— Я люблю тебя, — шепчу я. — Прощай.
Дальняя дверь гостиной ведет на темный застекленный балкон, выходящий на океан. Миссис Жилина сидит в кресле-качалке, ее трость стоит у стены позади нее. Миссис Жилина медленно качается, и по ее лицу бегают серо-голубые тени. Ее ноги укутаны пледом. На маленьком мониторе, лежащем у нее на коленях, горит красная лампочка.
— Не хотите ли чаю, Питер? — спрашивает миссис Жилина, глядя на нас с Владимиром.
— Нет, — отвечаю я, переполненный нетерпением. Если кто-то и знает ответы на оставшиеся у меня вопросы, этим человеком должна быть миссис Жилина.
— Вы уверены? Это единственное место во всем отвратительном доме, которое не давит на меня, но здесь все время холодно. А чай согрел бы вас.
— Все нормально, — говорю я. По сравнению с машиной Тенниса, на балконе жарко, как в бане.
— Тогда только одну чашечку, Владимир, — приказывает она. — И пожалуйста, закрой за собой дверь.
Он безмолвно повинуется ей; судя по ее тону, они довольно близко знакомы — я этого не ожидал.
— С Владимиром вас познакомил Андрей? — спрашиваю я.
— Нет. Я работала вместе с отцом Владимира. Это я познакомила его с Андреем. Сядьте.
На соседнем кресле-качалке лежит еще один плед, и я тщательно укутываюсь в него, стараясь не задеть поврежденную руку. Я слышу, как шелестят страницы, а потом до меня доносится голос Эмили, тихо и мелодично говорящей по-русски.
— Она читает ему Толстого, — замечает миссис Жилина, выключая монитор. — Меня уже тошнит от Толстого.
— Никогда его не читал.
— Идеалист, — пренебрежительно заявляет она. — Я нахожу религию и философию такими же скучными, как и современное искусство и архитектуру. Наши с Андреем взгляды расходятся.
— Но у вас ведь было взаимопонимание.
— Было, — соглашается она. — И наши действия привели к таким последствиям, которых мы никогда не желали. Я глубоко скорблю о вашей супруге.
— Я должен знать, что произошло, — мрачно заявляю я. — Расскажите мне о «Цайц».
— Расскажу. Хотя «Цайц» — это уже конец истории. Эмили поведала вам середину. Думаю, мы можем обратиться к началу.
— Начало мне уже известно.
— Правда? — Миссис Жилина поднимает одну бровь. — Тогда просветите меня.
— Андрей заболел, и это изменило его приоритеты, — нетерпеливо начинаю я, собирая вместе кусочки мозаики, которые мне удалось обнаружить. — Он хотел большего, хотел помогать людям, не имеющим доступа к уровню медицинского обслуживания, открытого для него. Он нашел Эмили и основал клинику, финансируя ее из собственного кармана и из пожертвований, получаемых на месте. Как-то раз, примерно год назад, Эмили сообщила Андрею о лекарстве, по слухам, найденном «Цайц». Неожиданно ему понадобилось много наличных денег — во-первых, чтобы заплатить тому, кто продал ему лекарство и все необходимые данные, а во-вторых, чтобы организовать клинические исследования этого лекарства. И Андрей начал воровать деньги у «Терндейла».
— Вы считаете Андрея вором? — От слов миссис Жилина веет ледяным холодом.
— Хорошо, пусть будет растратчик, — предлагаю я, не желая вдаваться в подробности. — На эти деньги он играл на бирже, думая, что выигрыш пустит на содержание клиники и вернет основную сумму до того, как кто-нибудь догадается о его поступке. Он ошибся с прогнозами, поэтому удвоил ставку. К тому моменту, когда он перестал играть, он проиграл миллиард долларов. Он запаниковал. Его репутация, работа Кати, компания Уильяма — все висело на волоске.
Я замолкаю, выжидая, не отреагирует ли она на упоминание имени Уильяма. Мне любопытно, что же на самом деле произошло между ними.
— Продолжайте, — говорит миссис Жилина бесцветным голосом.
— Думаю, именно на этом этапе Андрей обратился к вам. Он сознался в том, что сделал, и вместе вы придумали, как все исправить. Выход из ситуации подсказали картины из коллекции Линца. Должно быть, вы узнали, где они спрятаны, когда учились у фон Штерна. Вы договорились с Уильямом обменять коллекцию на его пакет акций, а затем либо продали акции, либо заняли под них деньги, чтобы выкупить фальшивые ценные бумаги. И проблема решена — или вы так посчитали.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «вы так посчитали»?
