Хьюго задумался:
– Напряги память. Надо вспомнить все… иначе мне придется сдать тебя фараонам.
Он медленно вынул «ругер» из кожаной кобуры. Резко взвел курок. Диктофон, висевший у него на поясе, крутился медленно, слегка вибрируя.
Углы рта Кеслера дернулись в нервной гримасе, он вздохнул:
– Вчера… Вондт что-то такое говорил о мысе Сагриш. Там у него была назначена встреча.
– С Евой Кристенсен?
Кеслер ответил не сразу. Видя, что Хьюго терпеливо ждет ответа, он пробормотал, не разжимая губ:
– Вондт так не сказал, это запрещено, но я совершенно точно знаю, что с ней. На девяносто девять процентов,
Хьюго широко улыбнулся: – Ну, вот и прекрасно… надо было мне сразу сказать… Больше ничего?
– Нет, он упомянул, что едет к мысу. Это все. Я ведь объяснил – вся информация строго разграничена.
Хьюго поднял руку без оружия в знак примирения:
– Ну ладно, ладно… А теперь поговорим о том, чем в действительности занимается госпожа Кристенсен.
Кеслер закрылся, ушел в себя, но Хьюго не обратил на это ни малейшего внимания.
– Прежде всего, что тебе известно о кассетах? Кеслер уставился на какую-то точку в лесу, между ним и Пинту.
– Выражусь яснее: ты хочешь, чтобы тебя допрашивал я или та легавая из Амстердама?
– О чем вы?
– Я задал вопрос!
– Не знаю, о чем вы.
– Не держи меня за идиота. Я в курсе истории с ужастиками, так что колись. В чем была твоя роль?
Кеслер опустил голову:
– Я уже говорил вам, что занимался только Амстердамом. И только вопросами безопасности.
Хьюго знал, что Кеслер врет и что-то скрывает, но не представлял, как лучше надавить на него.
Вдруг он вспомнил одну деталь из рассказа Алисы о ее жизни в амстердамском доме.
– Ты видел ту кассету?
– Какую?
– Которую Алиса стащила у родителей.
– Не понимаю.
– Я тебе не верю. Алиса рассказывала, что ты часто куда-то возил кассеты из дома в Амстердаме и что-то привозил обратно. Коробки, полные видеокассет… Туда, обратно… Слушай, даю тебе десять секунд на размышление, потом стреляю в колено, и ты вернешься к этому разговору на больничной койке, причем беседовать придется с полицией всего континента…
Кеслер внимательно посмотрел на Хьюго и Пинту, опустил голову:
– Ладно… я вам все скажу, но за это вы меня отпустите.
– Нет, этого я сделать не смогу. Придется спросить разрешения «у девчонки из полиции». В твоих интересах не тянуть волынку, чем раньше ты заговоришь, тем скорее сможешь уйти.
Он удивлялся своей способности громоздить одну ложь на другую.
– Прежде всего, в двух словах, твое настоящее имя, сколько лет, чем занимался…
– Ладно… Мне сорок четыре года, я родился в Нидерландах, но почти всю жизнь прожил в Южной Африке… Я… что вы хотите узнать?
– Кто ты на самом деле. Я люблю знать, с кем договариваюсь о серьезных вещах. Что ты делал в Южной Африке?
– Я… Работал в армейских разведподразделениях, потом в полиции.
Ах вот как? Хьюго прекрасно представлял себе, какого рода работу мог выполнять Кеслер в Соуэто или в лесах Трансвааля.
– А что заставило тебя работать на частных лиц здесь, в Европе?
– У меня были проблемы…
– Какие именно?
Кеслер переступил с ноги на ногу:
– Какие бывают у полицейских.
Он явно не хотел распространяться на эту тему.
– Проехали… Вернемся к делу. Как ты поступил на службу к Кристенсен?
– Когда мне пришлось уехать из Африки, я сбежал в Испанию, потом в Голландию, а там познакомился сначала с Вондтом, а потом с Вильхей-мом Брюннером. Он меня и нанял.
Хорошо. Теперь Хьюго яснее представлял себе психологию собеседника.
– Твои функции?
– Безопасность дома в Амстердаме и…
– Это ты мне уже говорил. Меня интересуют кассеты. Чем ты занимался во всей этой истории с кассетами?
– Так… В мои функции по обеспечению безопасности входило наблюдение за тем, чтобы с «особой» продукцией мадам Кристенсен все шло гладко.
– Что это значит?
– Главное, чтобы Маркенс хорошо делал свое дело.
– О чем ты? Кеслер колебался.
– Повторяю: объясни толком! Кеслер выдохнул:
– Чтобы все тела исчезали…
Хьюго смотрел на него, все еще не понимая:
– Тела?
