Ознакомительная версия.
– Да. Я хотела покинуть моего возлюбленного, но прежде чем успела уйти, он покинул меня и разбил мое сердце.
Танцовщица вышла на середину сцены и начала с простого zapateado – принялась печатать шаги, но постепенно ритм гитарной мелодии учащался и темп танца возрастал, пока не достиг чувственного неистовства – нечто подобное в незапамятные времена рождалось в древних цыганских шатрах. И по мере того как музыка взвинчивала ритм и вела классические движения танца от alegrнa к fandanguillo, zambra и seguiriya, в зале стали раздаваться возгласы: «Olе tu madre!», «Olе tus santos» и «Anda, anda!».[109] И от подбадриваний и подзуживаний публики темп фламенко становился все яростнее.
Когда музыка и танец внезапно оборвались, в зале повисла оглушительная тишина, а затем грохнули аплодисменты.
– Великолепно! – воскликнула Трейси.
– Подожди, это еще не конец, – заметил Джеф.
На середину сцены вышла другая женщина. Она отличалась смуглой кастильской красотой и казалась совершенно отрешенной от всего, словно не замечала зрителей. Гитары начали наигрывать на басах болеро и звучащее по-восточному канто. К танцовщице присоединился мужчина, ударили кастаньеты и принялись отбивать такт.
Фламенко сопровождался jaelo, и хлопки других танцовщиков и ритмичные удары ладоней побуждали взвинчивать темп музыки и танца, пока не загремело сокрушительное эхо zapateado – это танцовщики завораживающе ударяли в пол то каблуком, то носком, то всей ступней, высекая бесконечные вариации и обертоны ритмики чувств.
Их тела то отдалялись, то сближались, и наконец они, совершенно не касаясь друг друга, отдались безумной, яростной животной любви, и в момент наивысшего восторга зрители разразились криками. Прожектора то вспыхивали, то гасли, публика ревела, и Трейси внезапно осознала, что кричит вместе с другими. Она смутилось, поняв, что испытывает физическое желание. Трейси боялась встретиться с Джефом глазами. Воздух между ними будто наэлектризовался. Трейси потупилась, увидела на столе его сильные загорелые руки и почти почувствовала, как они ласкают ее тело – неспешно и настойчиво. И быстро положила ладони на колени, чтобы Джеф не заметил, как дрожат ее пальцы.
По дороге в отель они почти не разговаривали. У двери в номер Трейси повернулась к нему и сказала:
– Все было чудесно…
И в этот миг почувствовала на своих губах его губы. Обняла и притянула к себе.
– Трейси?..
На языке вертелся ответ «да», и ей понадобилось недюжинное усилие, чтобы ответить совсем иное:
– День был очень длинный. А я большая соня.
– Ах вот как…
– Пожалуй, завтра я посижу в номере, отдохну.
– Отличная мысль. Наверное, я поступлю точно так же, – спокойно ответил Джеф.
Ни один из них не поверил другому.
29
На следующее утро в десять часов Трейси стояла в длинной очереди в музей Прадо. После того как отворили вход, охранник в форме открыл турникет, который пропускал внутрь по одному человеку. Трейси купила билет и вместе с другими вошла в ротонду. Дэниел Купер и два детектива следовали за ней. Американец почувствовал, как в нем нарастает волнение. Крепла уверенность, что Трейси Уитни здесь неспроста. Что бы она ни задумала, это и есть начало.
Трейси переходила из зала в зал и не спеша любовалась полотнами Рубенса, Тициана, Тинторетто, Босха и Доменико Теотокопули, прославившегося под именем Эль Греко. Картины Гойи были выставлены внизу, на первом этаже.
Трейси заметила, что охранники в форме стояли при входе в каждый зал и под рукой у всех была красная кнопка тревоги. Она понимала: едва завоет сирена, все входы и выходы будут запечатаны и шансы на побег исчезнут.
Трейси присела на скамейку в зале Муз, где были выставлены фламандские мастера восемнадцатого столетия, и скользнула глазами по полу. В дверной раме были круглые отверстия – видимо, на ночь включали сигнализацию с инфракрасными лучами. В других музеях, которые она посещала, охранники большей частью дремали, не обращая внимания на шумных посетителей. Но здесь служба охраны была настороже. В музеях всего мира фанатики уродовали произведения искусства, и в Прадо понимали, что и здесь не застрахованы от подобных неприятностей.
В десятках залов художники установили мольберты и старательно копировали шедевры мастеров. Однако Трейси заметила, что охранники не спускают глаз и с них.
Покончив с залами, Трейси направилась к лестнице, которая вела на нижний этаж, где располагалась галерея великого Франсиско де Гойи.
