Услышав стук калитки, Рой схватил Карен за руку и утащил под стол. Скатерть свисала почти до пола, и увидеть их в окно было нельзя. Стучавший подождал пару минут, а потом ушел.
— Рой, как ты думаешь, это был социальный работник?
— Может быть. Но кто бы это ни был, он вернется.
Придя домой, Дорис не могла найти себе места. Судя по тому, что в Рэйнбоу-Лодже было пусто, Карен кто-то забрал, но мысли о девочке не оставляли ее. Она всегда была такая запущенная. Худенькая и забитая. Ребенку без матери нужна особая забота. И очень много любви.
Стремясь отвлечься, Дорис подумала, не стоит ли позвонить Бенни в Лондон и сообщить о смерти Авы. Но вспомнила скептицизм миссис Лоусон, бросившей «Эхо» в мусорное ведро, и подумала, что может навлечь на подругу неприятности. Тем более что они, скорее всего, уже уехали вслед за фургоном.
Остаток дня Дорис потратила на уборку дома. Отправила в стиральную машину все тюлевые шторы. Отполировала окна, натерла воском все, что можно было натереть, выбила коврики и довела бедного Эрнеста до такого состояния, что тот для обретения душевного спокойствия пошел кормить уток.
В начале вечера Дорис решила сходить в Эпплби-хаус и очень обрадовалась, когда увидела на тротуаре Бенни. Прикрыв глаза рукой, Бенни всматривалась в даль, как матрос, ищущий землю. Когда Дорис окликнула ее, Бенни круто повернулась.
— Смотрю, не едет ли фургон. — А потом она радостно зачастила: — Дорис, ты не поверишь, но я продала мебель! Звонила по справочнику!
— Послушай меня, Бен. — Дорис взяла подругу за руку и отвела от ворот к низкой стене перед церковью. — Плохие новости.
Бенни не выглядела такой встревоженной и расстроенной, как боялась Дорис. В последнее время она уже получила самые плохие новости, которые можно было себе представить, поэтому все остальное было для нее цветочками.
— Давай сядем.
— О господи, — сказала Бенни. Они с Дорис не виделись всего двадцать четыре часа. Что ужасного могло случиться за столь короткий срок? — Что-то случилось у тебя дома?
— Нет, нет. Пожалуйста… — Миссис Крудж потянула Бенни за рукав, и они вместе опустились на парапет. — Понимаешь… Ава умерла.
Бенни застыла на месте, не веря своим ушам. Прошла целая минута, а к ней еще не вернулся дар речи.
— Бен?
— Что случилось? То есть… как?..
— Никто не знает. — Дорис, искренне жалевшая о том, что не может сообщить подруге подробности, закончила: — Наверно, у нее был сердечный приступ.
— Это ужасно, — сказала Бенни. — В воскресенье мы должны были услышать окончание пророчества.
— Какого пророчества?
— Неужели ты забыла? — вышла из себя Бенни. — Неделю назад она описала то, что предшествовало смерти Денниса!
— Конечно, я это помню.
— А на этой неделе должна была описать само убийство!
«Снова здорово», — подумала Дорис.
— Она сказала об этом по радио!
— Милая, но ведь в этом нельзя быть уверенным, правда? Я хочу сказать, что такие вещи по заказу не делаются… — нерешительно возразила миссис Крудж.
Бенни сердилась все сильнее. Похоже, смерть медиума ее нисколько не опечалила. Только разозлила. Дорис считала, что ей не мешало бы проявить немного сочувствия. Стремясь направить подругу на путь истинный, она сказала:
— Меня волнует судьба ее дочери.
— И что я буду теперь делать? — Бенни встала и ушла.
Дорис замешкалась. Она была сбита с толку. Хотелось продолжить беседу. По крайней мере, выяснить, что означала последняя реплика. О господи, почему после смерти этой женщины Бенни должна была что-то делать? Казалось, между ними не было никакой связи. Насколько знала Дорис, они даже не были знакомы. Миссис Крудж сгорала от любопытства и знала, что не вынесет, если уйдет ни с чем. Поэтому она решила пойти в Эпплби-хаус и предложить свою помощь. Лишняя пара рук всегда пригодится.
