Я кивнула, обдумывая факты. Умный парень. Компьютерный эксперт. Джек Смит наверняка сам был лучшим своим источником.
Хадсон накрыл рукой мое колено и задал мне главный вопрос дня:
— Ты в порядке?
— Почти, — ответила я.
Мне нужно было отыскать одну маленькую девочку.
Мы с Мэдди стояли, держась за руки, у ворот имения Розалины Марчетти. На вершине холма виднелась одна из сияющих медью башенок дома, но все остальное терялось за густыми кронами деревьев и зеленью буйных лиан. Сентябрьский ветер выдувал тепло из наших тонких техасских шкурок, и мы стояли обнявшись.
Я думала о том, как мы смотримся при взгляде с другой стороны выпуклой линзы камеры. И надеялась, что безобидно.
Я снова нажала на кнопку вызова. Нас не ждали. Поэтому, когда электронная калитка распахнулась, я удивилась, хотя и не сильно.
У Розалины тоже было ко мне незаконченное дело.
Я уже неделю как сняла перевязь для руки. Синяки на правой стороне лица вылиняли в зеленый и ядовито-желтый.
Моя племянница снова стала собой, маленькой и радостной. На этот уикэнд в Чикаго мы устроили себе личный праздник спасения. Мы ругались из окон такси, совсем как местные, корчили рожи в «Боб», заглянули в «Американ Герл», хоть Мэдди и говорила, что она уже слишком взрослая и заглянет лишь одним глазком. А вышли с красной сумкой. Ну и конечно же, у меня были свои причины выбрать именно Чикаго.
Мы с Мэдди пошли по дорожке, которая с вершины холма казалась извилистой белой лентой, и слегка запыхались, добравшись до особняка.
— Тут обалденно… — Мэдди завороженно разглядывала все вокруг. — Как в сказке. Я словно пришла на прием к королеве. — Она указала вверх. — А вот и она!
Розалина сидела на маленьком круглом балконе, застыв в картинной позе кинозвезды 30-х годов, — алое шелковое платье мерцало под солнцем. Она притворялась, что не заметила нас, развернувшись в профиль и уставившись на что-то, видимое только ей. Я была готова к ее выкрутасам и думала, как бы ее подловить. В окне за ее спиной промелькнуло что-то белое. Медсестра?
Горничная в черном платье встретила нас на крыльце и провела по изогнутой лестнице на балкон, тот самый, где состоялась моя первая встреча с Розалиной. Хозяйка дома, как по волшебству, уже поджидала нас там, на кушетке перед столиком с двумя бокалами мартини и хрустальным блюдом с разнообразными орешками.
— Снова здравствуй, моя дорогая, — сказала она, не вставая навстречу.
Когда мы оказались у столика, взгляд Розалины прикипел к Мэдди, появления которой она совершенно не ожидала.
— Девочка, погуляй по саду, поиграй в лабиринте. Когда заблудишься, просто кричи. Там есть камеры. Кто-нибудь тебя выведет.
— И не уходи далеко, — сказала я. Настоящей опасности я не ощущала. Мне все больше казалось, что камеры установлены для того, чтобы держать Розалину внутри, а не остальных снаружи.
Мэдди упрыгала вслед за горничной, которая уже предлагала ей печенье с шоколадной крошкой и молоко, а я осталась наедине с женщиной, чья исчезнувшая дочь всерьез обосновалась в моих снах.
— Где Адриана? — спросила я.
Она вздохнула и указала на свое сердце.
— Она здесь, и… — Театральным жестом Розалина указала на фонтан. — Она там.
Мне понадобилась секунда, чтобы понять.
Адриана не пропала.
Она была похоронена здесь.
Фонтан был ее надгробием.
А Мэдди гуляла по саду. Одна. Что еще может быть похоронено там?
Я попыталась контролировать голос.
— Ее не похищали. Как она умерла?
— Это был несчастный случай. Я была под кайфом. На особом коктейле Кантини. Собиралась уложить ее в колыбель и выронила. Она ударилась головой. И плакала не переставая. А потом заснула. И не проснулась утром.
От полного отсутствия эмоций в ее голосе меня пробрало холодком.
— Энтони знал, конечно. Он постоянно поддерживал со мной контакт из тюрьмы. Его адвокаты возились с его деньгами, проводили операции, а я подписывала контракты. Я думаю, что поэтому он и женился на мне. Не для того, чтобы защитить твою мать — а чтобы спрятать свои темные делишки.
Я тоже об этом думала.
— Один из его людей подсказал мне идею с пальцем. Сам его отрезал. И отправил по почте.
Я моргнула при слове «отрезал», но Розалину оно не трогало.
