Не спать! Володя изо всех сил боролся с собой.
Только бы Тимур не проснулся. Только бы самому не рухнуть на пол с этими идиотскими кроссовками в руках. В коридоре он слегка успокоился и, шатаясь, добрел до своего номера. Там сразу как подкошенный свалился на кровать и отключился.
Через два часа он вскочил, будто в нем сработал будильник. Спрятал свою добычу в шкафу и поспешил вниз, где был прямой междугородный телефон-автомат.
В Москве сейчас три часа ночи, Грязнов спит без задних ног. Но другого выхода не было. Володя набрал домашний номер Вячеслава Ивановича.
Там довольно быстро подняли трубку.
— Вячеслав Иванович? — Володя очень спешил, даже не поздоровался. — Есть кроссовки, те самые, сорок шестой номер. Их владелец пока спит, но утром... не знаю даже, что он со мной сделает.
Грязнов сразу понял, что дело серьезное. Следы кроссовок на резиновом коврике и педали газа в «шестерке» — ценнейшая улика. Если следы и эти кроссовки совпадут...
— Ты, конечно, изъял обувь без понятых и протокола? — спросил Грязнов.
— Вы понятия не имеете, в каких условиях приходится работать, — обиделся Володя.
— И опять пил, — грозно сказал Грязнов.
— Не надо сейчас об этом, — взмолился Володя. — Лучше скажите, что мне делать. Помогите.
— Я вылетаю первым же рейсом, — решительно сказал Грязнов. — Держись до моего приезда. А обувь спрячь куда-нибудь понадежней.
И уже, когда положил трубку, тем же решительным тоном произнес:
— Вот горе-то на мою голову.
Солонин спустился в метро на станции «28 апреля», еще не вполне представляя, зачем он это делает... Что он хочет видеть? И кого? Химический анализатор, реагирующий на взрывчатку, причем только пластиковую, покажет ее наличие лишь на расстоянии не более трех метров, даже если она будет под сиденьем.
Что же делать? Мотаться из вагона в вагон?
Шанс ничтожен. Он старался вспомнить, как происходили прежние взрывы. Во-первых, они гремели в час пик. И на станциях, где больше всего входило либо выходило народу. В центре... или на конечной, где-нибудь на станции «Нефчеляр».
Солонин заметил, как косо поглядывают на него пассажиры — на его канадскую куртку, безукоризненный пробор, чувствовали они в нем что-то нездешнее...
Где бы он сам постарался положить взрывчатку на месте подрывника? Ясно, что там, где это дало бы максимальный психологический эффект. Чтобы туда успело телевидение, госбезопасность, полиция... И много-много народа...
Итак, центр. Значит, подрывник должен выйти за пару остановок от места предполагаемого взрыва. Где?
Он внимательно разглядывал схему метро. Станций немного, это не Лондон и не Москва. И все же... Стоило, наверное, взять с собой Турецкого. Он — в одном направлении, я — в другом. И на каждой станции просматривать толпу... Сделать это в принципе можно. Надо только обосноваться в первом вагоне возле двери. И тогда на каждой станции можно просмотреть всех, кто ожидает на платформе. Хотя бы это.
Но тех, кто выходит, увидеть уже не удастся... Он уже стал подумывать, что зря взялся за это дело. Как определить террориста? По глазам? Наверное, это возможно, если столкнуться с ним взглядом. Таможенники по глазам, поведению пассажиров часто умудряются заметить нарушителей. Потому что те проходят перед ними по одному.
На занятиях у достопочтенного Питера Реддвея это изучалось — вазомоторика и все такое... Беда в том, что почти ни разу не удалось этим воспользоваться. Нет навыка.
Может, прямо сейчас пойти и позвонить Турецкому и сказать, что вся их мотивировка, будто что-то сегодня должно произойти, высосана из пальца?
Турецкий обидится и — будет прав. Он, Солонин, сам видел эти выписанные даты разных соглашений, после которых следовали террористические акции, запугивающие, предупреждающие... Надо доверять Турецкому. Как он вовремя просек эту комедию с установкой подслушек в доме свиданий... А ведь тоже риск, эфемерность, ничтожная вероятность. А на самом деле — интуиция, наитие, приобретаемые с опытом.
