— А ее ты любил?
— Идем же! — раздраженно позвал он.
— Никуда не пойду, пока не скажешь!
— Замечательно. Оставайся. — Каменев отпустил ее и сделал шаг, потом обернулся. По ее щекам все еще текли слезы, выглядела она жалко. Сердце его сжалось. Не от жалости к ней. Он подумал, что нелегкая принесла ее именно сегодня, в такую суетную ночь из спокойного Амстердама, где она оставила замечательного парня. И принесла эта нелегкая ее именно в то место, где она опять, сама того, может быть, и не желая, может создать ему самые большие проблемы. Ну почему судьба все связывает и связывает их дурацкими обстоятельствами, почему они не могут расстаться раз и навсегда? Да и вообще, зачем они встретились?
— Я любил Леру, — ответил он, — теперь мы можем идти.
— Но ее уже нет. Значит, мы можем жить дальше, правда?
— Нет, неправда. — Он снова взял ее за руку и потянул за собой. Она нехотя подчинилась.
— Ты действительно хочешь расстаться?
Он промолчал, сосредоточив все свое внимание на скользкой поверхности под ногами. Шутка ли, идти по мокрой крыше шестиэтажного дома!
— Но я люблю тебя.
— Чушь собачья! — Он приостановился и мельком взглянул на нее. Скорее всего она говорила правду или, по крайней мере, так думала.
— Перестань, пожалуйста! — Он снова пошел вперед. — Я для тебя всегда был лишь ходячей мебелью. Игрушкой. А теперь ты, как ребенок, не хочешь никому отдавать игрушку.
— Это не так! — Марина снова попыталась упираться, но он приложил силу и потянул за собой, заставив ее идти.
— Мокрая крыша не лучшее место для серьезных разговоров. Давай сначала спустимся вниз.
— Ты обещаешь… что мы поговорим…
Он молча вцепился в ограждения, возблагодарив небеса за то, что люк в последний подъезд тоже открыт, и шагнул в темноту чердака.
* * *
Они спустились по лестнице, вышли на улицу и, не оглядываясь, вошли под темные своды арки. Егор успел заметить, что у подъезда топтались два типа. При их появлении они замерли, приняв непринужденный вид. Из этого Каменев сделал вывод, что караулили они именно его. Или, на худой конец, Гришу. Но если бы он попался им под руку, тут же бы был расстрелян. Значит, машину и Леру придется оставить у подъезда до того момента, пока он не выполнит ее последнее поручение. До того момента, когда… Что будет тогда, когда произойдет то, о чем его просила Лера, он не знал, поэтому предпочел не задумываться. Вполне возможно, что с Лерой они встретятся гораздо раньше, чем он может предположить, может быть, уже утром. Егор решительно схватил жену за локоть и повел вдоль дома. Дальнейший путь не представлял никакой опасности. Они вышли из арки, быстро дошли до Зубовского бульвара. Егор принялся голосовать.
— Куда мы едем? — поинтересовалась Марина.
— В «Прагу» на презентацию. Отвезу тебя к отцу.
— Я хочу к маме, домой.
— Тогда поезжай одна.
— Нет, ты меня отвези! — захныкала она. — Ты мне пока муж!
Он схватил ее за плечи и сильно встряхнул, заставив замолчать, потом проговорил холодно и спокойно:
— У меня сегодня много дел. Мне некогда, пойми, наконец! Я еду в «Прагу». Я должен встретиться с твоим отцом.
— Тогда я с тобой, — пролепетала она.
Он знал, что в такой ситуации нужно соглашаться. На споры у него не оставалось времени.
Возле них остановилась какая-то зеленоватая колымага. Одна из первых моделей «Жигулей», потрепанная и грязная. Егор открыл дверь, посадил жену, потом сел рядом.
— Куда? — спросил водитель, не оборачиваясь.
— В «Прагу».
Марина посмотрела на него круглыми глазами:
— Господи! В таком виде на презентацию!
— Я предупреждал, — сухо изрек Егор, — к тому же там все уже достаточно пьяны. Никто ничего не скажет.
— Ну если так… — быстро согласилась она. — Только мне кажется, что швейцар не пустит нас на порог. Особенно тебя — у тебя рубашка в крови. Точно не пустит. Вот увидишь.
* * *
— Так! — Игнатов пронзил взглядом по очереди сначала Жучка, потом Коляна.
Жучок опустил голову, Колян тут же вытащил из кармана уже знакомую золотую коробочку и протянул ее шефу.
— Черт, Колян! — улыбнулся тот. — Ты, как всегда, на стреме!
Он взял коробочку и снова посмотрел на подчиненных, хмуро и безрадостно. По сравнению с широкоплечим и мускулистым Коляном Игнатов казался тощим и чересчур изящным, хотя у него было прекрасное телосложение. Просто Колян уродился громилой, тупым и огромным, и ничего с этим не поделаешь. Поэтому Игнатов предпочитал общество хилого Жучка, на фоне которого его самого можно было принять за Атланта. Сравнивать Жучка и Коляна смысла не имело. Игнатов отвернулся от них и сел за стол.
