лаконичное сообщение от Качанова: «Спасибо». О работе я могла не думать год, но знала, что, как только высплюсь и отдохну, опять почувствую жгучее желание вернуться в строй. Зависимость – она ведь разная бывает.
– Ну что, Танюха, готовность номер один? – вдруг послышался за спиной знакомый голос. Рука Кирьянова легла на мое плечо и легонько его сжала.
– Привет.
– Привет.
Мой друг сел рядом, и я вдруг ощутила огромное желание разрыдаться ему в плечо.
– Пришел убедиться, что тебе больше ничто не помешает улететь.
Я закатила глаза:
– Знаешь, Кирьянов, даже если бы прямо сейчас тут кого-нибудь убили у меня на глазах, я бы все равно села в самолет и дала деру.
Он улыбнулся.
– Можно подумать! А то я тебя не знаю. Если бы тут кого-то убили, ты, забыв про свои Мальдивы и Канары, уже ползала бы вокруг трупа и искала улики.
Мы рассмеялись.
– Как там дела? – спросила я.
Кирьянов, отлично поняв, что я хочу узнать, с готовностью и напускной деловитостью отрапортовал:
– Наш охотник идет на поправку. В скором времени предстанет перед судом.
– Как думаешь, Качанов попытается его вытащить? – спросила я.
– Сомневаюсь, – ответил Владимир Сергеевич, – он даже ни разу не навестил его в больнице.
– Железный мужик. Как думаешь, такое можно простить?
– Ты имеешь в виду, можно ли простить сыну убийство дочери? Все может быть. Собаку же он забрал. Гектор теперь живет в доме Качанова, если никого там не загрыз.
– Дикая получилась история, – вздохнула я.
– Да уж. Но кто мог предположить? Сначала казалось, дело простое. Ты телик включала? – Кирьянов недовольно обернулся ко мне. – Семеренко со всех каналов вещает про полицейский беспредел. Карьеру, гад, восстанавливает.
– Да забудь ты про него, – посоветовала я.
– Нет, ты подумай, не по убитой женщине сокрушается, а по тому, что у него синяки на плечах после задержания. Уже по всем шоу козленком скачет. Дурдом какой-то!
Я прервала друга:
– Расскажи, как Качанов очутился на даче у Ивана? Ты так резво запихнул меня в такси и домой отправил, что я только дома сообразила, что забыла об этом спросить.
– Борис Михайлович сказал, что не смог оставаться в стороне, несмотря на данное нам обещание сидеть и не высовываться. Он хотел лично убедиться в твоих словах. Кроме того, Качанов в предыдущие годы хорошо изучил своего помощника и понял, что тебе может грозить опасность. Мы ведь этого милаху-парня недооценивали, даже когда вычислили. Даже ты…
Я кивнула, соглашаясь с этими словами. Это действительно было мое упущение. Даже опасаясь Ивана, я все-таки не могла представить, что он так легко решится убить меня, особенно в условиях, когда в дом ломится полиция и он стопроцентно будет пойман. Наверное, совершенное злодеяние разбудило в душе парня дремавшие темные силы, и нам еще повезло, что мы так быстро его поймали. Не исключено, что в скором времени ему захотелось бы опять испытать острые ощущения, и он превратился бы в маньяка, терроризирующего город.
– Качанов рассказал, что за время работы Иван проявлял себя твердым, циничным и решительным человеком. Борису Михайловичу стало понятно, что, если ситуация выйдет из-под контроля, его помощник пойдет на все, чтобы сохранить себе свободу или отомстить обидчику.
– Знаешь, – с непрошеной дрожью в голосе сказала я, – Иван действительно чуть меня не убил. Качанов спас мне жизнь.
– Да, Борис Михайлович прятался где-то на территории – он приехал заранее – до того, как вы с Иваном объявились. Машину мы не увидели, но он потом объяснил, что оставил ее у соседа, Аркадия Ивановича. Ты, по-моему, его видела. Здоровый такой мужик.
Я кивнула.
– Да, это с ним Иван ходил на охоту.
– Когда мы ломали ворота, – продолжал Кирьянов, – Борис Михайлович был во дворе. Поняв, что ни мы, ни он сам не успеем вбежать в дом, чтобы вмешаться, наш герой стрелял через окно.
Я потеребила ремешок сумки.
– Он ничего не говорит о своем сыне?
– Нет, – ответил Кирьянов. – Он говорит о нем исключительно как о помощнике. Но согласись, чтобы привыкнуть к такому, определенно нужно время. Не каждый день узнаешь, что у тебя есть сын, что этот сын – убийца и что все это время он работал у тебя под боком.
– Алену похоронили?
– Да. Похороны были вчера. Тетке достанется ее квартира.
– Плевать.
– А ты была права, – вдруг сказал Кирьянов.
– Я всегда права, – машинально ответила я, – но в чем конкретно на этот раз?
– Деньги или месть – главные мотивы преступлений.
– Иногда я ненавижу, что всегда права, – ответила я.
В этот момент диспетчер объявила посадку на мой рейс. Я встала, закинув на плечо свою сумку и разминая затекшую от долгого сидения ногу. Нога побаливала – после драки на лодыжке остались следы от пальцев Ивана после нашей схватки. Эти синяки до конца отпуска будут напоминать мне о случившемся. Но с этим я как-нибудь справлюсь. Сейчас сяду в самолет, возьму шампанского и улечу туда, где только солнце, океан, плеск волн и кокосовое молоко. Если мне повезет, никто в радиусе десяти километров никого не убьет и я смогу до конца насладиться своим долгожданным отпуском.
– Признайся, он ведь тебе жутко нравился? – неожиданно спросил Владимир Сергеевич. Все еще сидя в кресле, он пристально посмотрел на меня снизу вверх. – Если тебе надо выговориться, можешь всегда позвонить или написать. Я хороший друг, смею напомнить, и умею отлично слушать.
– Не говори глупостей, Кирьянов, – сухо ответила я и надела солнцезащитные очки, хотя за окном лил дождь и до яркого солнца было еще много часов полета, – я – волк-одиночка. Мне эти ваши слезы-сопли ни к чему. Увидимся через две недели!
Кирьянов поднялся наконец, обнял меня и помахал на прощание.
– Хорошего отдыха, мать! И не торопись возвращаться. Твои любимые тарасовские преступники никуда не денутся.
– Обещаю.
Я направилась к гейту, не разбирая дороги от выступивших на глаза предательских слез. Теперь, оставшись в одиночестве, можно было наконец признаться
