь.
Тоня стояла, прислонившись к стене, глядя на мужа с тревожным ожиданием. Она понимала, что дом пустой, об этом говорили все ее чувства, но ничего не могла поделать. Она представила, что Виктор вот так же будет обходить каждую комнату, и ей стало плохо.
— Вить! — тихо окликнула она, собираясь предложить ему позвать соседей. — Вить, послушай, тут никого нет, но, если хочешь…
Тоня не успела договорить — Виктор сделал один шаг и оказался в зале. Три последовавших один за другим выстрела словно разорвали воздух в доме и оглушили ее, оглушили так, что в ушах что-то треснуло и в голове установился низкий звон. Под этот звон, раздающийся внутри, она, ничего не соображая, тоже переступила порог.
Виктор стоял посередине комнаты и даже не оглянулся на нее. А на стуле у окна лицом к ним сидел старик Графка, и лицо его после смерти было гораздо более нормальным, чем при жизни. И почти довольным. Словно придя к ним домой и усевшись на стул в их зале, он сделал что-то значительное, что должен был сделать, и теперь сдержанно гордился этим.
Мысль о том, что Виктор застрелил убийцу, а вслед за ней и чувство облегчения только начали проникать в Тонино сознание, когда она заметила что-то странное. Что-то, чего не должно было быть у сумасшедшего старика, которого вот только сейчас убил ее муж. Какая-то лишняя деталь, на которую смотрел Виктор не сводя глаз с таким выражением лица, словно он только что выстрелил в себя, а не в убийцу двух человек.
Из груди Графки с левой стороны торчал длинный нож с черной рукоятью.
Вещи собирали впопыхах, и они валялись повсюду — под ногами, на диване, на столе, постоянно попадая под руку в самый ненужный момент, всячески мешаясь. Точно платили таким образом за безразличие, проявляемое к ним людьми. Пакеты, обрывки бумаги, веревки и прочий хлам были перемешаны с нужными вещами, хотя Тоня всячески старалась упаковывать все аккуратно. Ничего не получалось. Дом выгонял их, вышвыривал пинком, выкидывая вслед за ними ненужное, чуждое ему барахло. Машина должна была прийти в пять часов вечера, а они не собрали еще и половины.
Ознакомительная версия.
