это. И извиниться лично. И я надеюсь, что ты меня простишь.
– Нет, – быстро ответил Ной.
– Нет? Ты не примешь мои извинения?
– Нет, я хочу, чтобы ты бежала ко мне за помощью. – Он умолк, протянул руку и заправил непослушную кудряшку мне за ухо. – В смысле, я не хочу, чтобы ты оказывалась в ситуациях, когда тебе потребуется помощь, но если она потребуется – я всегда готов прийти на помощь. Всегда. Я хочу быть тем человеком, которому ты звонишь в случае нужды. Я всегда этого хотел. – Он отнял руку от моих волос и коснулся щеки, и я вдруг отметила, какими зелеными кажутся его глаза в этом освещении и когда его волосы уложены назад. – Я бесился, когда ты встречалась с Джеком, – добавил он. – И взбесился еще сильнее, когда ты спуталась с этим богатым засранцем Эшервудом.
– Между нами ничего не было, – уточнила я. Ну, произошедшее в тот единственный странный час почти и не считается. – Правда, – тихо добавила я.
Возможно, я совершила ошибку, приехав в Малибу, позволив Эшу заморочить себя, считая, что мне нужны такой мужчина, такая жизнь. Но все-таки быстро одумалась. Я гордилась тем, что отказалась от предложения Эша и нашла в себе силы уйти.
И тут внезапно я вспомнила о Чарли. Черт!
– В общем, с Эшем покончено, и это хорошая новость. – Но стоило мне мысленно перейти к плохим новостям, меня аж слегка затошнило. И возможно, Ной, выслушав и осознав то, что я собираюсь сказать, станет думать и относиться ко мне иначе. Мы подружились, потому что собирались стать писателями, наши жизненные пути разошлись, когда мы стали писателями, и вот мы снова встретились, потому что были писателями. И что случится дальше, если выяснится, что я уже больше никакой не писатель? – А плохая новость – моей писательской карьере определенно конец.
– Ну что ты, Ливви. Это неправда. – Ной провел большим пальцем по моей щеке, потом по плечу и снова нежно сжал мою руку между своими ладонями.
– Правда-правда. Я серьезно. Чарли теперь точно уйдет от меня.
– И что?
– А ты знаешь, как тяжело найти агента?
– Я-то знаю, – парировал Ной. Ладно, не тому человеку я это сказала. – Но послушай, Ливви. Ты напишешь новую книгу, ты же писательница. Мы иначе не можем. И найдешь нового агента, если понадобится. – Я нахмурилась, не особо убежденная его словами. – И знаешь что – пошел бы этот Эшервуд со своими магазинами и тем бредом, который он сочинил, чтобы заманить тебя. Все равно никто бы не стал читать эту книгу.
Я покачала головой – конечно же многие захотели бы прочитать эту книгу, и Чарли в нее вцепилась именно поэтому. Но я не могла не улыбнуться в ответ на попытку Ноя подбодрить меня. И когда он назвал меня писательницей, я почти уже готова была с ним согласиться.
– Мне бы хоть половину твоей уверенности, – сказала я.
– Да ладно, Ливви. Ну, произошла какая-то фигня. Ты что, бросишь писать из-за какой-то единственной фигни?
– Из-за фигни, которая случилась из-за того, что моя вторая книга едва продавалась, а третью и вовсе никто не захотел публиковать, – наконец облекла я в слова истину, выкладывая перед Ноем начистоту всю свою несостоятельность как автора.
Но он только пожал плечами, ни капли не обескураженный.
– Я не смог продать первые два романа, и мой первый агент бросил меня – ну, ты и сама это знаешь. Писательское дело – не для слабаков. – Я улыбнулась – не потому, конечно, что радовалась его неудаче, а потому что забыла, как здорово, когда есть кто-то, кто полностью понимает тебя. – И ты знаешь, что должна сделать дальше, – продолжал Ной. – Ты должна использовать эту историю. Помнишь, как говорил наш профессор по писательскому мастерству? «Пиши о том, что знаешь».
– А мы тогда совершенно ничего не знали, поэтому это был максимально тупой совет.
– Да, но теперь-то все иначе. С тобой случилось некое сумасшедшее дерьмо. Так используй его для следующего романа.
– Что? – не удержалась я от смеха. – Написать про Эша? Да ни за что. – Я даже имени его не хотела вспоминать, не говоря уж о том, чтобы выводить героем книги. Я вообще хотела притвориться, что этой странной поездки в реальности не происходило.
– Да забудь ты про этого Эшервуда. Сочини роман о писательнице, которая попала в запутанную историю, когда ее наняли написать книгу.
Почему-то в этот миг я вспомнила об Анджелике, о пугающем портрете, на котором навсегда застыл ее образ. О том, что она начала писательскую карьеру в том же Брауновском университете, что и я, и о том, как трагически и скоропостижно оборвалась ее роскошная и несчастная жизнь. Меня всегда привлекала тема женщин, оказавшихся в трудной ситуации, так что, возможно, Ной предложил годную идею.
– И пообещай мне, – добавил он, – что я буду первым, кому ты дашь прочитать черновик.
Моя история – это ее история, и наоборот. Мужчины из этой семьи ловят женщин в ловушку, из которой нет иного выхода, кроме смерти. Только второй жене деда моего мужа удалось избежать подобного конца, и только она меня понимает. Но она терпеть не может, когда я жалуюсь на мужа; она называет меня слабачкой и ни в какую не признается, написана в дневниках правда или вымысел.
«Все произошло так давно, – отмахивается она. – Кому теперь какое дело?» Я бросаю на нее многозначительный взгляд. «Моему мужу? Кто он без своего имени? Без этой семьи?» Она вцепляется мне в рукав: «Только не вздумай рассказать ему!»
Или что? Ей девяносто три года, и она прикована к инвалидному креслу в доме для престарелых.
Я со смешком стряхиваю ее руку.
И тогда я понимаю: дневники – вот ключ ко всему. Когда я напишу книгу, основываясь на них, основываясь на том, что рассказывает Эмилия, когда я открою всему миру, что мой муж – пустышка, он будет стерт с лица земли.
Вот так и получается, что, поняв это, он меня убивает.
В тот день я отправляюсь в Малибу вместе с кузиной и беру с собой дневники, чтобы полистать их. Я спрашиваю старую экономку, слыхала ли она о Тедди, предыдущем садовнике, но она качает головой в очевидном замешательстве. Я начинаю гадать, существовал ли Тедди на самом деле или Эмилия придумала его? Как может сбежать писательница, запертая в тюрьме, кроме как свив веревку из слов? Она обретает свободу благодаря писательскому дару.
Когда я сочиняю, то