— Ребята ждут, — пробубнил Колян, перетаптываясь с ноги на ногу.
«Как бойцовый слон», — с неприязнью подумал Игнатов.
— Нужно отоспаться, — предложил Жучок, — а то буду не в форме.
— Чо уже отсыпаться-то! Час ночи! — возразил Колян.
— На том свете отоспимся, — подытожил Игнатов. — Не расходиться. Пусть дрыхнут здесь. Сколько их?
— Десять, — вяло отрапортовал Колян, — и нас трое.
— Тринадцать стволов… — задумчиво проговорил Жучок, — а их сколько будет?
— Без понятия, — отмахнулся Игнатов.
— Что ж, твой Скорпион так и не сказал ничего?
Игнатов вздрогнул, посмотрел на Жучка и заорал:
— Достал ты меня, понял! Не звонил он еще. Я жду звонка!
— Ну-ну, — невозмутимо хмыкнул тот и перевел взгляд на побледневшего Коляна. — Что, боишься?
Колян постарался принять непринужденный вид, неуклюже выставив вперед правую ногу, и начал тихонько насвистывать, рассматривая паркет на полу.
— Детский сад! — сокрушенно проговорил Игнатов и открыл коробочку с кокаином.
В этот момент зазвонил телефон. Все замерли на мгновение. Первым пришел в себя Игнатов, он схватил со стола мобильный и ответил с придыханием:
— Алло!
Потом он слушал минуты две. За это короткое время на лице его отобразилась целая гамма чувств — от животной злобы до вполне человеческого удивления.
— Да?! Ну, я не готов к такому повороту! И нельзя перенести? Черт! Ладно, я буду. Посмотрим, во что это выльется. — Он выключил мобильный и ошарашенно оглядел подчиненных.
Те напряженно смотрели на него.
— Значит, так, — не без усилий проговорил Игнатов, все еще думая о чем-то своем, — проблема с Бодровым решена. В том смысле, что его больше нет на этом свете.
— Ну вот… — разочарованно прогудел Колян.
— Может, дослушаешь?! — раздраженно перебил его Игнатов и, откинув со лба прядь черных волос, продолжил уже спокойно, по-деловому: — Скорпион предлагает не переносить встречу, а, так сказать, провести ее по горячим следам. Климов и Семин сейчас в панике. Дело у них рушится, можно выторговать для себя выгодные условия. Если это произойдет, мы будем несокрушимы.
— С чего это он взял, что они пойдут на слияние с нами да еще прямо с завтрашнего утра? — поинтересовался Жучок.
— А куда они, на хрен, денутся! Во-первых, они лишились «крыши». Во-вторых, эти чистоплюи даже не знают, куда сбывать товар, да и как сбывать — тоже. Этим занимался Бодров. Мы сможем его заменить, а потом посмотрим, что делать с оставшимися. То есть так или иначе мы возьмем контроль в свои руки. Так что завтра мы едем на стрелку, но едем, подчеркиваю, до-го-ва-ри-вать-ся! — Тут Игнатов выразительно посмотрел на приунывшего Коляна.
— А я ничего… — пожал тот плечами.
— Вот и славно. — Игнатов закинул голову и посмотрел в потолок. — Если только все выгорит… — мечтательно промурлыкал он и улыбнулся. — А молодец все-таки Скорпион. Работает как часы. Сказал — сделал.
* * *
Вопреки Марининым прогнозам, на порог «Праги» их все-таки пустили, только попросили обождать, пока об их появлении доложат Семину.
— Мы респектабельно выглядим, — заметил Егор.
Жена медленно повернула к нему голову и посмотрела так, как не смотрела никогда в жизни. Даже в третьем классе, когда они сидели за одной партой и она проявляла к нему большее снисхождение, чем в браке. Даже в ту пору в ее взгляде не было столько неподдельной нежности и какого-то неясного испуга.
— В чем дело, дорогая? — опешил Каменев.
Она опустила глаза и тихо спросила:
— На самом деле ты не считаешь меня дорогой?
Она опять захныкала.
— Эй, — взяв жену за подбородок, он поднял ее голову, — ты всегда была слишком деловой женщиной, а я полным неудачником. У нас все роли давно распределены. К чему тебе моя любовь?
— Не знаю… — она неожиданно всхлипнула. — Нужна. Теперь нужна! Ты так изменился, ты стал таким…
— Хотелось бы знать, что это такое — страх одиночества или уязвленное самолюбие? Я думаю, последнее. Ты не можешь смириться с тем, что я кого-то полюбил. Но, дорогая, это жестоко — требовать от меня любви к себе. Вспомни наши отношения.