Еще раз оглядевшись, Хмырь перестал поддергиваться и гримасничать, ловко вскочил на совершенно здоровые ноги, рассовал по карманам и за пазуху дневной заработок и, стараясь не выходить на освещенную часть улицы, побежал за угол.
-- Стой, паразит! - один из сопровождающих Зайца мордоворотов, схватил попрошайку за плечо, второй перекрыл обратную дорогу. - Есть базар.
Подоспевший Заяц для начала огрел несчастного кулаком по шее. В виде задатка, чтобы тот лучше усвоил предстоящую беседу. Хмырь так же привычно угнулся. Плаксиво забормотал.
-- Зачем штормовать? Обычно плачу вечерами на хате, почифирю и плачу. Не на улице же? Решили пошмонать, да? Так я не против - шмонайте. Падлой буду, ничего не утаиваю.
-- Кончай плакаться, артист дерьмовый! Усохни! Бабки - впереди, не за тем остановили... Погуляйте, парни, - обратился старший надсмотрщик к рядовым. - Только особо далеко не уходите.
Поняв, наконец, что его не собираются обыскивать, Хмырь немного успокоился. Все остальное ему - до фени.
Заяц выдвинул стоящего за его спиной Марка.
-- Видишь этого фрайера?
-- Ну, вижу, - не глядя на качающегося парнишку, скучно сказал Хмырь. - Такие на рынке - пятак за пучок. Доходяга.
-- Вот именно, Доходяга, - со смехом подхватил Заяц. - Это его кликуха. Сделаешь из парня профессионала - с неделю не будешь платить оброк, не сделаешь - так отделаю - не к чему будет притворяться. Все ребра пересчитаю, зубы через задницу повыдергиваю, моргалы выбью!
Старший надсмотрщик даже в мелочах перенял повадки своего хозяина. Начиная от предисловия к серьезному базару - кулаком по шее, и кончая стандартными угрозами. Нищие горемыки привыкли и к одному, и ко второму, от ударов спасались, подставляя менее болезненные части тела, над угрозами про себя подсмеивались.
-- Поселитесь вместе в каморке, - продолжал инструктировать Заяц. Для себя изготовь второй топчан. Да поаккуратней обращайся с "учеником", пальцем его не трогай, защищай от других.
-- Защищать, не трогать?... Он, что, заморский принц?
-- Усохни, падло, не дразни меня! Доходяга - родственник хозяевам, полушепотом сообщил Заяц, опасливо поглядывая на курящих неподалеку телохранитеей. - Поэтому - отдельная комната, полная безопасность. Усек?
-- Родственник? - удивился Хмырь, дерзко очистив заложенный нос под ноги хозяйского родича. - Зачем ему тогда спать на вонючем матрасе, выпрашивать подаяние, жить в подвале, хавать вместе с настоящми нищими? Неужто отец или дядька не могут прокормить его... Не понятно...
-- Не бери меня на понт, червяк, не зли, - зашипел Заяц. - Сделаешь что не так - спина в ответе. Пощады не жди.
-- Усек, - бормотнул разбитной пацан, предусмотрительно втянув не раз битую голову в приподнятые плечи. - Все будет в цвете. Не сомневайся.
-- То-то, - удовлетворенно прошептал Заяц. - Старайся.
Он хотел на прощание потрепать хозяйского сынка по плечу, но побоялся как бы хлипкий пацаненок не рухнул на землю. Ограничился поглаживанием по спине.
-- Успехов тебе, Доходяга.
Когда надсмотрщики ушли, Хмырь с сомнением оглядел тщедушную фигуру нового своего "ученика". Потрогал полу куртки, бесцеремонно ощупал карманы.
-- Лепень классный, но не для "работы". Ништяк, в подвале подберем тебе рванину... Бабки имеешь? Ежели да - отдай мне на сохранение. В подвале все одно обшмонают и выпотрошат.
Догадавшись, что речь идет о деньгах, Марк отрицательно помотал головой. Он не врал, выделенные матерью деньги потратил на школьный завтрак, попросить у отца постеснялся.
-- Значит, пустой? Не штормуй, кореш, я нынче при деньгах... Жрать охота? - последовал второй вопрос. Более приземленный. - Сичас малость похаваем.
В животе Сидякина - самый настоящий вакуум, с утра - ни крошки. Но признаваться не хотелось - стыдно. Сказывается материнское воспитание: то стыдно, это позорно. Неопределенно помотал головой.
Хмырь извлек из котомки кусок черняшки, покрытый толстым пластом плавленного сыра. Подумал и добавил к нехитрому угощению очищенную луковицу и початый огурец.
-- Хаванина, конечно, не шибко вкусная, но потерпи - на хате поужинаем. Там я припрятал и сальце с розовыми прожилками, и сырокопченную колбаску. После почифирим и - на бок.
Марк с удовольствием вгрызался в черствый бутерброд, Хмырь безостановочно говорил.
