Проклятый дождь! Из-за него так трудно рассмотреть подробности. И всё-таки, что на голом склоне горы может так сильно дымить? И тут до меня дошло. Я вскочила на ноги и буквально завизжала от горя. Я выла белугой, падала на колени и снова вскакивала и бегала по крыше, забыв о подвёрнутой ноге и других болячках. Слёзы лились рекой за Вига, Булка, Гудвин. Я царапала лицо и кусала собственные ладони. Все, кто меня окружает и любит – умирают. Мне было невыносимо от всего, что произошло со мной за эти два дня. Невыносимо горько, больно, жалко и одиноко. А затем на меня обрушилась полнейшая прострация. Не знаю точно, сколько я в ней находилась: час, два, день. В голове не было ничего, даже малюсенькой мыслюшечки. Полное отрешение от этого грешного мира, который мои чувства и мысли отказывались воспринимать наотрез. Меня замкнуло. Замкнуло по полной. Я продолжала бродить по крыше, сначала мокрой, а затем раскалённой от калифорнийского солнца, совершенно бесцельно, бессмысленно и бессистемно. Это продолжалось до тех пор, пока приехавшие пожарные не приставили к крыше лестницу. Меня отвезли в госпиталь и накачали седативными препаратами. Я закрыла глаза, но так и не уснула. А может, уснула. Всё, как в тумане – толком ничего не помню. Когда я их открыла вновь, то увидела, что палата набита полицейскими. Мне зачитали права, надели наручники и увезли в полицейский участок.
Только на третий день они добились от меня хоть что-то – я начала разговаривать.
Вошла медсестра. Когда она увидела мои открытые глаза, тут же исчезла и вернулась с доктором.
Доктор был достаточно молодым и модным. Он обладал заковыристой причёской и многочисленными татуировками на руках и шее. Док долго меня осматривал и ощупывал. Затем неожиданно расплылся в довольной улыбке:
– Слушай, парень, что я тебе скажу: можешь меня поздравить.
– С чем? – мой слабый голос был едва слышен.
– Я выиграл. Все ставили на то, что ты сдохнешь. Но произошло чудо! Ты, парень, молодец! Твоё возвращение к жизни принесло в мою копилку пять с половиной тысяч баксов. Раз так попёрло, сегодня же сделаю ставку на тотализаторе. Все считают, что выиграют доджерсы. Поставлю-ка я на «Вашингтон нэшионалс». Хороший коэффициент, чёрт подери: 6,25. Как ты считаешь?
– Я не очень разбираюсь в бейсболе.
– Ты разве не американец?
– Я геймер.
– Тогда с тобой всё ясно, парень. Геймер – это не национальность. Это – диагноз. Летальный случай.
Меня не очень волновали его восторги по поводу выигранного пари. Да и исход бейсбольной встречи был абсолютно безразличен.
– Скажите, сколько я уже здесь нахожусь?
– Слушай, парень, что я тебе скажу: ты почти три дня пролежал в коме.
– Три? Так много?
– Удивительно, что ты после всего этого ещё можешь нормально говорить. Обычно после комы народ плохо соображает и даже иногда буянит, упорно вырывая трубки и катетеры. Такой дохлый, но такой сильный! Я тебе, парень, просто поражаюсь. И радуюсь, что ты такой! – он подёргал меня за кончик носа.
– Меня скоро выпишут?
– Делать прогнозы лежащим в реанимации безнравственно. Только пари! Если ты, парень, быстро будешь поправляться, то скоро. При оптимистическом сценарии, через недельку переведём тебя в палату усиленной терапии. А затем через пару недель в отделение для выздоравливающих. Через месяц будешь дома. Лучше, конечно, парень, если бы ты наблюдался у нас месяца три – у нас отличные специалисты и самое современно оборудование. Но денег, которые за тебя заплатили, хватит только на месяц. Слушай, парень, если есть возможность проплатить ещё сотню тысяч баксов, то тогда ты выйдешь отсюда через три месяца. И выйдешь в самом лучшем виде: хоть в армию, хоть под венец.
– Почему так долго?
– Слушай, парень, вот что за вопросы? Когда тебя привезли, мы подумали, что на тебя напал дикий гризли, от которого тебя отбили охотники. Им пришлось лупить из всех стволов, чтобы завалить зверя. Но впопыхах, парень, они попали и в тебя. Причём многократно. Поэтому у тебя не только вся кожа в лохмотьях, но и огнестрелы многочисленные имеются. Я, парень, понял, что это не драка и не бандитские разборки. Если не секрет, парень, что с тобой случилось?
– Не знаю. Может, знает тот, кто меня привёз? Кто меня привёз?
– Я, парень, знаю, кто тебя привёз. Но не скажу об этом ни тебе, никому другому. Ни к чему это, парень. Он сказал, что не знает тебя. И я, парень, очень ему верю.
Да, задача. Естественно, что я помнил, где получил все свои ранения. Возможно, что к ним после того, как я потерял сознание, добавились ещё и дополнительные. Возможно. Но почему меня привёз незнакомец? Или это элемент конспирации?
– Скажите, док, полиция сюда приезжала?
– Слушай, парень, что я тебе скажу: успокойся и не вспоминай ни про какую полицию. Она тебе нужна?
– Не очень.
– Вот и забудь. Тебе, парень, сейчас нужно думать о выздоровлении – и точка. Отдыхай, парень, а я пойду. Сейчас тебе Мадлен капельницу новую впаяет, – указал он на улыбающуюся санитарку, подкатившую тележку с медицинскими прибамбасами.
– Последний вопрос.
– Надеюсь, что он последний на сегодня, а не в жизни, – засмеялся док. – Что ещё?
– За эти три дня в Лос-Анджелесе происходили значимые события?
– Ну, ты, парень, даёшь! Только глаза открыл после комы и сразу такие вопросы. Мадлен, что было в последнее время важного?
– Дайте подумать. Так-так-так. Нет, ничего особенного не произошло.
– Давай, парень, отдыхай, поправляйся, – док снова потаскал меня за нос. – Счастливчик! Ну, пока, я пошёл.
– Стойте, стойте! – возбудилась с пол-оборота Мадлен. – Точно! Было! Двадцать девятого августа на Аллее Славы заложили звезду Кирстен Данст! И это ещё не всё! Чёрт! Как я могла забыть? Кристина Агилера похудела на 45 фунтов!
Из переписки с форума «Киноманы»:
Sfrend: Я знаю! Это гангстерский боевик.
Ugly: Ни в коем случае. Что за глупость? Не знаю, что у меня за жанр, но не гангстерский боевик. Это точно. Не гангстерский, не аниме и не сплэттер.
Sfrend: Добавлю – не катастрофа, не пеплум и не вестерн. Спасибо тебе, теперь я классно плаваю в этой теме – досконально изучил все жанры мирового искусства.
Глава 1
Ева Мария Фитцджеральд
Безрезультатно, то бишь впустую, меня допрашивали целую неделю. То угрожали, то пытались залезть в душу. Но я ни в чём не
