чем подумай – какова вероятность того, что Мутерперель на тебя выйдет? Может быть, вам на время уехать к нам?
– Почти нулевая, пап. Было темно, я в балаклаве, на голове – капюшон. Да и видел он меня от силы две-три секунды. Приложил я его не очень сильно, дверь сарая, где оставил, подпер палкой так, что можно было, когда очнется, открыть изнутри. Думаю, он выбрался сам, сейчас жив и относительно здоров…
– Не надо так цинично!
– Ладно… А то, что Куренной меня не сдаст, я уверен. Да и кому в голову придет связать его со мной?
– И все-таки тебя что-то беспокоит.
– Этот его кореец. Только он мог убить Ксению. Если следил за ней и подслушал наш разговор в кафе. Она предложила самим реализовать ту вещь из свертка, а деньги разделить. Вроде у нее даже покупатель был. Я отказался сразу, ты же знаешь, я так не работаю, сам меня учил. Но так и не понял, ей-то это зачем?
– На кону огромные деньги.
– Ты знаешь, что в свертке?! Куренной аж дрожал от нетерпения, но при мне сверток так и не открыл.
– Могу только догадываться. Сема давно охотится за утерянными сокровищами Кёнингсберга. Когда-то мы вместе занялись этой темой, я даже вышел на одного старика немца, который был среди тех, кто вывозил ценности из города в январе сорок пятого. Он был уверен, что на машину, за которую отвечал он, было загружено двадцать четыре ящика. В основном – с книгами. Но опись состояла из двадцати трех пунктов. При разгрузке в подвалы замка в польском городке Пасленк он считал ящики, но их было ровно двадцать три. Так вот немец уверен, что один из ящиков по дороге «потерялся». Скорее всего, это произошло еще в окрестностях Кёнингсберга. Выезжали они в ночь, он заснул, оставив следить за движением солдата. Я тогда посчитал, что это все старческий бред. Но Куренной вылетел в Германию к этому немцу.
– Когда это было?
– Ой, да уж лет десять назад. Я, честно, тогда не верил, что он что-то обнаружит. А когда ты мне сказал, что сверток прямоугольный, вспомнил о книгах.
– Да… вполне может быть. Одно только «но» – вес сверточка килограммов пять. Зря я не посмотрел…
– Забудь, Сема из своих цепких ручонок не выпустит и монетку. А о тебе рассказывать ему совсем не резон, тут ты прав.
– Нет, пап, есть одна загвоздка. Менты могут выйти на корейца как на убийцу Ксении, тогда возьмут Куренного как заказчика. Ревность в качестве мотива не прокатит, я уверен, ему придется выложить все. В этом случае он может назвать мое имя.
– Вот видишь, все же существует опасность ареста. Поэтому я и предлагаю вам уехать с нами во Владивосток.
– Хорошо. Давай вернемся к этому разговору завтра утром. Мне еще как-то нужно будет Алину уговорить. Она же не знает, как я зарабатываю деньги.
– Ну, уж это мама возьмет на себя, – улыбнулся невесело отец.
* * *
Берта впервые получила штраф за превышение скорости. Она было попыталась поговорить с остановившем ее инспектором ДПС как юрист, но добилась лишь того, что вместо «оплаты» штрафа наличными на месте получила квитанцию. Хорошее настроение после звонка Антона улетучилось, за руль она села мрачная и всю дорогу до дома молчала. Впрочем, матушка тоже была погружена в свои мысли и перемену в настроении дочери, похоже, не заметила.
Пара чемоданов ею была водворена на место в кладовку, самовар растоплен матерью, а Антон все еще не появился. Звонить ему смысла не имело, Берта была уверена, что если обещал, значит приедет. Еще по дороге они купили в пекарне пироги с мясом и капустой, сладкие рулеты с маком и вишней и ватрушки. Берта, рассчитываясь с продавцом, почему-то подумала, что Антону она бы сама пекла и жарила. Хотя готовить, как и мать, не очень любила.
– Как думаешь, убийца Олега и тот, кто ударил майора, – один и тот же человек? – услышала она голос матери.
– Нет, мам, разные. Убийца – мужик без тормозов, три трупа за день. Не помню, сказала я тебе, что он еще охранника убил? Того, что сменился после ночи… А тот, кто Мутерпереля вывел из строя, скорее вор, но не убийца. Слушай, у тебя совсем нет никаких предположений, что могло быть спрятано в тайнике под кустом?
– Никаких, Берта. Сейчас я понимаю, что Марков мне просто задурил голову, воспользовался тем, что я была до смерти напугана угрозами по телефону, да и стресс от ареста Осокина и от обыска не прошел. А тут он со своей исповедью… Я просто обрадовалась, что не останусь ночь коротать одна. Страшно было, а с ним вроде как под защитой. И так называемая любовь у нас случилась на волне этого страха и неуверенности в будущем. Только теперь я знаю, что со стороны Дмитрия это был спектакль. С одной целью – ему требовалось время, чтобы залезть на антресоли и взять деньги. Пусть он их потом положил на счет Мутерперелю для лечения, благородно, конечно. Но для меня – не важно. Марков меня просто использовал.
– Зачем тогда он приезжал к тебе?
– Не ко мне, а на похороны отца, – как-то неуверенно ответила мать.
– И просил его дождаться, ты сама говорила! – наступала Берта. – А потом неожиданно заявился через полгода. Вспомни записку, ясно же, что с тобой встретиться хотел. Помешал отец… все никак не могу привыкнуть к мысли, что я – дочь убийцы! – в отчаянии пожаловалась Берта.
– Факт не доказан, так что не думай об этом, – строго приказала мать. – Ну, хорошо, пусть ко мне. Могу даже допустить, что какие-то чувства у Димы и имелись. Но я подумала еще вот о чем: Осип Макарович обошел его в завещании, Дмитрий не получил ничего, а я – жена наследника, ты – дочь. Он понимал, что после смерти Лапина мы с тобой на законных основаниях становимся владельцами усадьбы его предков. Марков женится на мне, и вот он уже в родном доме!
– Но он же должен был понимать, что Лапин еще не старик и проживет еще долго? Если только…
– Правильно мыслишь, дочь. Марков мог задумать убить твоего отца. Что-то меня смутило в этой записке. Дима должен был предположить, что она может попасть в руки Лапину. А что, если он так и рассчитал: Лапин увидит, что он положил что-то в почтовый ящик, достанет записку, прочтет, придет на встречу вместо меня. А Марков его встретит… и разом
