Во время этой речи Эдланд приподнялся на стуле, а закончив речь, хлопнул рукой по столу. На его лбу выступили капельки пота.
Не такой уж он невозмутимый, когда доходит до дела, подумал Валманн и почувствовал себя менее стесненно. Ему все же удалось задеть Эдланда за живое. Как и когда это случилось, трудно сказать, но это произошло.
— Я полагаю, что вы не будете возражать, если мы пока оставим пистолет у себя в качестве доказательства, — произнес он спокойно.
— Да нет, пожалуйста, — ответил Эдланд. Он немного успокоился и одарил старшего инспектора улыбкой. — Я не ожидал, что снова его увижу, и решил уже новый купить. Через стрелковый клуб! — быстро добавил он, заметив реакцию Валманна.
Инспектор решил схватиться за последнюю соломинку.
— А можете вы для порядка сказать, где находились вчера вечером, скажем, от половины одиннадцатого и позже?
— С удовольствием! — Он казался самой доброжелательностью. — Я был в баре. В том же самом, что и вы. В «Виктории». Я вошел туда как раз в тот момент, когда выносили ту несчастную женщину, которая спьяну пострадала в столкновении с вами, господин старший инспектор, если я не ошибаюсь. Во всяком случае, так мне рассказали. Жаль, что мы не встретились, а то могли бы вместе выпить и поболтать, и тогда не было бы необходимости здесь суматоху устраивать. Уверен, что результат был бы тот же самый, а вы как думаете?
— Да, это было здорово!
Рюстен вообще-то не отличался злорадством, однако сейчас на его обычно спокойном лице сияла кривая усмешка, а глаза иронически блестели.
— Я донял его…
— Ну да. Это было так явно видно.
— Он сам себя возбудил, ты не заметил? Старался казаться невозмутимым, но затем сорвался и разошелся.
— Уж не думаешь ли ты, что он просто чувствовал раздражение, потому что его еще раз вызвали на допрос, на котором выяснилось, что полиция ничего конкретного ему предъявить не может!
— А я тебе рассказывал, что думаю по поводу времени первого смертного случая? Что расчеты патологоанатома можно несколько сдвинуть в связи с тем, что дверь всю ночь была полуоткрыта?
— Это тонкости. Тут нужно быть математическим гением, чтобы рассчитать, как такая деталь могла повлиять на определение момента смерти.
— Это называется работой полиции.
— Признайся, Юнфинн, что ты и на сей раз вынужден согласиться, что парень не виноват. Я понимаю, что это тебя мало радует.
Валманн пропустил мимо ушей эту сокрушительную реплику.
— Он по уши в этом завязан.
— И все же мы не можем напасть ни на один след! Что у тебя с этим парнем?
— Ты слышал, как он выстроил безупречную цепочку действий, якобы объясняющих весь ход событий.
— Мне показалось, что все это звучало достаточно правдоподобно.
— Даже слишком правдоподобно! Все злодеяния и преступник на блюдечке. В комплекте с образом действий, мотивом и психологическим анализом. А потом он говорит, что не собирается играть в сыщиков-любителей.
— Мне показалось, что все нормально. Парень был поистине великолепен.
— Уж слишком все гладко. Он старается возвести вокруг себя прочную стену, чтобы нельзя было проникнуть внутрь. Спрашивается, для чего? Да чтобы скрыть свою причастность к делу.
— А в чем она, по-твоему, состоит?
Валманн молчал.
— То есть ты хочешь сказать, что нашел подозреваемое лицо, но не знаешь, в чем его заподозрить?
— Дай мне немного времени. Несколько часов. У меня тут… Здесь что-то… Я в этом уверен!
— Да, пожалуйста… Сколько хочешь времени, Валманн. Мертвые от тебя никуда не убегут.
— Да, но Эдланд может смыться в любой момент.
— К чему бы ему это? Уж этот сет он выиграл со счетом шесть — ноль.
— Чтобы опередить меня. Получить фору. Исчезнуть, а потом появиться в другом месте. Именно так он и действует. Мы с ним в некотором роде друг друга понимаем. Он знает, что я разгадал все это представление.
Он замолчал.
— Ты что, нить потерял?
— Да нет, — медленно произнес Валманн. — Я просто другую нить подхватил. Ты не возражаешь, если я по-прежнему буду действовать слегка в стороне от команды? Мне надо взглянуть на собранный нами материал еще раз. И с Нольде переговорить.
