Ознакомительная версия.
– Ампутацию, – закончил за нее доктор Юэ. – Над самым локтем. Я понимаю, что для вас это ужасная новость, и уже договорился о том, чтобы с вами встретился консультант…
– Нет, – твердо заявила Сесилия.
Она этого не потерпит. Она понятия не имела, зачем нужна селезенка, но прекрасно знала, зачем нужна правая рука.
– Видите ли, доктор Юэ, она правша. Ей шесть лет. Как она будет жить без руки?!
Ее голос-таки сорвался на безобразную ноту материнской истерики, от которой она так упорно пыталась его избавить.
Почему Джон Пол ничего не говорит? Он уже не перебивал и не грубил. Он отвернулся от доктора Юэ и сквозь стеклянную панель смотрел на Полли.
– Как-то будет, миссис Фицпатрик, – возразил доктор Юэ. – Я крайне сожалею, но придется.
* * *
За массивными деревянными дверями, ведущими в отделение интенсивной терапии, тянулся длинный и широкий коридор, куда пускали только членов семьи. Сквозь высокие окна падали испещренные пылинками лучи солнечного света, напоминая Рейчел о церкви. Люди сидели на обитых коричневой кожей стульях вдоль всего коридора: читали, писали сообщения, разговаривали по телефону. Было похоже на более тихую версию зала ожидания в аэропорту. Эти люди ждали немыслимо долго, их лица выглядели напряженными и усталыми. Иногда происходили внезапные, приглушенные взрывы чувств.
Рейчел сидела на таком же стуле, лицом к деревянным дверям, и ожидала, не появятся ли Сесилия и Джон Пол Фицпатрик.
Что следует говорить родителям ребенка, которого вы сбили машиной едва не насмерть?
Слово «простите» казалось оскорбительным. Вы говорите «простите», когда врезаетесь в чью-нибудь тележку в супермаркете. Должны быть какие-то более веские слова. Например: «Я глубоко сожалею. Меня переполняет невыносимое раскаяние. Пожалуйста, учтите, что я никогда себя не прощу».
Что следует говорить, когда вы представляете истинную меру своей виновности, намного превосходящую ту, что присвоили ей нелепо юные эскулапы «скорой» и полицейские, которые прибыли вчера на место происшествия? Они обращались с ней, словно с дряхлой старухой, вовлеченной в трагический несчастный случай.
«Я увидела Коннора Уитби и нажала на педаль газа, – складывались в ее голове слова объяснения. – Я увидела человека, убившего мою дочь, и захотела его наказать».
Но, должно быть, какой-то инстинкт самосохранения помешал ей произнести это вслух, иначе она, безусловно, оказалась бы под замком за покушение на убийство.
Помнила она только, как говорила: «Я не видела Полли. Я не видела ее, пока не оказалось слишком поздно».
– Как быстро вы ехали, миссис Кроули? – спросили ее, так вежливо и уважительно.
– Не знаю, – ответила она. – Простите. Я не знаю.
Это была правда. Она не знала. Но она точно знала, что ей вполне хватило времени, чтобы затормозить и позволить Коннору Уитби перейти дорогу.
Ей сообщили, что вряд ли предъявят обвинение. Какой-то человек в такси видел, как девочка выехала на велосипеде прямо ей под колеса. Ее спросили, кому им позвонить, чтобы за ней приехали. Они настаивали на этом, хотя специально ради нее вызвали вторую «скорую», и доктор осмотрел ее и сказал, что ей нет нужды ехать в больницу. Рейчел дала полиции номер Роба, и он прибыл чересчур быстро (наверняка превысил скорость), с Лорен и Джейкобом в машине. Роб был белым как мел. Джейкоб заулыбался и помахал пухлой ручкой с заднего сиденья. Врач «скорой» сообщил им, что Рейчел, вероятно, перенесла легкий шок и ей следует отдыхать в тепле и не стоит оставаться одной. И нужно как можно скорее показаться своему терапевту.
Это было ужасно. Роб и Лорен буквально следовали приказам, и Рейчел не могла от них избавиться, как ни пыталась. Она не могла собраться с мыслями, пока они хлопотали над ней, поднося чашки с чаем и подушки. А затем объявился этот бойкий молодой отец Джо, крайне огорченный тем, что прихожане из его паствы переезжают друг друга.
– Разве вы не должны сейчас служить мессу Страстной пятницы? – неблагодарно поинтересовалась Рейчел.
– Все под контролем, миссис Кроули, – заверил он, а затем взял за руку. – Вы ведь знаете, что это был несчастный случай, правда, миссис Кроули? Несчастные случаи происходят ежедневно. Вы не должны себя винить.
«О, милый, невинный молодой человек, – подумала она, – вы ничего не знаете о вине. Вы не представляете, на что способны ваши прихожане. Думаете, хоть кто-нибудь из нас исповедуется в наших истинных грехах? В наших ужасных грехах?»
