Ознакомительная версия.
– Хороших утр не бывает, – уже прихрапывая, гундел Слава.
Меркулов недоумевал, почему в аэропорту их не встретил Турецкий, ведь вчера они договорились сразу же по приезде осуществить мозговой штурм и распределить обязанности, чтобы не потерять ни минуты отпущенного времени, а теперь он не знал, искать Александра в гостинице или попросить таксиста ехать на завод. Было еще совсем рано по московским меркам, но Меркулов знал, что в сибирских и северных городах рабочий день предпочитали начинать ни свет ни заря. Однажды один бизнесмен в Нижневартовске, назначая прокурору встречу, поинтересовался, не слишком ли будет поздно, если их рандеву состоится в семь. Меркулова такой час устраивал, но оказалось, что бизнесмен имел в виду не вечер, а раннее утро.
Решив, что Турецкий без уважительной причины не мог нарушить данного слова, Меркулов устроил Славу в номер, а сам отправился в правительственную комиссию, которая на днях сворачивала свое скорбное действие в Новогорске. Оказалось, что сегодня Новогорску повезло, как никогда. Сразу два высоких гостя почтили его своим присутствием. Буквально на пятнадцать минут опередив Меркулова, приземлился другой зам – начальника «Росоружия» Манченко Игорь Андреевич. Когда зам генпрокурора перешагнул порог комиссии, первый зам уже попивал кофеек с молодым человеком в синем костюме.
– Вот, приехал ознакомиться с отчетом о катастрофе, – Манченко пожал руку Константину Дмитриевичу. – Честно говоря, имею претензии к вашему прокурорскому сословию. Рад, что вы сами соизволили нас посетить в трудные минуты.
Меркулов с удовольствием отметил предельную подтянутость и свежесть Игоря Андреевича. Приятно пахнуло дорогим одеколоном, однако этот красивый, обаятельный человек не казался чистюлькой, он был одним из тех мужчин, в противоположность Малютову, на которых любая дерюжка смотрелась как королевская мантия.
– Вы по образованию военный? – поинтересовался Меркулов, невольно проникаясь симпатией к Манченко.
– Боже упаси. Хотя отчего в нашем советском менталитете так прочно укрепилось мнение о глупости военных? Как известно, дураков везде хватает. Колосов, скажем, весьма интеллигентный человек, хотя и генерал. Но я исключительно цивильный человек, даже в армии никогда не служил. Закончил МАИ. Можно сказать, работаю по специальности, – Манченко открыто, во весь рот, улыбнулся. Зубы у него были на редкость ровные и белые. – Если не считать бумажек, которые меня уже скоро похоронят под своей лавиной. У вас, наверное, то же самое. Живого общения маловато.
Меркулов согласился, он с превеликим удовольствием посидел бы с зам начальника «Росоружия» в теплой компании, но сейчас некий внутренний хронометр, запущенный на два дня, властно напоминал о себе неслышным тиканьем:
– Чего же вы, Игорь Андреевич, нами недовольны? Чем мы провинились?
– Двойственность мнений вносите, нервозность. Вот есть решение комиссии, – Манченко кинул на стол скрепленные железными скобками стопки бумаг. – Работы проведены нешуточные, денег потрачено куча. Но ваш следователь заявляет, будто верить этим выводам не стоит. Я понимаю, что выгляжу в ваших глазах как заправский ретроград советских времен. Дескать, молодой герой борется за правду, а чиновник вставляет палки в колеса, потому что ему, этому чиновнику, главное, чтобы над ним не капало и его не трогали. Так?
– Признаться, вы мне глубоко симпатичны, Игорь Андреевич, но генерация чиновников выведена на одном поле и их цели и задачи совпадают по самой натуре. Разве вам нужны лишние проблемы?
– Так, как вы, рассуждает лишь глупый чиновник. Извините, не было цели вас обидеть. – Манченко обезоруживающе улыбнулся. – Ну да, мы можем снова попытаться затереть проблему, но рано или поздно она выплывет и потопит меня лично. Вот наглядный пример – Намибия. Там тоже все было тщательно расследовано, зафиксировано, сомнений не вызывало, а теперь якобы выясняется, что есть подозрения в намеренной катастрофе. Есть, наконец, еще более серьезные поводы насторожиться. Вы меня понимаете… – Игорь Андреевич вопросительно взглянул на Меркулова, осведомляясь, имеет ли он право при постороннем человеке открывать некую ему известную тайну.
– Нет, я вас не понимаю. Вы хотите правды или покоя? – Несмотря на возникшую симпатию, Меркулову не понравилось, что зам начальника «Росоружия» хорошо осведомлен о работе следственной бригады.
