Ознакомительная версия.
– Видите,– сказал Багдасаров,– ему незачем было кого-то просить, если, конечно, время позволяло походить самому с ружьем и собакой, хотя зимой собаке снег мешает. Чаще капканами пользуется… Но пару соболей застрелить, безусловно, мог…
– Мог,– согласилась следователь и машинально повторила: – Незачем было кого-то просить…
«И все-таки он просил»,– билась у нее в голове мысль. Она обкатывала ее со всех сторон, когда прощалась с заведующим кафедрой, когда ехала в Московскую городскую прокуратуру, чтобы получить санкцию на обыск в квартире Авдонина.
Первое, что пришло на ум: а вдруг Эдгар Евгеньевич уже успел потерять охотничий навык? Как музыкант, бросивший играть и потом снова вернувшийся к своему делу. Такое объяснение было возможно, но маловероятно. Второе: заигрывал с кедровскими лесниками. Но тогда возникал вопрос: с какой целью? И убедительного ответа Дагурова на него не находила.
Третий – самый тревожный вариант: Авдонину зачем-то нужно было, чтобы его считали плохим добытчиком…
Прокурор, выслушав доводы Ольги Арчиловны, дал санкцию на обыск. Дагурова отправилась искать дом Авдонина. Нашла быстро. Поставила в известность коменданта о предстоящем обыске: мало ли что, вдруг соседи всполошатся. Комендант помог следователю подобрать двух понятых – пожилую женщину-пенсионерку и молодого парня-слесаря.
Авдонин занимал двухкомнатную квартиру в роскошном кооперативном доме. Просторный холл, комнаты большие, раздельные. Одна служила ему, видимо, кабинетом. Стеллажи с книгами, письменный стол, диван, красочный ковер. А на стене шкура белого медведя. Было прибрано. Наверное, дело рук Аллы Петровны, матери Авдонина.
В глаза следователю сразу бросилась цветная фотография Леонеллы Велижанской. Она стояла на столе в металлической рамке. А в палехской шкатулке лежало несколько визитных карточек. На иностранных языках. Дагурова попыталась разобрать. Какой-то представитель лондонской фирмы по продаже и закупке пушнины «Ариович и Джекоб», господин из аналогичной голландской фирмы ХАБ НВ.
Тут же лежало несколько писем. Среди них Ольга Арчиловна отметила конверт с обратным адресом: «Шамаюнский район, заповедник Кедровый. Гай Ф. Л.». Было письмо и от Сократова. Дагурова решила изъять корреспонденцию Авдонина. Больше в этой комнате ничего примечательного не было.
Вторая комната, с золотистыми обоями, была обставлена очень уютно и располагала к интиму. Во весь пол красный ворсистый ковер, широкая тахта, покрытая шелковым покрывалом. Тут же журнальный столик с двумя низкими креслами под торшером.
В комнате еще стояли холодильник-бар и горка, уставленная рюмочками, бокалами и бутылками с иностранными напитками.
На баре внушительная стопка журналов с фривольными фотографиями полу– и совсем обнаженных девиц. Разглядывая снимки, слесарь-понятой многозначительно хмыкал.
Украшением авдонинского будуара служил, несомненно, комбайн: магнитофон, проигрыватель с механической подачей дисков, телевизор и приемник. Такой Дагурова видела впервые. Роскошный агрегат занимал полстены и был заставлен безделушками, явно привезенными из заграничных поездок. Зажигалки, диковинные куклы, сигаретницы, поделки из дерева и кости. Слесарь никак не мог оторваться от комбайна.
– Уйму денег стоит,– заметил он восхищенно.– «Грюндиг»…
Собственно, делать ей здесь было больше нечего: все выставлено напоказ.
«А куда Авдонин девал постельные принадлежности?» – вдруг подумала следователь. Тумбочки в комнате не было. Она подошла к тахте, попробовала приподнять тяжелый матрац.
– Помогите, пожалуйста,– попросила она понятого.
Тот охотно исполнил ее просьбу.
Действительно, одеяло, простыни и подушка прятались в специальное отделение под матрацем. Дагурова подняла их. Тут же лежали две книги и транзисторный приемник. Обыкновенный, советский «Спидола-240». Он выглядел чужаком среди иностранных вещей, украшавших комнату.
Слесарь потянулся к приемнику.
– Точь-в-точь как мой,– сказал он, словно радуясь, что бывший обитатель квартиры такой же смертный. Он машинально нажал кнопку включателя, крутнул сбоку настройку звука. Приложил приемник к уху.– Как пустой – удивленно посмотрел он на следователя.
– Что? – не поняла Дагурова.– Давайте-ка посмотрим. Разобрать можете?-спросила она слесаря.
– Запросто.
Парень быстрым зорким глазом нашел, что ему нужно,– серебряный десертный ножичек в горке с посудой. Несколько уверенных движений, и верхняя панель была снята.
