— А чего его жалеть? Может, еще в жопу поцеловать?
Веселый сержант резко дергает за волосы голову Турецкого и бросает ее лицом на асфальт, кричит:
— В отрубе!..»
Зрители разом оборачиваются к Александру Борисовичу, он вежливо снимает очки.
— М-да-а… — мычит генерал.
«— Давай сюда его ксиву! Базар не кончен, он нам еще и бабки отстегнет.
Один из «братков» протягивает руку к сержанту, но тот кричит в ответ:
— Ты со своей бля… тачкой вали отсюда к ё… матери! Ксиву ему, бля..: А ты положенные тебе бабки уже давно получил! Чего тебе еще? Давай, вон, грузи его в багажник, повезли! И хлебало ё… заткни! Крутой он, бля…
— Ну ты, в натуре! Такого базара не было! Тебе надо, ты и вези, хочешь мочить — мочи! А нам не «заказывали»!
— Эй! Вы чего там про «мочилово»? — кричит Серов. — Сержант, кончай свою херню! И вы тоже! Глядите, как «Волгу» мою уделали! Не могли, что ли, аккуратней?.. Вот же долбаё…!»
— И — на свалку? — спросил генерал.
— Ага, именно туда, — кивнул Турецкий. — В Хомутовку. Там, — он показал на экран, — все довольно подробно.
— Ладно, детали потом… — Чистяков отвернулся в своем кресле от экрана телевизора и с помощью пульта выключил демонстрацию «кино». — Я уже разговаривал с министром. Насколько я понимаю, Борис Сергеевич, и ты получил соответствующее «добро».
Фадеев кивнул.
— Значит, я даю оперативникам распоряжение подмести эту сволочь. Александр Борисович нам с‘ тобой пока не нужен, а опознание проведем позже. Ну а ты со своим «кадром» проведи… предварительную-то беседу. Он же не сам придумал, как я понимаю.
— Извините, что перебиваю, Иван Иванович, — вмешался Турецкий. — У меня был один момент, когда показалось, что Юрий Матвеевич просто запутался. И я предложил ему тогда простой выход: я его как бы отстраняю отдела, ну, придумываю какое-нибудь пустячное задание, которым он до конца расследования и занимается себе, без всякой надежды на успех. Обиделся. Так я решил. А он, возможно, уже к тому времени крепко завис. Странно, мог бы и воспользоваться подвернувшимся случаем.
— Это гораздо глубже, Александр Борисович, и опаснее, — решительно сказал Фадеев, — чем вам представляется. Но не будем делать окончательных выводов. А с оборотнями мы, так или иначе, будем решительно расставаться!.. Теперь об этих уголовниках…
— Если позволите, — снова встрял Турецкий, — у меня насчет братвы из «ауди» тоже есть некоторые соображения. Тут, днями, было такое происшествие, не знаю, докладывали вам или нет… У меня была встреча с курьером, сотрудником из Москвы, он мне кое-какие документы подбросил. Так вот, на него потом было совершено нападение. Думал — бандиты, а оказались охранники из ЧОПа «Аргус», есть у вас тут такое. Ну парень-то не промах, афганец.
— И это он их, значит, уделал? — Чистяков нахмурился.
— Само собой. Но, как мне доложили, никаких претензий у побитых к нему нет.
— Ну, у меня несколько иные сведения… — хмыкнул генерал.
— У вас, Иван Иванович, я понимаю, свои источники, но мне Бугаев сказал. Не цитирую, но в том плане, что сами — дураки, не надо было нарываться.
— Бугаев? — деланно изумился Чистяков. — Вы уже и с ним успели познакомиться?
Турецкий посмотрел на него с легким таким укором — мол, что ж вы меня, генерал, за мальчика для битья держите? И добавил:
— А «Аргус» этот, надо полагать, если не принадлежит со всеми потрохами, то наверняка выполняет некоторые разовые указания Николая Степановича. Как, скажем, в том случае с курьером, возможно, и здесь. — Он кивнул на темный экран телевизора.
— Не исключено, — активно согласился с Александром Борисовичем Фадеев. — Вот, пользуясь случаем, хочу спросить: у вас появилось что-нибудь новенькое? Сами видите, интерес тут далеко не случайный.
— Кое-что есть. В частности, как мне кажется, объясняющее и несколько категорическое, если помните, суждение ведомственной аварийной комиссии. А также заключение синоптиков и так далее. Но вот вина пилотов не просматривается, скорее всего, так у них сложились обстоятельства… Но мы постараемся раскопать, постараемся…
— Это что ж получается? — словно бы даже и не удивился Чистяков. — Если не погода и не ошибка, то… А?.. Откуда ж ветер-то дует?
— Знаете, Иван Иванович, — засмеялся вдруг Турецкий, — вы мне сейчас просто удивительно напомнили одного моего преподавателя. Еще в ту пору, когда я на юрфаке в МГУ учился, в семидесятых… Он у нас «криминалистику» читал, потрясающий мужик! Вот он, бывало, ставил вопрос. Почему, к примеру, получилось именно так, а не иначе? И приводил один факт, другой, третий, вроде как бы взаимоисключающие друг друга. Но все-таки — почему? Что их объединяет? И сам же отвечал: а потому что дым — из одной трубы! На всю жизнь запомнил!