— Пожалуйста! — Рюстен сделал знак рукой, как будто приглашал к столу. Однако лицо его выглядело расстроенным. Ну ничего ни в какие ворота не лезет в этом расследовании, руководить которым ему поручили. Разве что теория Эдланда. — Как я понял, Моене слегка ослабила свое вчерашнее эмбарго?
— Я тоже об этом слышал. Не от нее самой, конечно, но…
— Добро пожаловать за стол. Но не вызывай больше никого на допрос, если у них нет дымящегося пистолета в руках.
— Устаревшая метафора, Рюстен. Сейчас достаточно маленького волоска из носа.
Нольде был занят и не мог взять трубку, так что Валманн продолжал сидеть и листать материалы дела об убийстве Карин Риис, фотографии и описания. Он как бы заново переживал все это — чисто убранное место убийства, изуродованное женское тело, следы полового акта, но без семени, отсутствие отпечатков пальцев на месте происшествия… Валманн попытался вспомнить свое первое впечатление — молодая жизнерадостная женщина по дороге на свидание (ведь она прихватила с собой противозачаточные средства и сексуальные игрушки). А дальше (здесь пришлось прибегнуть к помощи фантазии за неимением конкретных сведений) — ее любовник за дверью, в трех-четырех метрах от нее. Он стучал и кричал, по словам свидетелей. Даже заглянул внутрь через стеклянную входную дверь…
Эдланд. Что же он еще мог сделать? Потерял на несколько минут сознание и память, по его собственным словам. Пришел в себя уже по дороге домой. Вполне достоверное объяснение, во всяком случае, так сказал врач, выписавший ему лекарства. Лекарства такого рода и в таких дозах, которые предназначались для пациента с серьезным психическим расстройством. Диагноз держался в тайне. Чем же он был болен?
Опять Эдланд.
Валманн никак не мог отделаться от мыслей о нем. Он словно видел его перед собой, как тот сидит в тот первый вечер в баре «Виктория», один за столиком слева около двери. Прекрасно одетый в этом не таком уж элегантном баре маленького города. В белой рубашке, блейзере, новых джинсах. И в черных ботинках, новеньких и блестящих…
Ботинки!
Валманн застыл на месте. Ботинки бросались в глаза. Нечасто видишь до блеска начищенные ботинки в барах Хамара, и уж точно не в конце ноября в такую погоду. Они были такими необычными, что Валманн обратил на них внимание. Высокие ботинки до щиколотки, с толстой подошвой и шнурками до самых пальцев, как на спортивной обуви. По последней моде. Очевидно, дорогие.
Верно, на нем были красивые ботинки, ну и что из этого?
Да. Что из этого?
Он не вспоминал о них раньше. Просто забыл про них. И именно это ему показалось удивительным. Ведь через пару дней они просмотрели весь гардероб Эдланда — рубашки, костюмы, куртки, нижнее белье, спортивную одежду, там были мокасины, выходные ботинки, кроссовки, домашние тапочки, резиновые сапоги… Но ботинок, которые он надел в тот вечер в четверг, в этом наборе не было. В этом Валманн был абсолютно уверен, иначе он бы их вспомнил.
Сегодня во время допроса Эдланд был одет почти так же, как и в тот роковой четверг, но на ногах у него были белые зимние кроссовки. Менее стильные, подумал Валманн, и решил, что он совсем спятил, придавая значение таким деталям. Однако мысль эта его не оставляла.
Черные ботинки. Куда они подевались? Зазвонил телефон. Это был Нольде.
— Ты не мог бы освежить для меня кое-какие детали? — спросил Валманн.
— Добро пожаловать в команду задним числом, — поддразнил его Нольде. — Тебе придется стать в очередь.
— Ну всего лишь несколько моментов из твоей памяти, — проканючил Валманн.
— Что ты имеешь в виду?
— Отпечатки пальцев.
— С этим дела плохи. Ни на одном месте происшествия ничего важного не найдено. На улице Фритьофа Нансена были отпечатки пальцев умершей женщины. Мужские отпечатки принадлежали Скарду, но ведь он жил в этом доме, так что это ничего не доказывает. Комнату тщательно убрали. То же самое и в квартире Скарда. А в гостиничном номере, где убили Лилиан Петтерсен, не нашли почти ничего. Только отпечатки Скарда на спинке кресла и в ванной.
— А что насчет крови на полотенце в четыреста шестнадцатом номере?
— Это кровь Скарда. Но ее не так много, чтобы можно было говорить о серьезной ране. Гораздо интереснее найденные нами волосы.
— Волосы?
— Даже довольно много. Рыжие.
— Это соответствует описанию женщины, бывшей вместе со Скардом.
— Но это особенные волосы…
— Да?