– Ого! – испуганно воскликнул слесарь, глядя на следователя.– Вы только посмотрите!
– Что там?
Понятой опрокинул корпус приемника. Из него на журнальный столик потекли банкноты. Они текли и текли, расползаясь по полированному дереву. Ольге Арчиловне достаточно было мгновенного взгляда, чтобы понять: находка потрясающая. Это были доллары. В сотенных купюрах.
Добравшись до номера в гостинице, Дагурова первым делом связалась со своим начальством, Будариным. Нашла его дома: разница во времени, рабочий день там уже давно кончился. Начальник следственного отдела выслушал Ольгу Арчиловну внимательно и спросил:
– Что вы намерены делать?
– Даже не соображу! – откровенно призналась следователь.– У меня уже билет на самолет, но… Это же не шутка – валюта! А что, если это связано с гибелью Авдонина?
– Доллары не шутка. Очень серьезно! – сказал Бударин.– Так что, пока Пясецким занимаются врачи, пощупайте в Москве, куда ведут доллары…
Разговор с Будариным разрешил последние сомнения. Надо еще поработать в столице, не забывая, однако и о Кедровом.
Обжегшись один раз на том, что в самом начале она ухватилась за одну версию (убийство на почве ревности), теперь Дагурова решила действовать осмотрительнее.
Разбирая письма, изъятые в квартире Авдонина, Ольга Арчиловна вспомнила все, что успела узнать в Москве об убитом. Из всех сведений, полученных из совершенно разных источников, она старалась отобрать самые существенные.
Авдонин жил явно не по средствам. Значит, помимо зарплаты, он имел еще какие-то доходы. И внушительные. Конечно, доллары, найденные у Авдонина, могли быть добыты в результате махинаций, необязательно связанных со шкурками. Но… Когда под рукой нечестного человека возможность наживы, вряд ли он откажется от нее. И факты говорили: поездки Авдонина в Кедровый носили подозрительный характер. Взять хотя бы то, что он скрывал свои охотничьи способности.
И еще. Он даже пошел на конфликт с руководителем кафедры, но в заповедник уехал. Всеми правдами и неправдами.
Расцвет его материального благополучия падает на последние три года. То есть с тех пор, как Авдонин стал регулярно бывать в Кедровом. Более того, специально отвез туда отличного охотничьего пса, натасканного на соболя.
Теперь уж Ольга Арчиловна не сомневалась: мешок со шкурками – реальность. Был он, и Нил Осетров и Флейта не выдумали его. Возможно, что из-за этого мешка и произошло убийство. Если принять во внимание, сколько стоит несколько десятков соболей. А если еще в долларах – целое состояние!
Дагурова вспомнила: Пясецкий вытащил из мешка две шкурки. Одну зимнюю, а вторую – совсем свежую, добытую летом.
«Может быть, второй – это тот соболь, которого Авдонин сумел добыть 27 июля, в воскресенье? – мелькнула догадка у Ольги Арчиловны.– Тогда все сходится… Но кто передал Эдгару Евгеньевичу остальные шкурки, зимнего отстрела?…»
Выходит, у Авдонина был сообщник. Скорее всего тот, кто помогал ему добывать ценный мех или, может быть, передавал (доставал) шкурки, перекупленные у браконьеров. Кто же конкретно?
Флейта? Возможно. Он же и осуществил чью-то волю, выстрелив в Авдонина.
«Кто же стоит за Пясецким? – лихорадочно размышляла следователь.– Может быть, Бугор-Толстоухов? Или еще кто-нибудь из их «копны»?…»
Дагурова рассортировала корреспонденцию Авдонина на стопки: от аспиранток, явно интимные (среди них была и открытка от Велижанской, из Ялты), и письма из Кедрового. Последних всего три. Одно написал Авдонину Сократов. Милое, несколько провинциальное послание, в котором кедровский орнитолог напоминал Эдгару Евгеньевичу об обещанном магнитофоне.
От Гая было два письма. Одно коротенькое, с просьбой уточнить, какая программа вступительных экзаменов во ВГИК. Федор Лукич заботился о дочери. В этом нет ничего удивительного. Ни слова о протекции при поступлении. Значит, Гай не врал. Другое письмо – подлинное, отправленное директором заповедника в прошлом году, в конце декабря. Федор Лукич настоятельно требовал, чтобы Авдонин прилетел в Кедровый не позже 3-4 января. Одна фраза особенно заинтересовала Ольгу Арчиловну: «Нил уже взял билет. Уезжает 2 января на экзамен. Спеши».
Дагурова перечла еще раз, удивляясь, зачем надо знать Авдонину, что Осетров уезжает. Неужели у Гая не было других важных вестей для Эдгара Евгеньевича?…
Ознакомительная версия.