— Точно! — засмеялся и генерал. — Знал я, но не его, а был такой прокурор-криминалист в МУРе в свое время — Моисеев Семен Семенович! Вот он того профессора ловко копировал! Ух артист был!
— Почему был? — Турецкий даже руками развел. — Он, слава богу, жив-здоров! Я с ним в начале, так сказать, своего пути тоже хорошо поработал. Мы со Славкой Грязновым время от времени навещаем старика, на Покровке у него. Это его ребятня в земли обетованные подалась, а он — тут! С нами! И по этому делу, — Александр Борисович звонко щелкнул себя по шее, у подбородка, — по-прежнему бо-ольшой специалист. А как настаивает!
— Вы и Грязнова знаете? Вячеслава? Ну-у, я вам скажу! Это надо устроить обязательно вечер воспоминаний!.. Борис Сергеич, ты даже не представляешь, какие настойки дед делал! Особенно когда со спиртным трудновато было, а у него-то всегда в заначке спиртяшка имелся. Та-акие коньяки!
И теперь уже смеялись все трое. Воспоминания молодости чрезвычайно редко бывают неприятными…
— Так что ж у нас с вами получается? — снова посерьезнел генерал. — Насчет дыма-то?
— Из одной трубы. Остается найти заслонку, чтобы перекрыть ее.
— Покойный-то Алексей Александрович уже пробовал, если слышали… — Чистяков помрачнел. — Было подозрение, да ведь без фактов в нашем деле, а?
— Если мы ждем красивого объяснения, я бы сформулировал так, Иван Иванович… Генерал все прекрасно понимал. И, как человек по характеру прямой и жесткий, признающий только за другими, но никак не за собой, право на компромиссы, сам себя в какой-то степени и возвел на пьедестал жертвенности. Он долго, видимо, готовился, и поэтому его терпели, но когда поняли, что он начал наступление… Один умный человек из его прошлого окружения сказал мне, что губернатор резко изменил курс, понимаете? Встретив при этом непонимание даже некоторых близких ему по духу людей. Вот как!.. А что тогда говорить о тех, которые стояли на противных, противоположных позициях? Так вот, когда и до этих дошло, они поняли и самое главное в нем. Генерала можно было убить, но ни за что не сбить с позиции. Отсюда и финал… И вот, прошу обратить внимание, его нет, а они есть, но ведь победил-то он! И на любом суде — людском или Божьем — он будет всегда оправдан. Несмотря ни на какие ошибки, промахи, неудачи… Да и некому его судить, если по высшему счету… А с этими? Все равно ж разберемся.
— Интересный взгляд, — сказал Фадеев и с любопытством взглянул на Чистякова. — Мне нравится. А тебе, генерал?
— Насчет высшего суда — в точку, — кивнул Иван Иванович. — Нет, есть, конечно, нюансы… отдельные… Но ведь недаром на Руси говорят — победителей не судят!
— Ну, конечно, — с улыбкой махнул рукой прокурор, — у милиции-то всегда найдутся свои нюансы… А если поконкретнее?
— Вы у меня спрашиваете, Борис Сергеевич? — хмыкнул Турецкий. — Или у Ивана Ивановича? Я свое видение проблемы высказал. Расследование мы доведем до конца, и очень скоро. Следственную бригаду придется создавать заново, потому что разбираться, насколько глубоко увязли эти, у нас просто нет времени. И у меня в том числе. А вот каким станет судебное решение, это будет зависеть уже не от нас.
— А от кого же? — удивился прокурор.
— Боюсь, что от политики… Знаете, почему ошибка пилотов, к примеру, может всех выручить? Потому что тогда ничего не придется доказывать. Найден стрелочник. Который спустя какое-то время, когда все забудется, может отделаться даже условным сроком… Но есть и другая версия! Вот, скажем, яркая, сильная личность, губернатор, решил покончить с всеобщим словоблудием и самым кардинальным образом пересмотреть — для начала пока в своем регионе — результаты преступной приватизации объектов народного хозяйства. Причем не вообще, а конкретно. Чтобы затем вернуть трудящимся созданную их трудом собственность. Чем закончилась такая попытка, известно — трагедией. Однако создан поистине небывалый прецедент в глазах народа! И теперь, если мы с вами громко назовем вещи своими именами, тем самым как бы призывая немедленно продолжить начатый процесс, вы же понимаете, какая буря возникнет в прессе и какие силы немедленно встанут против нас? И не только здесь, в Сибири, — по всей стране! Все эти РАО, ЗАО, ВАО, МАО и так далее — вот уж вой-то поднимется! И где тогда все наше политическое и экономическое руководство окажется в глазах своих «лучших друзей» из просвещенной Европы, представляете? В иных, демократических, я имею в виду, странах в подобных ситуациях правительства менялись… А ведь к этому и идет, вот какое дело…