Раздумывая и колеблясь, Солонин вошел в первый вагон и встал у самой двери...
Возможно, следовало бы войти в средний вагон, подумал он, ведь чаще всего взрыв случается в середине поезда... Подумал и тут же отмел сомнение. В середине перегона случается взрыв, вот где. Там, в закрытом пространстве — наибольший эффект. И страшнее выглядит по телевизору.
Он стоял и смотрел на пролетающие во тьме тюбинги тоннеля.
Вот стало светлее — станция... Лица сначала проносились мимо, как размазанные по стеклу. Ни одного различимого. Потом он стал выделять их — сначала молодые лица, потом и другие.
Заставляя себя с особым вниманием присматриваться к мужчинам... Но что заметишь в этой толчее?
Так он доехал до конечной. Потом снова назад. Глаза заболели от напряжения. Опять возникло желание плюнуть и уйти. Позвонить Турецкому и сказать, мол, чушь собачья, а не работа! Давайте заканчивать. Что тут увидишь? Тем более народу все больше и больше. И все пялятся на лицо славянского происхождения, у которого стоило бы проверить документы.
Солонин, сжав зубы, заставлял себя присматриваться к публике, которая продолжала прибывать.
Итак, на месте террориста я совершил бы взрыв где-нибудь поближе к телестудии. Чтобы оперативно все засняли... Значит, должны бы эти чертовы террористы, если их не один, а несколько, сесть в вагон за пару остановок отсюда... Но с какой стороны?
Опять начинаются предположения. Кто же выступит в роли террористов? Все те же чеченцы, набившие оскомину, либо кто-то под них? Не азербайджанцы же... Или армяне, которых давно здесь нет.
Чеченцы, он это слышал, обычно кучкуются, тусуются, или как еще это называется, в районе площади Ахундова. Что там — гостиницы, дома, где проживают родственники? Какая станция метро там ближе всего?
Он еще никогда не работал со столь неопределенными данными. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что... Нет, что — он как раз знает. Но вот куда идти?
Солонин почувствовал, как его прошибает пот. В метро становилось душно. Куртку он не решался распахнуть, чтобы никто не заметил, что там спрятано...
От этой духоты можно чокнуться.
И вдруг он увидел, как на станции «Нариманов» какой-то парень выскочил из вагона и, всех расталкивая, бросился к эскалатору. А в вагоне завопила дурным голосом женщина...
Солонин раздвинул уже закрывавшиеся двери, рванув предварительно стоп-кран, и тоже бросился через толпу, работая локтями, пока не настиг парня уже на эскалаторе, когда тот выдохся и остановился. Солонин одним движением перебросил его на соседний эскалатор, ползущий вниз, и там уже потащил за собой, расталкивая всех.
Поезд собирался трогаться, когда он замахал дежурной руками: стойте, остановитесь!
Наверное, он сделал правильно, что выкрикнул по-английски. Под впечатлением от услышанного и увиденного она замахала жезлом, и двери, зашипев, стали открываться. Солонин сразу подвел упирающегося юнца к вагону, откуда тот выбежал.
— Вот он, — закричала снова женщина, — он залез в мою сумку!
Солонин с ужасом посмотрел на нее. В сумку? Карманник? Какой прокол — он поймал карманника!
Юнец что-то шипел, стараясь вырваться... И вдруг в его руках сверкнул нож, от которого все, включая прибежавшего толстого полицейского, шарахнулись в разные стороны. Но тут нож со звоном упал на рельсы, скользнув между вагоном и платформой, а парень скривился от боли в вывернутой руке. Солонин оттолкнул его в сторону полицейского и вошел в вагон. Еще не хватало засветиться из-за какого-то карманника...
За ним в вагон вошли еще несколько мужчин, и двери снова закрылись.
Солонин подумал, что теперь он отделен от дверей, из которых разглядывал пассажиров на станциях, и стал проталкиваться вперед.
— Я сейчас выхожу, слушай, не надо толкаться, — недовольно сказал стоявший впереди мужчина. Он обернулся, и тут же Солонину послышалось что-то вроде попискивания, исходящего из груди этого мужчины.
Только на мгновение, не больше, он встретился взглядом с этим мужиком лет сорока. Что это он так быстро, пряча глаза, отвернулся? А попискивание откуда? Или уже мерещится?