По крайней мере священник оказался полезен в плане информации, ибо пообещал постоянно уведомлять ее о состоянии здоровья Полли и сдержал слово.
«Она еще жива, – повторяла себе Рейчел с каждой свежей порцией новостей. – Я ее не убила. Не случилось ничего непоправимого».
После ужина Лорен с Робом наконец-то забрали Джейкоба домой, и Рейчел провела ночь, снова и снова проигрывая в памяти эти мгновения.
Змей в виде рыбы. Коннор Уитби шагает на дорогу, не обращая на нее внимания. Ее нога на педали газа. Розовый искристый шлем Полли. Тормоз. Тормоз. Тормоз.
Коннор остался цел. Ни царапины не получил.
Отец Джо позвонил утром, чтобы сообщить об отсутствии дальнейших новостей, не считая того, что Полли лежит в отделении интенсивной терапии в детской больнице Уэстмид и получает наилучшее возможное лечение.
Рейчел поблагодарила его, повесила трубку и тут же схватила снова, чтобы вызвать такси до больницы.
Она понятия не имела, сможет ли увидеть кого-то из родителей Полли, да и захотят ли они видеться с ней – вероятно, нет, – но чувствовала, что обязана быть там. Она не могла просто уютно сидеть дома, как будто жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
Двойные двери отделения распахнулись, и из них вылетела Сесилия Фицпатрик, словно она была хирургом, спешащим спасти чью-то жизнь. Она стремительно двинулась по коридору мимо Рейчел, затем остановилась и огляделась по сторонам, моргая в недоумении, как просыпающийся лунатик.
Рейчел встала.
* * *
– Сесилия?
Перед ней материализовалась пожилая седая дама. Казалось, она не слишком твердо стоит на ногах, и Сесилия машинально протянула руку к ее локтю.
– Здравствуйте, Рейчел, – произнесла она, внезапно узнав даму.
Какое-то мгновение она видела только Рейчел Кроули, доброжелательного, но сдержанного и прекрасно знающего свое дело секретаря школы. Затем на нее навалилось воспоминание: Джон Пол, Джейни, четки. Она не думала об этом со времени несчастного случая.
– Понимаю, я последний человек, которого вам хотелось бы сейчас видеть, – начала Рейчел. – Но я должна была прийти.
Сесилия смутно припомнила, что Рейчел Кроули сидела за рулем машины, сбившей Полли. Она отметила этот факт между делом, но он не имел для нее особого значения. Маленький синий автомобиль был сродни стихии – цунами или лавине. Он как будто действовал сам по себе.
– Мне так жаль, – продолжала Рейчел. – Ужасно, чудовищно жаль.
Сесилия не могла в полной мере осмыслить, чтó имела в виду Рейчел. От усталости и потрясения из-за того, что сейчас сказал доктор Юэ, она слишком медленно соображала. Некогда надежные клетки ее мозга вяло разбредались, и лишь величайшим усилием ей удалось согнать их в одно место.
– Это был несчастный случай, – сообщила она с облегчением человека, вспомнившего безупречную фразу на иностранном языке.
– Да, – согласилась Рейчел. – Но…
– Полли преследовала мистера Уитби, – продолжила Сесилия, благо слова потекли легче. – Она не смотрела по сторонам. – Она прикрыла глаза и увидела, как Полли исчезла под машиной. Открыла их снова. Еще одна безупречная фраза пришла ей в голову. – Вы не должны себя винить.
Рейчел нетерпеливо помотала головой и помахала рукой, словно ее донимало насекомое. Затем она схватила Сесилию за предплечье и крепко сжала:
– Пожалуйста, скажите мне прямо. Как она? Насколько серьезны ее… ее травмы?
Сесилия уставилась на морщинистую, сухую ладонь Рейчел, вцепившуюся ей в предплечье. Перед глазами встала красивая и здоровая тонкая детская ручка Полли, и она обнаружила, что вновь уперлась в вязкую стену неприятия. Неприемлемо. Попросту недопустимо. Почему это не рука самой Сесилии? Ее обычная, непривлекательная рука с поблекшими веснушками. Если этим ублюдкам так нужна рука – они могут взять ее.
– Сказали, ей придется отнять руку, – прошептала она.
– Нет. – Пальцы Рейчел сжались сильнее.
– Я не могу. Просто не могу.
– А она знает?
– Нет.
Вся эта история была бесконечной и огромной, ее щупальца ползли, извивались и спутывались. Сесилия еще даже не начала думать о том, как сказать Полли, или даже чем на самом деле этот акт вандализма обернется для ее дочери. Ее всецело занимало собственное восприятие: что она не в силах это вынести, что это жестокое преступление против самой Сесилии. Такой оказалась цена ее чувственного, изысканного удовольствия и гордости, которые она всегда испытывала, думая о красоте и здоровье своих детей.
Ознакомительная версия.