– Видите, она ничего не делает, только смотрит, – повернулся детектив Перейра к Куперу. – Она…
– Ошибаетесь, – перебил его американец и чуть не бегом бросился за Трейси по лестнице.
У Трейси сложилось впечатление, что экспозиция Гойи охранялась лучше других, и мастер стоил того. Стена за стеной были увешаны картинами, неподвластными времени, и Трейси переходила от полотна к полотну, покоренная гением художника. На «Автопортрете» он казался средневековым Паном, «Семья Карлоса IV» отличалась изысканным колористом, далее следовали «Одетая маха» и знаменитейшая «Обнаженная маха».
«Порт» висел рядом с «Шабашем ведьм». Трейси задержалась, посмотрела на картину, и ее сердце гулко забилось. На переднем плане, на фоне каменной стены, стояли красиво одетые мужчины и женщины, а позади, в сияющей дымке, виднелись рыбацкие суденышки и далекий маяк. В нижнем левом углу выделялась подпись художника.
Вот ее цель – полмиллиона долларов.
Трейси оглянулась. При входе в зал дежурил охранник, за его спиной, в коридоре, ведущем в другие залы, маячили его товарищи. Она долго изучала «Порт», а когда наконец оторвалась и пошла прочь, увидела группу туристов, среди которых был и Джеф. Прежде чем он заметил ее, Трейси отвернулась и поспешила к боковому выходу.
«Что ж, гонки так гонки, мистер Стивенс. Но я рассчитываю прийти к финишу первой!»
– Она планирует украсть картину из Прадо.
Команданте Рамиро не поверил собственным ушам.
– Cagajоn![110] Это никому не под силу.
– Утром она ходила туда, – упрямо твердил Купер.
– Никому не удавалось совершить кражу в Прадо, и никому не удастся. Вы спросите – почему? Да потому что это невозможно!
– Она будет действовать не как все. Распорядитесь, чтобы на случай газовой атаки поставили охрану у вентиляционных каналов. Если охранники пьют во время дежурства кофе, пусть проверяют, откуда он берется, иначе в него могут подсыпать наркотик. Питьевую воду тоже необходимо контролировать…
У команданте Рамиро иссякли остатки терпения. Мало того, что ему всю неделю приходилось мириться с этим грубым, отталкивающим американцем и разбазаривать ценные кадры на круглосуточную слежку за Трейси Уитни в то время, как Национальной полиции и без того урезали бюджет. Теперь от этого недоумка приходится выслушивать, как ему управляться со своими полицейскими. Этого Рамиро выдержать не мог.
– По моему мнению, эта дама приехала в Испанию в качестве туристки. Я отзываю группу наблюдения.
Дэниел Купер оторопел.
– Нет! Вы не можете это сделать. Трейси Уитни, она…
Команданте Рамиро поднялся во весь свой немалый рост.
– Я попросил бы вас, сеньор, не указывать мне, что я могу, а что нет. А теперь, если вам больше нечего добавить… я, знаете ли, очень занят.
Купера переполняло разочарование.
– В таком случае я буду продолжать один.
Начальник полиции улыбнулся.
– Охранять Прадо от страшной угрозы, которую представляет эта женщина? Разумеется, сеньор Купер. Теперь я могу спать спокойно.
30
«Шансы на успех очень невелики, – признался Трейси Гюнтер Хартог. – Понадобится исключительная изворотливость».
«Да, это предприятие века», – думала Трейси. Она подошла к окну и посмотрела на застекленную крышу Прадо, припоминая все, что ей удалось узнать о музее. Он открывался в десять утра и работал до шести вечера. В это время сигнализация была отключена, но зато у всех дверей и в каждом зале дежурили охранники.
«Даже если бы удалось снять картину со стены, ее невозможно вынести из здания», – рассуждала Трейси. У выходов проверяются все свертки.
Она разглядывала крышу и прикидывала, возможно ли ночное проникновение. Против говорило, во-первых, то, что здание хорошо просматривалось. Трейси видела, как зажглись прожектора, залили крышу светом, и она стала видна на многие мили вокруг. И во-вторых, даже если бы удалось пробраться в здание, там действовала инфракрасная сигнализация и дежурили ночные охранники.
Прадо казался неприступным.
Но что задумал Джеф? Трейси не сомневалась, что он попытается умыкнуть Гойю. «Я бы все отдала, только бы узнать, что созрело в его сообразительном умишке». В одном Трейси была уверена: она не позволит ему взять верх. Необходимо найти способ обыграть Стивенса.
На следующее утро Трейси снова пошла в Прадо.
Ознакомительная версия.