— А потом появилась эта журналистка с длинным носом. Барбара Турман. И никак не отставала от меня с этим похищением. Я однажды оговорилась, и она вцепилась в меня как клещ. Я никогда ей не нравилась.
Розалина поболтала оливку в бокале и грациозным движением отправила в рот — идеально отрепетированный жест, словно на камеру. Она и Джек были бы звездами одного класса.
— И что заставило ее прекратить расследование?
— Деньги, что же еще. Много-много денег.
— Так это вы послали грабителя в ее дом?
— Один из моих парней следовал за тобой. Я хотела знать, не проболталась ли Турман. Слишком хорошо ей было заплачено, чтобы спускать это с рук. Я хотела рассказать тебе об этом при случае. Или не хотела.
— Не стоило волноваться. — Я подумала о фальшивой картинке от Барбары, о портрете женщины с глупыми красными прядями. Женщины, которой не существовало.
Бедная Адриана. Я ощутила окончательность ее смерти, невероятную печаль, последовавшую за ней, — и с моих плеч словно убрали тяжелый камень.
Ты не умирала вместо меня.
— На кой черт было отдавать мне фальшивый палец? — спросила я Розалину. — Зачем вы просили меня приехать?
— Милая, я просто не думала, что ты его возьмешь. Кто бы согласился на такое? Палец был для эффекта. Я сделала его в своей студии для занятий керамикой. В день, когда особенно скучала по Адриане. Настоящий палец похоронен вместе с ней. Когда полиция вернула его, они сказали, что палец отрезан после смерти. Но это я и так знала.
Я вздрогнула, представив, как Розалина лепит пальчик своего ребенка и напевает при этом колыбельную.
— Знаешь, у твоей матери было все. — Ее голос внезапно стал мерзким. — Ее дочь выжила. Мужчины ее обожали. Милый журналист, который копал дело Энтони, все рассказал мне. Это он настоял, что нам с тобой стоит встретиться. И письмо было его идеей.
Джек. Ну конечно. Его отпечатки пальцев повсюду. Он пытался утащить меня за собой на дно.
Лицо Розалины приобрело мечтательное выражение.
— Я думала, может быть, ты мне поверишь. И сможешь стать дочерью, которой у меня никогда не было. Тот журналист сказал мне, что твоя мама сошла с ума. Идеальное время для осуществления плана. Вы с моей Адрианой ровесницы. Не случись этого всего, вы стали бы как сестры.
Она потянулась через стол и накрыла мою руку своей ладонью, белой, словно паук-альбинос.
— Я хотела отпущения грехов, — сказала она. — Я прошла полный круг.
Мне вдруг безумно захотелось найти Мэдди.
— Не смей меня осуждать, — недовольно сказала Розалина, ощутив резкую смену моего настроения. — Все вокруг только и делают, что осуждают меня.
Я поднялась так стремительно, что сшибла недопитый бокал с мартини, и горьковатая жидкость полилась на красный шелк ее платья. Пятно расползалось, напоминая свежую кровь.
Столько крови.
— Я много лет занималась благотворительностью. Я искупила свой грех. Я хороший человек! — Розалина почти кричала, потеряв контроль над собой.
Глядя на сверкающую медью Адриану, я громко позвала Мэдди.
Пару секунд спустя она появилась с другой стороны двора, довольная и сияющая.
— Она первая, кто нашел выход, — удивленно произнесла Розалина.
Я очень надеялась, что ее слова окажутся пророческими.
Я не могла не думать о Дженнифер Куган.
Последнем кусочке мозаики.
Я знала, что ее история как-то связана со мной.
И мне нравилось думать, что это она привела меня сюда в этот снежный январский вечер. Рочестер, штат Нью-Йорк. Я смотрела сквозь ледяную пленку на окне машины туда, где мальчишка играл с мячом во дворе синего викторианского дома с веселой желтой каймой. Я закрыла глаза, прислушиваясь к звонкому эху ударов мяча о бетон, размеренному бумц-бумц-бумц. Затем поехала прочь.
* * *
Тринадцать часов спустя я ждала за столиком в кофейне на старой забавной улочке с названием Парк. Я крутила на пальце кольцо Хадсона и нервно разглаживала газетные вырезки, которые мама так тщательно оберегала. И потихоньку пила настоящий капучино-мокко. Натуральный кофе с кофеином был крут.
А мне нужно было придерживаться здорового образа жизни.
Меньше текилы, больше цельнозерновых. Меньше масла, больше ветра.
Энтони Марчетти проиграл слушание в Иллинойсе и попросил перевести его обратно в Стейтвилл. Он не покончил с собой. Да я и не думала, что это в его характере. Я решила отказаться от тестирования ДНК на определение родства.