Оказывается, нищие обосновались в подвале капитально. Главный вход в него заперт на два запора - висячий замок и внутренний, английский. Но ни в домоуправлении, ни в милиции не знают, что находчивые попрошайки пробили новую лазейку - через оконный приямок, выходящий в глухой переулок. Поэтому появляться днем около дома категорически запрещено - только под покровом темноты.
-- Там неподалеку скверик - посидим на лавочке, побазарим. Часиков в одинадцать - в подвал... Участковый все одно пронюхал - наводку дала одна бабка, мы ее - на перо. С лягавым приходится делиться... Ну, что за житуха дерьмовая! С постовым делись, Зайцу отстегивай, лягавым отдавай. Что остается - мелочевка... А труд у нас нелегкий, корчишь страдальческие рожи, изображаешь психа...
Добираться до жилья новым друзьям пришлось пешком. На Хмыре - рабочая "униформа", в которой ни в трамвай, ни в автобус не пустят. До скверика добрались в начале одинадцатого. Устроившись на ломанной скамейке, Хмырь с важным видом взрослого жиган-лимона достал коробку "Казбека", с хрустом распечатал ее. Закурил, откидывая лохматую голову, пускал в звездное небо затейливые колечки табачного дыма.
-- Цинкани про житуху. Страсть как люблю слушать побасенки.
-- Обычная. Отец - герой войны, калека. Мать - медсестра в поликлинике. Братьев, сестер нету. Вот и все.
Услышав про героя войны Хмырь почему-то сожалеюще почмокал губами.
Будто испробовал новость на вкус. Когда Доходяга умолк, досадливо поморщился. Наверно, настроился на длительное повествование, а тут несколько слов, которые по причине заикания и разобрать-то нелегко.
-- Ништяк, кореш, наладится, все будет в цвете. Научу тебя шестерить, помогу. Знаешь, какой я удачливый! Однажды, модная бабенка одарила цельным червонцем. Пока копалась в хозяйственной сумке я исхитрился наколоть ее ридикюль. Ушатая баба!
-- Украл? - поразился Марк. - Разве можно?
-- Не только можно, фрайер, но и нужно, - наставительно проговорил мелолетний вор. - Погоди, войдешь во вкус, сам станешь промышлять не хуже меня!
Целый час проговорили новые друзья. Перед пораженным Сидякиным открылась красочная картина, основные фигуры которой - щипачи и попрошайки, грабители и убийцы, проститутки м карманники. Хмырь описывал их "подвиги" с хвастовством и завистью.
Наконец, подошло время, когда разрешался вход в подвал. Подчиняясь указаниям наставника, Марк осторожно спустился в приямок, согнулся и пролез в небольшое отверстие, замаскированное деревянным щитом.
-- Глянь, братва, новая плотвичка приплыла! - всплеснул грязными до черноты руками небольшого роста парень в рванной косоворотке и протертых на коленях штанах. - У Хмыря - собственная шестерка? Вот это номер, чтоб он помер!... Не придуряйся, кореш, не дави фасон, здесь не подают! прикрикнул он, когда Доходяга вслед за Хмырем, шатаясь и придерживаясь за мокрые стены, направился к входу в крохотную каморку. - На улице будешь колыхаться!
-- Отстань от парня, Желток, - прикрикнул Хмырь. - Доходяга - больной, он не придуряется. И вообще не трогай его, иначе пощекочу тебе пузо.
Хмырь выхватил финку, полоснул ею по воздуху в непосредственной близости от живота насмешника. Видимо, здесь отлично знали решительный характер малолетка - Желток отшатнулся, два его приятеля с безразличным видом пошли к сбитому из неструганных досок столу.
-- Не штормуй, кореш, я без злости - по хорошему. Вдруг "больной" трекнет в милицию или его запустили к нам лягавые. Тогда - под молотки!
А сам нацелился на добротную куртку новичка, грязные пальцы зашевелились, будто он уже запустил их в чужой карман.
Обстановка в подвале накалялась. Возбужденные подозрениями Желтка нищие обступили Хмыря и Доходягу. Послышались требования пощупать новичка, обследовать гнилую его душонку. Финки Хмыря никто уже не боялся - ножи были у всех.
Сверкающие опухшие от алкоголя глаза мужчин, визгливые крики женщин... Назревает кровавая драка, в исходе которой можно не сомневаться - что могут сделать два пятнацатилетних паренька против двух десятков раз"яренных людей?
Марк испуганно оглядывался. Сбежать не удастся - не успеет добраться до лаза в приямок, защищаться глупо - едва он поднимет немощную руку, нищие порежут его на части. Он даже хотел появления милиции, мысленно призывал ее. Вот сейчас в подвал ворвутся с наганами в руках защитники, разгонят нищих, выведут двух ни в чем неповинных ребят на улицу. Зряшные надежды милиционеры не появлялись.
Помощь пришла не в виде милиции - в разборку вмешалась тощая, безгрудая и безбедрая женшина с лицом, исполосованным ужасными шрамами. Бесстрашно загородила дорогу толпе, уперла кулаки в тощие бедра. Голос скрипучий, будто продернутый сквозь колючий шиповник.
