себе, может, вы будете так любезны и позвоните мне? – сказала она.
– Естественно, – ответил Мартин Бек. В прихожей он спросил: – Так где, вы сказали, он живет?
– На Флеминггатан. Номер тридцать четвертый. Но я этого вам не говорила.
– У вас есть ключ от этой квартиры?
– Ну что вы. Я вообще никогда там не была.
На куске картона, прикрепленном к двери, было написано черными чернилами: «Матссон». Замок был обычной конструкции, и Мартину Беку не составило абсолютно никакого труда справиться с ним. На коврике за дверью накопилась куча почты, состоящая из рекламных объявлений, открытки из Мадрида, которую подписала какая-то особа по имени Биббан, английского журнала для автомобилистов и счета за электричество на сумму двадцать восемь крон и двадцать пять эре.
Квартира была из двух комнат, кухни, прихожей и туалета. Ванная отсутствовала, но зато имелись два больших шкафа, встроенных в стену. Воздух был тяжелый и спертый.
В большей комнате, окна которой выходили на улицу, были постель, ночной столик, книжный шкаф, низкий круглый столик со столешницей из матового стекла, несколько кресел, письменный стол и два стула. На ночном столике стоял проигрыватель, а на полке под столиком было множество долгоиграющих пластинок. На конверте первой пластинки Мартин Бек прочел: «Блю Монк» [53]. Название ничего ему не говорило. На письменном столе лежала писчая бумага обычного формата, утренняя газета за 20 июля, квитанция такси на шесть крон и пятьдесят эре, датированная 18 июля, немецко-шведский словарь, увеличительное стекло и отпечатанный на ротаторе устав какого-то молодежного клуба. Кроме того, здесь были телефон, телефонный справочник и две пепельницы. В ящиках стола лежали старые номера газет, репортажные фотоснимки, квитанции, несколько писем и открыток, а также множество копий самых разнообразных рукописей.
В комнате с окнами во двор не было ничего, кроме узкого дивана с выцветшим красным покрывалом, стула и подставки для ног, выполняющей функции ночного столика. Занавески на окнах отсутствовали.
Мартин Бек открыл дверки двух встроенных шкафов. В одном лежал только мешок для грязного белья, а на полках – рубашки и нижнее белье, по большей части еще в пакетах из прачечной. В другом шкафу висели три твидовых пиджака, один темно-коричневый фланелевый костюм, три пары брюк и одно зимнее пальто. Три вешалки были пустые. На полу стояла пара крепких коричневых ботинок с резиновыми подошвами, одна пара легких черных туфель, одна пара сапог и еще одна пара сапог с высокими голенищами. На антресолях шкафа лежал большой чемодан, на антресолях другого шкафа было пусто.
Мартин Бек пошел в кухню. Он не увидел грязной посуды, но в сушилке стояла одна пол-литровая бутылка и два вымытых бокала. В кладовке было пусто, за исключением нескольких пустых винных бутылок и банок консервов. Мартин Бек вспомнил свою собственную кладовку, в которую он, очевидно, убрал все совершенно зря.
Он еще раз прошелся по квартире. Постель была застелена, пепельницы пусты, в ящиках письменного стола никаких ценностей не оказалось: ни паспорта, ни денег, ни сберегательных книжек – ничего. Все это вместе отнюдь не свидетельствовало о том, что Альф Матссон был дома с тех пор, как четырнадцать дней назад покинул квартиру и уехал в Будапешт.
Мартин Бек вышел из квартиры Матссона и несколько минут ждал на безлюдной остановке такси на Флеминггатан, но, как обычно, в обеденное время не было ни одного свободного такси, и он в конце концов уехал с Санкт-Эриксгатан на трамвае.
Уже было больше часа дня, когда он вошел в ресторан «Оловянная кружка». Все столики были заняты, а загнанные официантки вообще не обращали на него никакого внимания.
Метрдотеля нигде не было видно. Мартин Бек вышел из обеденного зала и направился в буфет в противоположном конце коридора. В углу у двери как раз вставал из-за круглого столика какой-то толстый господин в твидовом пиджаке и складывал газету. Мартин Бек тут же сел за этот столик. Здесь тоже все столики были заняты, но некоторые посетители уже расплачивались.
Он сделал заказ и спросил метрдотеля, нет ли здесь, случайно, кого-либо из трех журналистов, имена которых ему удалось узнать.
– Вон там сидит герр редактор Молин, а остальных я сегодня еще не видел. Но они наверняка придут.
Мартин Бек посмотрел на стол, на который указал взглядом метрдотель, и увидел пятерых мужчин среднего возраста, которые разговаривали и выпивали.
– А кто из этих господ редактор Молин?
– Вон тот, с усами и бородой, – сказал метрдотель и ушел.
Мартин Бек озабоченно смотрел на компанию за столом. Усы и борода были у троих.
Официантка принесла ему еду и пиво, он воспользовался возможностью и спросил у нее:
– Простите, вы не знаете, кто из этих господ напротив герр редактор Молин?
– Конечно знаю. Вот тот, с усами и бородой. – Она увидела отчаяние в его взгляде и добавила: – Тот, что у окна.
Мартин Бек ел очень медленно. Мужчина по фамилии Молин заказал еще одно пиво. Мартин Бек ждал. Заведение начало пустеть. Молин вскоре допил пиво и принялся за следующий бокал. Мартин Бек закончил есть, заказал кофе и ждал.
Наконец мужчина с усами и бородой встал со своего места у окна и направился к выходу. Когда он проходил мимо столика Мартина Бека, тот произнес:
– Герр редактор Молин?
Мужчина остановился.
– Момент, – извинился он и вышел из буфета в коридор.
Через минуту он вернулся, тяжело и сыто засопел и спросил Мартина Бека:
– Мы знакомы?
– Нет, еще нет. Но может, вы не откажетесь немного посидеть здесь и выпить со мной пива. Я бы хотел спросить вас кое о чем.
Он сам понимал, что выразился неудачно, что от его слов за километр несло полицией. Однако это подействовало. Молин сел. У него были светлые редкие волосы, зачесанные на лысину. Усы и борода светло-рыжие, ухоженные. Он выглядел лет на тридцать пять и уже начал толстеть. Редактор помахал официантке:
– Душенька! Принеси мне один особый.
Официантка кивнула и посмотрела на Мартина Бека.
– Мне тоже, – сказал он.
Оказалось, что «особый» – это пузатый бокал, намного больше кружки, из которой Мартин Бек пил за едой.
Молин сделал большой глоток и вытер усы платком.
– Ну? – спросил он. – Так о чем вы хотели поговорить со мной? О том, что у кого-то нечиста совесть?
– Об Альфе Матссоне, – ответил Мартин Бек. – Вы ведь друзья?
Это тоже прозвучало не лучшим образом, он попытался исправиться и сказал:
– Во всяком случае, коллеги?
– Да. А что с ним? Он задолжал вам деньги? – Молин бросил подозрительный и надменный