Растерянное молчание.
– Я буду отрицать, что говорил с вами об этом, понятно?
– Я просто хочу все выяснить, а потом делай что хочешь.
– Ладно… Маркенс и еще несколько человек занимались уборкой тел… после съемок фильмов. Это я нанял Маркенса и еще двух или трех ребят, они занимались безопасностью студии, а потом все подчищали.
Хьюго смотрел на стоявшего перед ним человека и никак не реагировал. Происходящее казалось ему сценой из скверного кино.
– Позволь уточнить. Ты мне говоришь, что Ева Кристенсен регулярно снимала такие фильмы, а ты руководил командой, которая убирала тела, я правильно понял?
Лицо Кеслера исказила непонятная гримаса. Он молча кивнул.
«Ублюдок», – подумал Хьюго. Так и есть, в конце двадцатого века на свет появился гибрид голливудского менеджмента и администрации нацистских концлагерей смерти. Его это даже не удивляет, отметил он про себя, чувствуя горечь во рту и резь в желудке.
Теперь надо идти до конца, как в той маленькой боснийской деревушке, когда он спустился в подвал.
– Сколько было фильмов, хотя бы приблизительно?
Очень длинная пауза, нарушаемая шумом ветра и шелестом ветвей. Человечный и одновременно трагичный контрапункт.
– Точно не знаю, все-таки это была не совсем моя епархия…
«Не совсем, – повторил про себя Хьюго. – Нет, конечно, каждый из вас отвечал за один маленький винтик машины. Техника разделения ответственности, восходящая к Эйхману, но в современной версии».
– Сколько?
Вопрос прозвучал как выстрел.
– Не знаю… Один или два в месяц…
– И в течение какого времени?
– В таком темпе – примерно года полтора… О боже!
– Сколько трупов в фильме, в среднем? Хьюго казалось, что звук его голоса идет из колбы с жидким гелием.
–Что?
– Сколько мертвых тел вы убирали после каждой съемки?
Жидкий гелий вот-вот растечется…
– Сколько?
– Три, четыре, пять – точно не знаю… Примерно…
Хьюго быстро подсчитал в уме. Небольшой рекорд, совершенно невероятный.
– Как это происходило? Как вы находили девушек?
– Не знаю. За это отвечали другие люди.
– Кто?
– Насколько я знаю, Сорван. И какой-то врач. Куча народу, у них была целая команда. Съемки проводили в Голландии…
– Где именно?
– Не знаю… Все было…
– Разграничено, да, я понял.
Хьюго запоминал сведения, как живой компьютер.
Судя по всему, Пинту кое-что понимал по-голландски: его жизнерадостное лицо изменилось – бледный, с заострившимися чертами лица и сжатыми губами, он рассматривал Кеслера с видом человека, заметившего ядовитого паука, которого следует как можно скорее раздавить.
Хьюго ощущал, как в нем постепенно нарастает какое-то новое чувство.
Он остановил запись.
Презрительным жестом бросил к ногам человека с серыми глазами пару наручников.
Пинту сразу понял, что происходит, и спокойно навел ружье на Кеслера.
– Приходится констатировать изменение ситуации, так что наденьте наручники.
Кеслер переводил взгляд с одного на другого, взвешивая шансы на побег.
Близки к нулю, да еще с бандой старых дружков и полицейских со всей Португалии на хвосте – это понятно сразу.
Он просто спросил:
– Что значит «изменение ситуации»?
– Надень наручники, я должен подумать. Хьюго навел на него «ругер». Следует быть предельно осторожным.
По другую сторону от машины Пинту превосходно играл свою роль, целясь Кеслеру в щеку.
Тот медленно нагнулся и поднял блестящие наручники.
Когда его руки оказались скованными за спиной, Хьюго открыл багажник.
Кеслер холодно посмотрел на поднимающуюся металлическую крышку и сплюнул на землю:
– Играешь не по правилам, парень.
– Согласен. Но я вынужден так поступать… Перед тем как захлопнуть багажник, Хьюго на мгновение задержал на нем взгляд на Кеслере;
– Я пытаюсь разрешить твою ситуацию наилучшим образом. Поверь, это не так-то просто.
Он хотел сказать, что мог бы сразу сдать его полиции без малейших угрызений совести, а может, и по-ирландски, с пулей в колене.
Немного недоезжая Фару, возле пляжа, он нашел телефонную будку. Набрал привычную последовательность цифр, подождал, пока Анита не ответила.
– Привет. Хьюго. Так, Кеслер сообщил мне весьма занятную информацию. Вы записываете?
Он не стал дожидаться ответа.
– У Вондта, того типа, который руководил похищением Алисы в Португалии, вчера вечером было свидание на мысе Сагриш. Что вы об этом думаете?
