понимал это.
– Полиция, – сказал я.
Сирена прозвучала громче.
Я сделал три шага к двери, повернулся и бросил револьвер на колени дядюшке Джорджу. Когда его неловкие пальцы вцепились в рукоятку, я вышел за дверь, прикрыл ее за собой и сбежал вниз по лестнице. Наружная дверь все еще была открыта. Я поспешно вышел на улицу и закрыл ее. Сирены больше не было слышно. Скрываясь в тени здания, я стал пробираться к темному подъезду соседнего дома и еле-еле успел юркнуть туда. Две полицейские машины влетели на улицу и резко затормозили у дверей конторы «Такси Маркони».
В кафе напротив погасли огни. Толстая официантка ушла домой.
Я не слышал выстрела. Я даже поежился при страшной мысли, что дядя Джордж, взяв себя в руки, может выстрелить в полицейских, вместо того чтобы убить себя. Выстрелить из оружия, которое я так заботливо сунул ему в руки!
Когда двери полицейской машины открылись и черные фигуры вышли на тротуар, я сделал шаг навстречу, чтобы предупредить их о том, что преследуемый ими человек вооружен. Но преданность дяди Джорджа интересам тетушки Дэб все-таки взяла верх. И я подумал, что одинокий выстрел, раздавшийся за неоновой вывеской, был самым лучшим из всего, что он когда-либо сделал для нее.
Я несколько минут выжидал в темном подъезде, и пока я стоял там, на тротуаре стала собираться толпа, привлеченная выстрелом и присутствием полицейских машин. Я смешался с толпой и через некоторое время незаметно удалился.
Я свернул за угол, прошел улицу, снова свернул, нашел телефон-автомат и сунул руку в карман за монетой. Звонки к Лоджу съели всю мою мелочь, и я с минуту тупо смотрел на трехпенсовик и два полупенса – все, что я сумел извлечь из кармана брюк. И тут я вспомнил о свертке в носке. Я развязал носок, высыпал немного мелочи на ладонь, сунул четыре монетки в щель и назвал телефонистке номер Пита.
Он ответил на второй звонок.
– Слава богу, что ты позвонил, – сказал он. – Куда ты запропастился?
– Делал тур по Суссексу.
– А где Адмирал?
– Я… мне пришлось привязать его к дереву на вересковой поляне, – сообщил я ему.
Пит начал ругаться, но я прервал его:
– Ты можешь послать за ним фургон? Пусть шофер заедет за мной в Брайтон, я буду его ждать на набережной возле главного пирса. И еще, Пит… нет ли у тебя приличной карты Суссекса?
– Карты? Какой карты? Ты что, обалдел? Ты не знаешь, где оставил Адмирала? Неужели ты действительно привязал лучшего скакуна королевства к дереву и забыл где? – В его голосе звучало отчаяние.
– Я легко найду его, если ты пришлешь карту. Не откладывай, пожалуйста. Я тебе потом все расскажу, это длинная история.
Я повесил трубку и, подумав, позвонил в кафе «Голубой утенок». Бывший батальонный старшина Томкинс подошел к телефону сам.
– Враг стерт с лица земли, – сказал я. – «Такси Маркони» завершили свою деятельность.
– Очень много людей будут вам благодарны за эту новость, – ответил сильный низкий голос, и в нем чувствовалась теплота.
Я продолжал:
– Однако операция еще не закончена. Не хотите ли взять на себя заботу об одном пленном и передать его в руки полиции?
– С удовольствием, – сказал он.
– Тогда встречайте меня у главного пирса, а потом я вас подвезу.
– Иду, – откликнулся батальонный старшина.
Мы пришли к пирсу почти одновременно. Совсем стемнело, и фонари набережной освещали призрачные серые волны прибоя.
Нам не пришлось долго ждать фургона, и, когда он прибыл, сам Пит высунул лысую голову из кабины и окликнул меня. Он, я и батальонный старшина уселись на заднее сиденье. По пути на запад я рассказал им все, что случилось с того дня, как Билл умер в мейденхедской больнице. Все, вплоть до моего последнего разговора с Лоджем. О моем визите в контору фирмы «Такси Маркони» и об истинной личности Клода Тивериджа я не сказал ни слова. Я не знал, как смотрит английский закон на подстрекательство к самоубийству, и вообще решил никому об этом не говорить.
Частично Пит уже знал эту историю, кое-что знал и Томкинс, но мне пришлось рассказать все подробности от начала и до конца, чтобы им все стало ясно.
Водителю фургона мы дали бумагу, которую я срисовал с указателей на дорожном столбе, и, сравнивая их с картой, которую привез Пит, он очень быстро доставил нас по назначению.
И Адмирал, и Корни Блейк все еще оставались привязанными к своим деревьям, и мы ввели одного и силком втащили другого в наш фургон. Адмирал страшно обрадовался, увидев нас, а чувства Блейка были довольно смешанными, особенно когда он узнал Томкинса. По-видимому, Блейк тогда и ударил Томкинса бутылкой по голове.
Я вытащил из кармана кастет и передал его старшине.
– Оружие пленного, – сказал я.
Томкинс попробовал примерить эту гадость на свою руку, а Блейк бросил на него отчаянный взгляд и скатился на пол, потерял сознание от страха.
– Если не возражаете, я хотел бы проехать мимо ипподрома, – сказал я. – Дело в том, что там осталась моя машина. Надеюсь, она цела.
Машина оказалась цела и стояла одна-одинешенька на стоянке. Я вышел на дорогу, пожал руки Томкинсу и Питу, пожелал им удачи и долго смотрел вслед удаляющимся красным огонькам лошадиного фургона, пока он не исчез во мраке.
Потом я сел в машину, включил зажигание и завел мотор. Мне не хотелось отвечать на бесконечные вопросы в брайтонском полицейском участке, поэтому я помчался в направлении Котсуолд-Хиллз.
Движимый любопытством, я сделал крюк по взморью до Портсмута, полагая, что публичная библиотека еще должна быть открыта; так оно и оказалось. Я попросил нужный том энциклопедии и нашел слова «Чичен-Итца». Первое написание этих слов на бумаге оказалось правильным.
Чичен-Итца вовсе не был императором. Это была столица. Древняя юкатанская столица майя, индейского племени, процветавшего в Центральной Америке тысячу пятьсот лет назад.
Я смотрел на это слово, пока буквы не расплылись перед глазами.
То, что произошло потом, можно объяснить реакцией на нечеловеческий страх, который я испытал под дулом дяди Джорджа, голодом и приливом смертельной усталости, а также внезапной разрядкой напряжения, не проходившего последние несколько недель. Сначала руки, а потом и все мое тело начало дрожать. Я обвил ногами ножку стола, за которым сидел, и взял в руки книгу, чтобы унять дрожь. Это продолжалось несколько минут, мне хотелось закричать, но потом приступ миновал, и я чувствовал только, что весь покрылся холодным потом.
Чичен-Итца. Я с трудом поднялся, закрыл книгу, поставил ее на полку