Может быть, журналисты «Эха» были и не чета своим коллегам с Флит-стрит [100], но когда происходило пугающее совпадение, оно от них не ускользало. Намек одного из сотрудников больницы Грейт-Миссендена, подтвержденный официально, позволил им придумать хлесткий заголовок: «Таинственная смерть местной ясновидящей». Содержание статьи стало плодом их лихорадочного воображения. Ее суть сводилась к следующему: не приложил ли к этой смерти руку тот, кто хотел помешать медиуму вешать людям на уши небесную лапшу?
Поскольку история была не криминальная, она могла и не привлечь внимания главного инспектора Барнеби. Но его оруженосец, осаждая хорошенькую женщину-полицейского, сидевшую на приеме, заметил газету, понял, что это как-то связано с визитами Бенни Фрейл, и отнес газету наверх.
Барнеби сидел за письменным столом и хмурился. Его семейная жизнь, омрачавшаяся лишь некоторыми разногласиями по кулинарным вопросам, внезапно изменилась к худшему. Любимой жене главного инспектора Джойс (а других у него не было) взбрело в голову, что они должны стать вегетарианцами. Понадобилось добрых двадцать лет, чтобы она научилась готовить кусок мяса так, чтобы его можно было разжевать и проглотить без помощи бензопилы «Блэк энд Декер» [101], а теперь она хотела отказаться от этого таланта, приобретенного с таким трудом. Барнеби вспоминал времена, когда он отказывался от углей вместо жаркого, уверенный, что ему подали их по ошибке. Вчера вечером он понял, что может быть и хуже. «Слоновьи уши» [102] с баклажанами из своего огорода, полусырыми каштанами и чесноком… Барнеби заявил, что если бы эти уши действительно были слоновьими, то и тогда они не могли бы быть более отвратительными на вкус.
А теперь явился Трой, положил газету на стол и встал рядом, буквально дрожа от гордости, словно охотничий пес, принесший фазана. Воспоминание о фазане только подлило масла в огонь.
— Что это?
— «Эхо», шеф.
— Сам вижу, что это «Эхо». Зачем ты его принес?
— Помните старую склочницу, которая таскалась сюда из-за того малого и его странных машин?
— С таким же успехом можно забыть бубонную чуму.
«Тьфу, чтоб тебе… Осторожнее, Гейвин».
— Ту медиумшу, о которой она говорила, сегодня утром обнаружили мертвой.
— Ну и что?
Трой вслух подумал, что шеф, возможно, не слышал про радиоинтервью Авы Гаррет. Сам сержант узнал о нем только потому, что Морин и ее мать все еще обсуждали эту программу, когда он вернулся домой. При виде миссис Спроут Трой вышел из себя. Они с Морин договорились, что теща будет приходить только в его отсутствие. Отношение миссис Спроут к личной гигиене (если не пахнет, то зачем мыться?) было только частью проблемы. Трой пил чай под аккомпанемент пронзительного кудахтанья тещи и думал, что Энтони Перкинс [103] может спокойно спать в могиле: его есть кому заменить.
Барнеби сказал, что знает про интервью. Джойс слушала радио в машине и рассказала об этом после ужина. Они находились в розовой беседке, освещенной лучами закатного солнца; Джойс лежала в гамаке, задрав ноги вверх, а Барнеби читал в «Индепендент» статью о неуклюжих полицейских, ворчал и время от времени опрыскивал розы отвратительно пахнущим аэрозолем от тлей.
— Она говорила странно, — сказала Джойс. — Хвастливо, но в то же время грустно.
— Понял.
— Как ты думаешь, в спиритическом трансе что-то есть?
— О господи… — пренебрежительно откликнулся Барнеби.
— А я думаю, что есть.
— Ничего там нет.
— Кроме того, она сказала, что «Алмейда» — это труппа Калли — привлекла ее к постановке «Веселого привидения» в качестве консультанта.
— Значит, она не только грустная, но и чокнутая.
Тут Джойс закашлялась, сказала, что он все испортил, что теперь розы будут пахнуть дезинфекцией, и начала над ним насмехаться. Барнеби продолжал опрыскивать «Ину Харкнесс», пока у него не воспалились носовые пазухи и не началась головная боль. Естественно, сейчас у него не было никакого желания обсуждать эту нелепую чушь.