— Уильям владел контрольным пакетом акций. Мелкие держатели акций «Терндейл» непременно подадут коллективный иск на чудовищную сумму, чтобы выяснить, что именно Уильям выручил за свои акции, и будут настаивать на получении соответствующей компенсации. Может всплыть вся комбинация. Андрей мог бы и догадаться об этом. Ему бы следовало сначала проконсультироваться с юристом, специализирующимся на законодательстве по ценным бумагам.
— А если Уильям просто пожертвовал свои акции благотворительной организации?
Ее вопрос нарушает ход моих мыслей.
— Вы отдали картины Уильяму, — неуверенно начинаю я. — А затем поручили банку-депозитарию передать его акции этой организации, в правление которой входил Андрей — «Fondation l’Etoile»?
Миссис Жилина утвердительно кивает.
— А затем «l’Etoile» выкупила поддельные русские акции, — продолжаю я, тщательно взвешивая каждое слово. — Итак, в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть на это дело, Уильям либо получил картины как компенсацию, либо он получил миллиард долларов, оформленный как ответный дар, и на эти деньги купил картины.
— Или ни то ни другое. Возможно, Уильям просто проявил щедрость. И в таком случае, как объяснил Андрею чрезвычайно дорогой юрист, специализирующийся на законодательстве по ценным бумагам, никакой мелкий акционер не может потребовать соответствующей компенсации.
— Вы куда хитрее меня, — признаю я. — Я не юрист. Но я точно знаю, что вы слишком вольно обходитесь с правилами. Если комиссия обнаружит хотя бы половину из того, что произошло, у всех, кто в этом замешан, будут большие проблемы.
— «l’Etoile» — частная организация. Единственные директора — я и Андрей, и только нам известно, что именно произошло.
Комиссия не сможет обнаружить ничего, если только я лично не сообщу им это. Но вы ведь не об этом хотите поговорить, верно?
— Верно, — отвечаю я, решая утолить любопытство позже. — Расскажите мне о «Цайц».
Дверь на балкон открывается, и появляется Владимир с чашкой чая на блюдце. Они с миссис Жилина беседуют по-русски, а я места себе не нахожу, так мне хочется узнать, что же ей известно.
— Итак, — продолжает она, когда Владимир уходит. — Вернемся к «Цайц». Эмили не ошиблась в своих предположениях: они действительно получили копию прошения Андрея о разрешении на проведение исследования. Поняв, что Андрей обладает образцом их лекарства, они отправили Лимана, чтобы припугнуть его. Андрей должен был лечь в больницу, поэтому он зарегистрировался под вымышленным именем и исчез. В «Цайц» знали, что исследования финансирует фонд Андрея, и им также удалось выяснить, что я тоже вхожу в состав совета директоров. Однажды, когда я шла на работу, — а лил сильный дождь, — меня догнал Лиман. Он заявил, что если мы будем настаивать на проведении исследований, у нас возникнут неприятности. Я попыталась прошмыгнуть мимо него. Пока мы разговаривали, он закрыл зонт, и когда я пошла прочь, сунул мне его под ноги.
— Когда это случилось? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Двенадцатого сентября.
За четыре дня до убийства Дженны.
— И что вы сделали?
— Андрей был в больнице, а я сконцентрировалась на разработке деталей сделки с Уильямом. Время для того, чтобы ссориться с «Цайц», было неподходящим. Поэтому я аннулировала заявку на исследования.
— Вы сообщили о Лимане в полицию?
— Нет. Он был второстепенной фигурой.
— «Второстепенной фигурой»? — повторяю я, с трудом держа себя в руках. — Через несколько дней после этого случая Лиман и еще один тип по имени Франко убили мою жену.
Миссис Жилина мягко кладет ладонь на мою поврежденную руку.
— Мне очень жаль, — уверяет она. — Вы не представляете, как я скорблю.
— «Цайц» должны заплатить. — Голос у меня дрожит.
— Я уже обдумала это, — говорит она. — Я знаю, как можно навредить им.
— Что вы хотите сказать? — Такой реакции я не ожидал.
— Мы будем выпускать их лекарство, — объясняет миссис Жилина, слегка сжимая мне руку. — Мы вынудим их предоставить нам лицензию, позволяющую использовать это лекарство по всему миру и одновременно не дающую им заработать на этом ни цента.
— Но у вас нет таких возможностей, — протестую я, пытаясь высвободить руку.
— Вы ошибаетесь. — Свирепый оскал искажает ее рот. — У нас есть Лиман.
Как только она отпускает меня, я вскакиваю на ноги.
— То есть как это?