– Хочу, чтобы одно не отменяло другое, – Манченко самому понравилась собственная сентенция. – Ситуация следующая: мне предстоит решить – продолжать ли работу комиссии, настоять ли на дальнейшем финансировании поисков. Неясностей много, я согласен. Надо все-таки найти последний труп члена экипажа. Есть и нерасшифрованная до конца последняя фраза летчиков. Но почему следствие до сих пор не разобралось в деле? Как это объяснить, Константин Дмитриевич? – Манченко говорил не зло, но с заметно усиливающимся давлением.
– Мы работаем. Комиссия исследует явное, то, что лежит на поверхности, а нам приходится вскрывать тайные язвы, часто вынуждены двигаться впотьмах, но я не согласен, будто мы не выяснили ничего существенного. В конце концов, именно наш следователь обратил внимание на Намибию, да и мой приезд говорит о серьезном отношении Генпрокуратуры к расследованию данного дела.
– Скажите, вы ответственно считаете, что новогорская и африканская аварии похожи?
– Стопроцентной уверенности нет, но, скорее всего, это так.
– Какие же основания имели злоумышленники?
– Это тест? Я понял, что вы в курсе не меньше меня. – Меркулову показалось, что Игорь Андреевич затеял не совсем честную игру.
– Я люблю ясность, несмотря на свое невоенное образование. По-видимому, сказывается многолетняя работа в военном ведомстве, – Манченко снова приветливо заулыбался. – Хочу слышать от вас обоснование ваших подозрений. – За эту открытость взгляда и неподдельную заинтересованность в мнении собеседника Игорь Андреевич мог купить кого угодно.
– Установлено, что в Намибию «Антей» вез металлолом, корпус без приборов и моторов. А настоящий самолет, по-видимому, попал левым путем другим владельцам. Не верите? И мне трудно поверить, но таковы факты, собранные в процессе следствия.
– А заключение комиссии и экспертов о неисправности моторов можно считать некомпетентным?
– Отчего же! Просто кто-то хорошо поработал, чтобы испортить моторы. Кроме того, вы, конечно, знаете, что не все ладно с самим грузом.
– А что не ладно?
– Ну, вот вроде бы истребители не были укомплектованы…
В самом деле, комиссия пока что грузом не занималась – работала над причинами аварии. Кроме того, после такого пожара вряд ли можно было хоть что-то утверждать окончательно и бесповоротно.
Но Манченко задумался, его серьезное лицо могло бы сейчас рекламировать какой-нибудь респектабельный журнал.
– То, что вы говорите, меня пугает. Размах коррупции, мафии. Может, просто работает ваше профессиональное воображение? Знаете, фантазии разгораются, если в их огонь подбрасывать дрова. Но простите, простите, – Игорь Андреевич замахал руками. – Мне всегда казалось, что все эти статьи о преступности, ажиотаж прессы – обычное преувеличение, гипербола для повышения тиража. А теперь вы хотите в одночасье заставить меня поверить, что преступники рядом, что крупные криминальные воротилы – не выдумка досужих журналистов? Простите, мне сложно так сразу… перестроиться. – Последнее слово вызвало ассоциации политических перипетий десятилетней давности, и Манченко снова непосредственно и громко рассмеялся.
Распрощались они с Меркуловым тепло, пообещав друг другу встретиться при случае в Москве.
Пока Меркулов изучал подробный отчет правительственной комиссии о причинах катастрофы, размышляя о том, что, несмотря на всю причесанность выводов, истинные причины трагедии остались невыясненными, Слава Грязнов ругал гнусный город с влажными простынями и дурными солянками – все эти прелести провинциальной жизни Слава уже успел испробовать на себе. Денег у Грязнова было немного, поэтому на ресторан он не решился, зато его соблазнила дешевизна бильярда. Партнера он нашел с трудом – местные жители, затурканные материальными проблемами, азартные игры не тянули. Седенький старичок ловко забивал шары, страшно обрадовавшись напарнику.
– Наконец-то, последний раз три дня назад заходили командировочные, тоже из Москвы. С ними играл. Я без бильярда не могу. С 1922 года играю, в Питере начинал.
– Ну, дед, ты даешь, хватит заливать. Столько не живут, – Грязнов выпучил глаза, поразившись странной манере игры старика. Если игроки держали кий двумя руками, регулируя прицельность удара, то дед ловко цокал по шару, церемонно перекатывая кий двумя пальцами правой руки.
– Я вот вижу только плохо, больше бью по наитию, все-таки семьдесят лет за бильярдным столом. При советской власти это не приветствовали, сидел двадцать лет, но и в лагере нашлись любители начальнички. Так что я всегда, благодаря своим рукам, в шоколаде купался. Теперь вот тоже тяжело, дорого для новогорцев это удовольствие. Я-то бесплатно играю, как почетный член. А с кем, спрашивается, играть? Никто не умеет.
Ознакомительная версия.
